Приложение № 2. Древний Рим
1. Период республики
1.1. Ранняя республика (509-202)
(№ 2073). «[Как говорит Дионисий], (1) я упомяну еще один касающийся граждан случай, достойный восхваления со стороны всех людей, из которого эллинам станет ясно, сколь велика была тогда в Риме ненависть к пороку и суровость в отношении тех, кто нарушает всеобщие законы человеческой природы. (2) Гай Леторий, по прозвищу Мерг, человек из славного рода и не трус в военных делах, назначенный трибуном одного из легионов во время Самнитской войны, уговаривал, до определенного [с.208] времени, некоего юношу, выделявшегося внешностью среди прочих живших с ним одной палатке, добровольно уступить ему юный цвет своего тела. Но поскольку ни дарами, ни другими услугами юношу не удавалось соблазнить, Леторий, будучи не в состоянии сдерживать свою страсть, решился применить силу. (3) Когда же бесчинство этого человека стало известно всем в лагере, плебейские трибуны, сочтя, что такое преступление касается всего общества, выдвигают против него обвинение от лица государства. И народ всеми голосами осудил Летория, а наказанием по суду назначил смерть, не желая, чтобы находящиеся у власти подвергали ужасным и противоречащим мужской природе оскорблениям людей свободных и воюющих в защиту свободы остальных граждан». (Дионисий Галикарнасский. Римские древности XVI 4 (8), пер. А.М.Сморчкова [Дионисий 2005, т.3, с.207-208])
(№ 2074). «5 (9) А еще удивительнее этого они поступили немного раньше, хотя дурное обращение имело место в отношении раба. А именно, сын Публия, одного из тех военных трибунов, что сдали армию самнитам и прошли под ярмом, оставленный в крайней бедности, был вынужден взять в долг на погребение отца, рассчитывая получить помощь от родственников. Но, обманувшись в этой надежде, был отдан в уплату за долги, когда истек срок. А был он совершенно юн и миловиден. (2) Он терпеливо исполнял все прочие обязанности, которые обычай установил для рабов в отношении господ, но, принуждаемый уступить юный цвет своего тела, стал возмущаться и всячески сопротивляться. Получив за это много ударов плетьми, он выбежал на Форум и, став на каком-то высоком месте, где рассчитывал обрести много свидетелей дурного с ним обращения, рассказал о разнузданности ростовщика и показал шрамы от плетей. (3) Когда же народ возмутился и признал дело заслуживающим общественного осуждения, а плебейские трибуны предъявили обвинение на суде, ростовщик был приговорен к смерти. И вследствие этого случая все римляне, порабощенные за долги, получили обратно прежнюю свободу благодаря утвержденному тогда закону [Петелия-Папирия]». (Дионисий Галикарнасский. Римские древности XVI 5 (9), пер. А.М.Сморчкова [Дионисий 2005, т.3, с.208])
(№ 2075). «[326 г.] Поводом к изменению законодательства послужило соединение в одном ростовщике распутности с исключительной жестокостью; (2) звали его Луций Папирий. Когда Гай Публилий отдал ему себя в рабство за отцовские долги, то молодость юноши и его красота вызвали в хозяине не сострадание, а похоть и желание обесчестить юношу. (3) Он счел его юность пришедшейся кстати доплатой к долгу и поначалу попытался соблазнить юношу непристойными речами, а потом, видя его презрение к непотребству и глухоту ко всем уговорам, стал угрожать, запугивать, всякий раз поминая о его жалкой доле; (4) наконец поняв, что юноша не столько помнит о теперешней своей участи, сколько о том, что он свободнорожденный, ростовщик приказал раздеть его и высечь. (5) Когда исполосованный розгами юноша вырвался на улицу, обвиняя ростовщика в распутстве и жестокости, на форуме (6) собралась огромная толпа народа … (8) …консулы получили приказ вынести на народное собрание закон, разрешающий держать в колодках или оковах вплоть до уплаты долга только тех, кто заслужил наказание за причиненный ущерб (9), а за взятые в долг деньги отвечает имущество должника, но не его тело». (Ливий VIII 28, пер. Н.В.Брагинской [Ливий 1989-93, т.1, с.392]) То же: (Эпитома кн.8 Тита Ливия [Ливий 1989-93, т.1, с.560])
У Валерия Максима (VI 1, 9) – Ветурий, сын консула.
(№ 2076). «[Около
(№ 2077). Из речи Виррия в сенате Капуи [211 г.]: «Я не увижу родной город в огне и развалинах; не увижу, как [римляне] поволокут насиловать наших матерей, девушек и благородных отроков». (Тит Ливий XXVI 13, 15, пер. М.Е.Сергеенко [Ливий 1989-93, т.2, с.239])
(№ 2078). Из речи локрийских послов в римском сенате [204 г.]. «…сейчас всех ваших центурионов и солдат он сделал Племиниями – так ему хочется всех без различия видеть бесстыдными и бессовестными: (15) все тащат, воруют, бьют, наносят раны, убивают, бесчестят женщин, девушек, благородных отроков, вырывая их из родительских объятий». (Тит Ливий XXIX 17, 14-15, пер. М.Е.Сергеенко [Ливий 1989-93, т.2, с.382])
Spuria (Подложное)
Тексты, представляющие собой позднейшие модернизации:
(№ 2079). «…в это время [579-534 гг.] римлянами управлял Тарквиний по прозванию Супербус [Гордый]; он первый изгнал некоторых римлян, растлевал мальчиков и оскоплял граждан, даже растлевал дев и выдавал их замуж». (Феофил. К Автолику III 27, пер. П.Преображенского [Апологеты 1999, с.189])
(№ 2080). Вымышленная речь Вергиния [450 г.]: «Не мне одному досталась дочь, отличающаяся красотой средь других, которую Аппий открыто пытался обесчестить и опозорить, но и многие из вас имеют либо дочерей, либо жен, либо миловидных юных отроков. И что помешает им испытать то же самое со стороны какого-нибудь другого из десяти тиранов или самого Аппия?» (Дионисий Галикарнасский. Римские древности XI 41, 4, пер. В.Н.Токмакова [Дионисий 2005, т.3, с.152])
(№ 2081). Вымышленная речь Фабриция к Пирру [279 г.]: «Когда даже родившиеся при власти царей и тиранов, если только благородны, жадно стремятся к свободе и считают все блага ниже ее, так неужели те, кто жил в государстве свободном и научившемся править другими, спокойно перенесут перемену от лучшего к худшему, согласившись стать из свободных рабами лишь для того, чтобы ежедневно устраивать пышные застолья, всегда иметь при себе множество слуг и неограниченно получать удовольствия от красивых женщин и мальчиков, как будто в этом состоит человеческое счастье, а не в доблести?» (Дионисий Галикарнасский. Римские древности XIX 18, 4, пер. А.М.Сморчкова [Дионисий 2005, т.3, с.226])
1.2. Период зрелой республики (202-90)
(№ 2082). «П[ублию] Африканскому и другим прославленным в то время мужам был свойственен дедовский обычай: вплоть до самого преклонного возраста брить щеки и бороду. … (3) Мы узнали, что и другие знаменитые в ту пору мужи брили бороду» (Геллий III 4 [Геллий 1993, с.18-19])
Плавт
(переводы А.Артюшкова)
«Леонид
Развратник, щеголь завитой! Кто этому поверит?
Тебя ли бить? Да для тебя быть битым хлеб насущный.
[Quisnam istuc adcredat tibi,
cinaede calamistrate?
Tun verberes, qui pro cibo habeas te
verbarari?]
(№ 2083). (Плавт. Ослы 627-628 [Плавт 1997, т.1, с.58])
«Либан - Аргириппу
Вот так-то гордые гнут горб! Ну, стань покрепче.
Стой, как когда-то делывал ты мальчиком. Чай знаешь?
Вот так. Хвалю. Коня умней на свете не бывало».
[Sic istuc solent superbi subdomari,
Asta igitur, ut consuetus es puer
olim. Scin ut dicam?
(№ 2084). (Плавт. Ослы 703 [Плавт 1997, т.1, с.63])
«Пиргополиник
А он как? Малый плотный?
Палестрион
Отвяжись совсем!
К кобылам жеребцом бы припускать тебя:
Ни бабы не пропустишь, ни мужчины ты!»
(№ 2085). (Плавт. Хвастливый воин 1111-1113 [Плавт 1997, т.1, с.152])
«Дордал
Ой-ой-ой! Прямо в зад как хватил!
Пегний
Не беда!
Уж его издавна разбивали не раз».
(№ 2086). (Плавт. Перс 847-848 [Плавт 1997, т.1, с.431])
«Эвклион
Дай, что сзади.
Стробил
Ты, я вижу, любишь сзади действовать.
Эвклион
Дай вот это, брось увертки! Вовсе не шучу теперь!
(№ 2087). (Плавт. Клад 637-638 [Плавт 1997, т.1, с.470])
«Симон
Малый! Проведи его вот по дому и комнатам.
Я бы сам провел, но дело у меня на форуме.
Феопропид
Нет, не надо, не хочу я, чтобы провели меня.
Лучше заблужусь, чем станет кто-нибудь водить.
(№ 2088). (Плавт. Привидение 844-847 [Плавт 1997, т.2, с.60])
«Палинур
Нет препятствия,
Никто не запрещает, если деньги есть,
Купить, что на продажу выставляется:
Не делай по владеньям огороженной
Тропы, не тронь вдовы, замужней, девушки
И мальчиков свободных. В остальном – люби».
(№ 2089). (Плавт. Куркулион 33-38 [Плавт 1997, т.2, с.165])
«Баллион
Отжил век любовник, раз он умоляет сводника.
Приходи с посеребренной жалобой ко мне, я рад,
А заплачешь ты, что денег нет, так это жалоба
Мачехе.
Псевдол
Ты, значит, вышел замуж за отца его?
Баллион
Боже упаси!»
(№ 2090). (Плавт. Псевдол 310-314 [Плавт 1997, т.2, с.235])
«Мальчик
…С тех пор как я рабом тут, сколько горестей
Хлебнул больших и малых! И любовника
Пойди найди, который бы любил тебя,
Который бы получше содержал тебя!
…
А если не пошлю подарок своднику,
То завтра отваляют – и вовсю – меня.
Ох, я на это дело вовсе мал еще!»
(№ 2091). (Плавт. Псевдол 771-774, 781-783 [Плавт 1997, т.2, с.266])
«Баллион
Что еще спросить хотел?
А как шел в ночную стражу воин, с ним ты тоже шел?
Точно приходился впору меч его ножнам твоим?
…
Гарпаг
Господину? Что ты бредешь? Это все как есть мое,
На свои купил я деньги.
Баллион
Заработал передом.
(№ 2092). (Плавт. Псевдол 1179-1181, 1188-1189 [Плавт 1997, т.2, с.292])
«Гегион
Хорошо. Готов теперь я.
Эргасил
С детства приучен к тому.
(№ 2093). (Плавт. Пленники 867 [Плавт 1997, т.2, с.350])
«Меркурий
Вот я тебе
Изнасилую твой скверный язычишко.
Сосия
Нет, нельзя:
Целомудренно и чисто он блюдется.
(№ 2094). (Плавт. Амфитрион 347-349 [Плавт 1997, т.2, с.456])
«Менехм
На стенах изображенье видел, где орел унес
Ганимеда или же Адониса Венера?
Пеникул
Да,
Очень часто, только мне-то что до них?
(№ 2095). (Плавт. Два Менехма 143-145 [Плавт 1997, т.3, с.13])
«Олимпион
Как угодил тебе! Чего ты так хотел,
То именно и предоставил я тебе, (450)
И та, кого ты любишь от жены тайком,
С тобою будет нынче же.
Лисидам
Молчи! Клянусь,
Едва держусь, чтоб не расцеловать тебя!
Моя ты радость!
Халин
Что? Расцеловать? Как так?
Твоя он радость? Да клянусь, сдается мне,
Проткнуть ему он хочет мочевой пузырь!
Олимпион
Меня теперь ты любишь?
Лисидам
Да, не менее,
Ей-ей, чем самого себя. Дозволишь ли
Обнять тебя?
Халин
Вот как? Обнять?
Олимпион
Пожалуйста.
Лисидам
Тебя касаясь, я как будто мед лижу!
Олимпион
Любовник! Прочь, подальше от спины моей!
Халин
Так вот за что он сделал управителем (460)
Его! Да и меня, когда однажды я
Вел из гостей его домой, хотел было
Дворецким сделать!
Олимпион
Посмотри, как нынче я
Заботился тебе об удовольствиях!
Халин
Они свои сегодня ноги спутают.
Охоч до бородатых, видно, наш старик.
Лисидам
Касину как сегодня расцелую я!
Себе доставлю радость от жены тайком».
(№ 2096). (Плавт. Касина 449-468 [Плавт 1997, т.3, с.108-109])
«Миррина
Нас приняли мило. На улицу выйдем
И игры на свадьбе посмотрим. Вовеки
Я так никогда до сих пор не смеялась
И впредь никогда не придется смеяться.
Пардалиска
Новобрачного Халина с молодым бы видеть мужем! (860)
…
Олимпион
Но куда мне бежать? Где я спрячусь теперь? (873)
…
Новобрачную в дом приведя, я отвел (881)
Прямо в спальню ее, не замедлив.
Мрак, однако, был там, как в колодце. Пока
Старика нет, «ложись!» говорю я.
И ее я кладу мягко так, ласково,
Упредить старика я желаю.
Но все медленно так ***
Все смотрю, чтоб старик ***
И сперва дать прошу поцелуй ***
Как призыв для любви ***
Руку мне отвела
И себя целовать
Мне никак не дает.
И тем больше спешу и тем больше хочу
На Касину накинуться *** (890)
И работы лишить старика: на запор
Дверь, меня чтобы он не застигнул!
Клеострата
Ну, теперь подойди.
Пардалиска
А скажи, где твоя
Новобрачная?
Олимпион
Вот и пропал я!
Все открыто!
Пардалиска
А ну, по порядку скажи,
Что там в доме? Как дело с Касиной?
Достаточно ль послушна?
…
Олимпион
…Ищу я у нее меча, хватаю рукоятку.
Пожалуй, это не был меч, он был бы холоднее. (910)
Пардалиска
Скажи!
Олимпион
Да стыдно.
Пардалиска
Редька?
Олимпион
Нет.
Пардалиска
Ну, огурец?
Олимпион
Да нет же.
То был совсем не овощ. Что бы ни было,
Затронуто то непогодой не было,
Но было велико оно.
…
Олимпион
Прошу я поцелуя: исколола
Мне губы бородою, как щетиною.
Тотчас стал я на колени: в грудь ногами бьет меня. (930)
С ложа – навзничь я. Вскочила и в лицо ударила.
Из дому спасаюсь бегством вот в каком наряде я!
Пусть старик из той же чаши выпьет, из какой я пил.
…
Лисидам
Что за скандал? Я горю со стыда!
Как быть? Не знаю, что делать! Беда!
Как показаться жене на глаза?
Вышел наружу как есть весь позор! (940)
Где ни хватиться, везде я пропал,
Схвачен с поличным за горло. И как!
Перед женой оправдаться нельзя.
Да и плаща я, бедняга, лишен.
***
***
***
***
Я решил: в дом – к жене.
Перед ней спину я наклоню за вину. (950)
Но тогда за меня кто мой долг выполнит?
…
Халин
Эй ты, постой-ка, любовник! (960)
Лисидам
Гибель моя! Отзывают назад!
Будто не слышу, уйду-ка.
Халин
Где же ты, поклонник нравов тонких и изнеженных?
Хочешь поиграть со мною? Так удобный случай есть.
Возвращайся в спальню. Тут твой и конец! Ну, подойди!
Я посредника меж нами выберу хорошего.
Лисидам
Я пропал! Молодчик палкой ляжки пообчистит мне!
Вот сюда мне путь! Там ляжкам перелом грозит моим.
…
Халин
Спать иди со мною. Я – Касина.
Лисидам
Прочь!
Халин
Меня
Ты не любишь?»
(№ 2097). (Плавт. Касина 856-977 [Плавт 1997, т.3, с.136-140])
Греческий оригинал – пьеса Дифила «Жеребьеметатели» (Плавт. Касина 30-34 [Плавт 1997, т.3, с.80]).
«Пролог
…А мальчика укравший в Калидон увез
И продал старику его богатому:
Детей любил, но женщин ненавидел тот.
Не ведая, что другу это сын, купил
Он мальчика того, усыновил его,
Ему наследство отдал перед смертью все.
Вот в этом доме юноша сейчас живет».
(№ 2098). (Плавт. Пуниец 73-78 [Плавт 1997, т.3, с.150])
«Антаменид – Ганнону
Ах ты, затычка! Прочь пошел! Проваливай!
Тебе ль, полумужчине, быть любовником
И трогать то, что любит человек-самец?»
(№ 2099). (Плавт. Пуниец 1309-1311 [Плавт 1997, т.3, с.227])
«Диниарх
Не вышло дело со скотом у вас мое. Слегка лишь
Я попахать у вас хотел, насколько позволяют
Мне средства.
Астафия
Для скота земля здесь, не для пашни. Хочешь
Пахать, так к мальчикам иди, у них на то привычка.
Наш этот откуп, а у них откупщики другие.
Диниарх
И тех и этих знаю я.
Астафия
Отсюда и досуг твой:
Ты провалился здесь и там. А с кем предпочитаешь
Иметь дела?
Диниарх
Да вы жадней, они же вероломней.
Там пропадает, что даешь, для них самих без пользы;
Вы ж хоть, добывши что-нибудь, пропьете, проедите.
Итог: они бесчестны, вы негодны и хвастливы».
(№ 2100). (Плавт. Грубиян 147-157 [Плавт 1997, т.3, с.339])
Дело о вакханалиях
(№ 2101). «[186 г.] (8, 3) Началось все с того, что в Этрурии объявился некий грек низкого происхождения, совершенно невежественный в благородных науках, с которыми нас познакомил просвещеннейший из народов. Это был жрец и прорицатель, (4) причем не из тех, кто открыто служит богам, не скрывая ни занятий своих, ни учения, на виду у всех совращает умы, но руководитель тайных ночных обрядов. (5) Сначала в его таинства были посвящены немногие, но затем доступ к ним становился все шире и для мужчин, и для женщин, а чтобы вовлечь еще больше людей, обряды стали сопровождать попойками и пиршествами. (6) И так как вино разжигало желания, а смешение под покровом ночи мужчин с женщинами и подростков со взрослыми позволяло забыть о стыдливости, стал набирать силу всевозможный разврат, в зависимости от вкусов и склонностей каждого. (7) Но дело не ограничилось растлением женщин и благородных юношей: из той же мастерской порока стали распространяться лжесвидетельства, поддельные печати и завещания, клеветнические доносы, (8) отравления и убийства родных …
(9, 1) Из Этрурии эта зараза проникла в Рим. Поначалу огромный Город, довольно терпимый к таким порокам, скрывал ее до тех пор, пока наконец консул Постумий не узнал о ней при следующих обстоятельствах…
(10, 5) [с.325] … Гиспала рассказала [Эбутию], что, будучи еще рабыней, она, сопровождая свою госпожу, побывала в этом святилище Вакха, а потом, получив свободу, больше ни разу туда не ходила. (6) Она знает, что это – рассадник всяческого разврата. Известно, что вот уже два года, как в тамошние таинства никто старше двадцати лет посвящен не был. (7) Как только туда вводят посвящаемого, его, словно жертвенное животное, передают жрецам, а те отводят его в помещение, где отовсюду звучат вопли и завывания, пенье и музыка, кимвалы и тимпаны, чтобы заглушить вопли насилуемого. …
(13, 8) [с.327] …Гиспала начала свой рассказ [консулу Постумию] о происхождении этих таинств. Сначала это святилище было женским, и ни одного мужчины туда не допускали. В году было три установленных дня, когда совершалось посвящение в таинство, и делалось это днем, а жрицами выбирали по очереди почтенных замужних женщин. (9) Но когда жрицей стала Пакулла Анния из Кампании, она, действуя якобы по внушению богов, совершенно изменила заведенный порядок: впервые она допустила к обрядам мужчин, а именно своих сыновей Миния и Геренния Церриниев; сами обряды перенесла на ночное время, и вместо трех дней в году для посвящения новичков установила по пять дней в каждом месяце. (10) Участие в обрядах и мужчин и женщин, да еще под покровом ночи, с неизбежностью повлекло за собою распутство, и все гнусности, какие только можно представить. Мужчины там больше занимались друг другом, чем женщинами, (11) а тех, кто уклоняется от мерзких объятий или идет на них неохотно, таких убивают как жертвенных животных. Терпимость к любым преступлениям и кощунствам у них считается верхом благочестия. …
(15, 8) [с.329] [Речь консула Постумия к народу] … (8) Что касается числа их участников, то оно измеряется уже многими тысячами, но чтобы вас не слишком пугать, поясню, кто эти люди. (9) Большую часть их составляют женщины, с которых, собственно, и началось это зло. Затем – уподобившиеся им мужчины, растленные и растлители, исступленные, обезумевшие от ночных оргий и попоек, грохота барабанов и собственных воплей. … (13) Если бы вы знали, в каком возрасте юношей приобщают к этим нечестивым таинствам, то вы бы не только пожалели их, но вам было б и стыдно за них. Неужели, квириты, вы полагаете, что, дав такую клятву, юноши могут служить в вашем войске? (14) Им ли, прошедшим школу разврата, вы захотите доверить оружие? Неужели, покрытые позором и бесчестием, они будут отстаивать на поле брани честь ваших жен и детей? …
(18, 3) [с.331] Тех участников вакханалий, которые успели только принять посвящения в таинства и повторить вслед за жрецом клятву о готовности к злодеяниям и разврату, но не успели ни одного преступления совершить – таких консулы заключали под стражу; (4) а тех, кто обесчестил себя развратом и убийствами, запятнал лжесвидетельством, подделкой печатей, подлогом завещаний и другими мошенничествами, карали смертью. (5) Казнено было больше, чем брошено в оковы, причем тех и других оказалось великое множество». (Ливий XXXIX 8-18, пер. Э.Г.Юнца [Ливий 1989-93, т.3, с.324-331])
Полибий о римлянах
(№ 2102). «(37, 9) Наказанию палками подвергается также тот, кто утащит что-либо из лагеря, даст ложное показание, а равно молодой человек, провинившийся в мужеложстве, наконец всякий, кто трижды был наказан за одну и ту же вину. Таковы деяния, наказуемые у римлян как преступления. … [Полибий перечисляет и другие тяжкие воинские преступления] (37, 2) Наказание это [палками] производится приблизительно так: трибун берет палку и ею как бы только касается осужденного; вслед за сим все легионеры бьют его палками и камнями. (3) Наказуемых забивают большею частью до смерти тут же, в самом лагере, а если кто-нибудь и выходит еще живым, то не на радость себе. (4) Да и какая ему радость, если возврат на родину ему не дозволен, и никто из родственников не осмелится принять такого человека к себе в дом. Поэтому раз постигло кого подобное несчастие, он погиб бесповоротно» (Полибий VI 37, 1-4, 9 [Полибий 1994-95, т.2, с.27-28])
(№ 2103). «[166 г.] (11, 1) Во все последующее время Сципион и Полибий непрерывно упражняли свои взаимные чувства на деле, благодаря чему они развились в столь нежную дружбу, как будто между ними существовали отношения отца к сыну и кровные узы. (2) Влечение и любовь к прекрасному проявились в Сципионе прежде всего в том, что он стремился стяжать себе славу человека воздержанного и превзойти в этом отношении своих сверстников. (3) Достигнуть такой цели, столь возвышенной самой по себе и трудной, было легко в тогдашнем Риме при господствовавшем в народе упадке нравов. (4) Молодые люди отдавались со страстью любовникам или любовницам, другие увлекались представлениями, пьянством и расточительностью, в Персеевой войне быстро переняв от эллинов эту слабость. (5) Сладострастие до такой степени обуяло молодежь, что многие за любовника платили талант. … (8) Как бы то ни было, Сципион усвоил себе противоположные правила поведения, и в борьбе со всякими страстями воспитал из себя человека последовательного, во всем себе верного, и оттого в какие-нибудь пять лет стал известен в народе своею благопристойностью и самообладанием» (Полибий XXXII 11 [Полибий 1994-95, т.3, с.98])
Катон Старший
(№ 2104). «[164 г.] …Как рассказывает Полибий в тридцать первой книге своей истории, известный Катон с негодованием, открыто поносил тех из граждан, которые вводили в Рим иноземную роскошь, триста драхм платили за бочонок сельдей из Понта, а за красивых мальчиков давали больше стоимости полевого участка.
…Распущенность и жажда необычайного, проникшие в среду юношества, доходили до того, что многие платили за любовника талант, а другие покупали бочонок сельдей за триста драхм. По этому поводу Марк [Порций Катон] в народном собрании с негодованием говорил, что об упадке нашего государства ярче всего свидетельствует то, что красивой наружности раба покупают дороже, чем полевой участок, а за бочонок сельдей платят больше, чем за пару быков» (Полибий XXXI 24 [Полибий 1994-95, т.3, с.85])
(№ 2105). «А ведь древний Катон, как пишет Полибий [XXXI 24] … сердился и кричал, что в Рим вводят чужеземную роскошь, что за горшок солёной рыбы с Понта платят 300 драхм, что красивые мальчики стоят больше, чем поместья» (Афиней VI 275а [Афиней 2003-, т.1, с.342])
(№ 2106). «…ни разу не приобрел он [Катон] раба дороже, чем за тысячу пятьсот денариев, потому что, как он говорит, ему нужны были не изнеженные красавчики, а люди работящие и крепкие – конюхи и волопасы» (Плутарх. Марк Катон 4, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.385])
(№ 2107). «Развратному старику он [Катон] сказал: «Послушай, в старости и так много уродливого, зачем же ты еще сильнее уродуешь ее своей гнусностью?» (Плутарх. Марк Катон 9, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.388])
(№ 2108). «(фр.212) Они считали, что несправедливо применять насилие к свободному телу того, кто пользовался дурной славой и репутацией, но не зарабатывал открыто своим телом и не продавался своднику.
(№ 2109). (фр.213) Там он был вместо девки: поднимался и с пира уходил в спальню, и некоторые из них часто вели себя в том же роде» (Катон, фр.212-213. Речь 63. О делах Флоры [Трухина 1986, с.181])
(№ 2110). «Если ты застанешь свою жену в прелюбодеянии, то можешь убить ее без суда, а она тебя, если ты развратничал с женщинами или мужчинами, не может тронуть и пальцем: нет у нее права» (Катон, фр.222. Речь 69. О приданом [Трухина 1986, с.182])
Дело Фламинина
(№ 2111). «(Кн.39, гл.42, 5) Цензоры Марк Порций и Луций Валерий пересмотрели состав сената, чего многие ждали с немалым опасением, и исключили семерых, в том числе знатного и уважаемого консуляра Луция Квинкция Фламинина. (6) Старинный обычай требовал от цензоров при имени лица, исключенного из сената, письменно указать причину исключения. Сохранилось несколько суровых речей Катона против тех, кого он удалил из сената или исключил из сословия всадников, (7) но самая резкая из них адресована Луцию Квинкцию. Если бы такую речь Катон произнес как обвинитель еще до исключения, а не после, как цензор, то сохранить Луцию место в сенате не смог бы, будучи цензором, даже брат его Тит Квинкций.
(8) В своей речи Катон рассказал, как Луций Квинкций, посулив большие подарки, увез с собой в Галлию дорогого развратника, пунийца Филиппа. (9) Мальчишка, чтобы побудить любовника к щедрости, жаловался консулу, что уехав из Рима, лишился такого удовольствия, как гладиаторские игры. (10) Однажды на пиру, когда они уже захмелели, консулу доложили, что прибыл с семьей знатный перебежчик из галльского племени бойев, и чтобы заручиться покровительством консула, желает лично увидеться с ним. (11) Введенный в консульскую палатку галл через переводчика обратился к Квинкцию с речью, но тот, небрежно перебив гостя, спросил распутного мальчишку: «Раз тебе не хватает гладиаторских игр, хочешь, я покажу тебе смерть галла?» (12) Мальчик, приняв это за шутку, кивнул. Тогда консул схватил меч, висевший за его спиной, и размахнувшись, ударил перебежчика в голову. Несчастный отшатнулся с криком о помощи, призывая в свидетели римский народ, но вторым ударом консул его прикончил.
(43, 1) Валерий Антиат не читал речи Катона и, основываясь на чьих-то рассказах, передает дело иначе, но в том, что касается разврата и жестокости, достаточно близко. (2) В Плацентии консул пригласил на пир распутницу, в которую был влюблен до беспамятства, и стал хвастать тем, как строго он вел расследование уголовных дел и сколько осужденных у него в темнице ждет исполнения смертного приговора. (3) Распутница заявила, что ни разу не видела, как людям отрубают голову, и очень хочет это увидеть. Тогда учтивый любовник велел притащить одного из тех несчастных и топором отрубил ему голову.
(4) Кто точнее в подробностях, Катон или Валерий, я не знаю, но в любом случае поступок Квинкция считаю просто чудовищным: на пиру, где принято с благочестивой молитвой совершать возлияния бессмертным богам, зарезать, как жертвенное животное, человека и залить его кровью обеденный стол на потеху любовнику или любовнице, разомлевшей у консула на коленях! (5) В конце речи Катон предлагает Квинкцию в суде доказать свою невиновность, а если это сделать он не готов, то пусть не рассчитывает на снисхождение после того, как в хмельном угаре пролил, развлекаясь, человеческую кровь» (Тит Ливий XXXIX 42, пер. Э.Г.Юнца [Ливий 1989-93, т.3, с.349-350] = Катон, фр.69-70 [Трухина 1986, с.174]
То же: (Эпитома кн.39 Тита Ливия [Ливий 1989-93, т.3, с.569])
(№ 2112). «Далеко не одно и то же, Филипп, любовь и похоть: откуда уходит одна, туда приходит другая; одна – благо, другая – зло» (Катон, фр.71. Речь 11 [Трухина 1986, с.174])
(№ 2113). «Внеся первым в список сенаторов своего друга и товарища по цензорству Луция Валерия Флакка, Катон изгнал из сената очень многих, и среди них – Луция Квинтия, бывшего за семь лет до того консулом, но прославившегося не столько своим консульством, сколько тем, что он был братом Тита Фламинина, победителя царя Филиппа. Причина этого изгнания была такова. Луций держал мальчишку-любовника, совсем молоденького, не отпускал его от себя ни на шаг, даже в походах с ним не расставался, и мальчишка был у него в такой чести и пользовался таким влиянием, каким не мог похвастаться ни один из самых близких друзей и домочадцев.
Как бывший консул Луций получил в управление провинцию, и вот однажды на пиру мальчишка, возлежа за столом по обыкновению рядом с Луцием, всячески льстил ему (а тот был уже пьян, и его нетрудно было склонить к чему угодно) и между прочим сказал: «Я так тебя люблю, что приехал сюда, хотя в Риме были назначены гладиаторские игры, а я никогда еще их не видел и очень хотел поглядеть, как убивают человека». Тогда Луций, отвечая любезностью на любезность, воскликнул: «Ну, из-за этого нечего тебе огорчаться – я всё улажу», - и тут же приказал привести на пир кого-нибудь из осужденных на смерть, а ликтору с топором стать рядом. Потом он еще раз спросил своего любимчика, желает ли он поглядеть, как человека зарубят, и когда тот ответил, что да, желает, распорядился отсечь преступнику голову.
В таком виде передают эту историю многие, а Цицерон в диалоге «О старости» вкладывает её в уста самому Катону. Но Ливий сообщает, что казненный был галл-перебежчик, что умертвил его не ликтор, а сам Луций, и что об этом говорится в одной из речей Катона» (Плутарх. Марк Катон 17, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.393])
(№ 2114). «Валерий Антиат, однако, пишет, что Луций сделал это в угоду не любовнику, а любовнице. … Похоже, однако, что Катон преувеличивает, чтобы усугубить обвинение» (Плутарх. Тит 18, пер. Е.В.Пастернак [Плутарх 1994, т.1, с.429]
(№ 2115). «…Катон выступил вперед вместе со вторым цензором и спросил Тита, знает ли он о том пире. Тит ответил, что не знает, и Катон рассказал об этом происшествии и предложил Луцию объявить перед судом, что именно в этом рассказе он считает ложным. Но Луций молчал, и народ, увидя, что он наказан по заслугам, с почетом проводил Катона домой» (Плутарх. Тит 19, пер. Е.В.Пастернак [Плутарх 1994, т.1, с.429])
(№ 2116). «[Речь Катона] Я, хотя и неохотно, исключил из сената брата храбрейшего мужа Тита Фламинина, Луция Фламинина, через семь лет после его консулата, но я признал нужным заклеймить разврат. Ведь его, когда он был консулом в Галлии, во время пира распутница упросила, чтобы отрубили голову одному из заключенных, осужденному уголовным судом». (Цицерон. О старости 12 (42) [Цицерон 1974, с.18])
Валерий Максим II 9, 3. [Комм. // Ливий 1989-93, т.3, с.701]
(№ 2117). «(4) Став цензором, он удалил из сената Люция Фламинина за то, что тот в Галлии для развлечения какой-то блудницы приказал тут же на пиру задушить одного человека, приведенного из тюрьмы» (Аврелий Виктор. О знаменитых людях XLVII. Катон Цензор, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.203])
Теренций
(№ 2118). «Он [Теренций] был в дружбе со многими знатными людьми, особенно же со Сципионом Африканским [Младшим] и Гаем Лелием. Думают, что он привлек их своей красотой; впрочем, Фенестелла и это оспаривает, утверждая, что Теренций был старше их обоих, хотя и Непот считал их всех сверстниками, и Порций подозревал их в любовной связи, говоря об этом так:
Он, похвал развратной знати лживых домогавшийся,
Он, впивавший жадным слухом мненья Сципионовы,
Он, обедавший у Фила и красавца Лелия,
Он, чьей на Альбанской вилле наслаждались юностью, -
С высоты блаженства снова пав в пучину бедности,
С глаз долой скорее скрылся в Грецию далекую
И в Стимфале аркадийском умер, не дождавшися
Помощи от Сципиона, Лелия иль Фурия…»
(Светоний. Теренций 1 [Светоний 1993, с.231-232])
Пакувий
Ок.220-130. [Хрестоматия 1984, с.48-59]
Трагедии «Хрис» и «Дулорест» по мотивам «Ифигении в Тавриде» и «Ореста» Еврипида.
«Сюжетный поворот, заключающийся в том, что Орест и Пилад оспаривают перед лицом Тоанта имя Ореста, чтобы погибнуть вместо друга, отсутствуя у Еврипида, появляется впервые, по всей видимости, в трагедии Марка Пакувия» (Комм. А.В.Подосинова // [Овидий 1985, с.166])
Лелий в
«Пилад
Вот я Орест!
Орест
Нет, нет, клянусь, что я – Орест!
Оба вместе
…Стало быть,
Обоих нас одной казните казнию!»
(№ 2119). (Пакувий. Хрис, фр.163, пер. М.Л.Гаспарова [Хрестоматия 1984, с.51])
(№ 2120). «Какие клики толпы, людей необразованных, раздаются в театре, когда звучат эти слова: «Я – Орест!, - а другой возражает: «Нет же, это я, повторяю, это я – Орест!» И тогда оба дают возможность сбитому с толку, недоумевающему царю выйти из этого положения:
«Тогда мы оба умоляем, чтобы нас убили вместе!»
Сколько бы раз не игралась эта сцена, разве хоть раз она не была встречена бурным восхищением!» (Цицерон. О пределах блага и зла V 63 [Цицерон 2000, с.227])
(№ 2121). «…скажешь, что ты Орест, будучи Пиладом, чтобы умереть вместо друга? Или – если бы ты был Орестом, стал бы ты опровергать слова Пилада и настаивать на том, что Орест – это ты? И, не сумев доказать это, не стал бы просить, чтобы вас убили вместе?» (Цицерон. О пределах блага и зла II (24) 79 [Цицерон 2000, с.109])
Луцилий
От Луцилия дошли только фрагменты. Пер. Е.Г.Рабинович [Сатира 1989, с.346-388]. Курсивом выделены греческие слова в латинском тексте.
«Ежели отрок достоин тебя и отличен красою…»
(№ 2122). (Луцилий IV 9 [Сатира 1989, с.352])
Книга VII. «О любви». «Обсуждается частый в популярной этике вопрос – кого лучше любить: продажных женщин (фр.2-3), замужних жен (фр.7-9) или мальчиков (фр.12-15)» (Е.Г.Рабинович).
«Луцилия, хоть он и сатирик, я не похвалю за то, что мальчиков Гентия и Македона он вывел в своих стихах под их настоящими именами». (Апулей. Апология 10)
…А первое – что к благородной
Статности возраст младой добавляется…
…Тот, кто любит тебя, обещает быть тебе другом
И защищать сулит твою миловидность и младость.
(№ 2123). (VII, фр.12)
Ныне начальник он твой, а ежели Гентий отбудет
В этом году – будет мой…
(№ 2124). (VII, фр.13)
Есть у нас Македон, коли Агрион станет ломаться…
(№ 2125). (VII, фр.14)
Разве хоть раз равнял я его с Гиакинфом, что богу
Святотреножному мил? [Аполлону]
(№ 2125). (VII, фр.15)
(Луцилий VII [Сатира 1989, с.356-357])
Описание женщины:
«…Что стройна, сильна, ловка, не испорчена сердцем,
С отроком схожа…»
(№ 2126). (Луцилий VIII 1 [Сатира 1989, с.357])
«Кто как баба и как бабень, полоумным тот слывет»
(№ 2127). (Луцилий XXVII 7 [Сатира 1989, с.373])
Описание философских школ Афин:
«В него влюбленный Полемон завещал ему
Так называемую школу…»
(№ 2128). (Луцилий XXVIII 21 [Сатира 1989, с.376])
«Так и Сократ в своей любови к отрокам,
В кого влюблен, ни разу не показывал.
(№ 2129). (XXIX, фр.63а)
«Он всех любил, не делав предпочтения,
Не метив белою чертою…»
(№ 2130). (XXIX, фр.64)
(Луцилий XXIX 63а, 64 [Сатира 1989, с.379])
«Этот живот никто не проткнет – сначала посмотрим,
Нет ли готового <сзади> пути…»
(№ 2131). (XXX, фр.25)
«Без бороды женомуж, с бородой мужеложец блудливый…»
(№ 2132). (XXX, фр.35)
(Луцилий XXX 25, 35 [Сатира 1989, с.382])
«Зад, Гортензий, тому стадионом служит природным…»
(№ 2133). (Луцилий, из неизв.книг, фр.17 [Сатира 1989, с.386])
Афраний
Вт.пол. 2 в. [Хрестоматия 1984, с.110-115]
«Также [в тогате Афрания] появляются иногда педерастические темы, вообще свойственные ателлане» [Альбрехт 2003-05, т.1, с.125]
(№ 2134). «…с отменным изяществом сказано у Афрания:
«Будет мудрый любить, будет толпа вожделеть»».
(Апулей. Апология 12, пер. Е.Г.Рабинович [Апулей 1988, с.36])
Разное
(№ 2135). «Так, когда бывший консул [154 г.] Квинт Опимий, пользовавшийся в ранней молодости дурною славой, сказал весельчаку Эгилию, женственному только на вид: «Ах, ты, моя Эгилия, когда ты придешь ко мне со своей пряслицей и куделью?» - тот откликнулся: «Ах, я, право, не смею, ведь мама запретила мне ходить к распутницам!» (Цицерон. Об ораторе II 68 (277), пер. Ф.А.Петровского [Цицерон 1972, с.186-187])
(№ 2136). «Часто вспоминают несколько метких, но слишком резких слов Гая, сказанных в защиту матери одному из врагов. «Ты, - воскликнул он, - смеешь хулить Корнелию, которая родила на свет Тиберия Гракха?!» И, так как за незадачливым хулителем была дурная слава человека изнеженного и распутного, продолжал: «Как у тебя только язык поворачивается сравнивать себя с Корнелией! Ты что, рожал детей, как она? А ведь в Риме каждый знает, что она дольше спит без мужчины, чем мужчины без тебя!»» (Плутарх. Гай Гракх 25 (4), пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.310-311])
(№ 2137). «[104 г., второе консульство Мария] Между прочим рассказывают о таком случае. Под началом Мария служил военным трибуном его племянник Гай Лузий, человек вообще не плохой, но одержимый страстью к красивым мальчикам. Влюбившись в одного из своих молодых солдат, Требония, он часто пытался совратить его, но ничего не достиг. Наконец, однажды ночью, отослав слугу, он велел позвать Требония. Юноша явился, так как не мог ослушаться приказа начальника, но когда его ввели в палатку и Лузий попытался овладеть им насильно, Требоний выхватил меч и заколол Лузия. Все это произошло в отсутствие Мария, который, возвратившись, велел предать Требония суду. Многие поддерживали обвинение, никто не сказал ни слова в защиту юноши, и тогда он сам встал, смело рассказал, как было дело, и представил свидетелей, подтвердивших, что он неоднократно отказывал соблазнявшему его Лузию и не отдался ему, даже когда тот предлагал большие деньги. Марий приказал подать венок, которым по обычаю предков награждают за подвиги, и, взяв его, сам увенчал Требония за прекрасный поступок, совершенный в то время, когда особенно нужны благие примеры» (Плутарх. Марий 13, пер. С.А.Ошерова [Плутарх 1994, т.1, с.464-465])
(№ 2138). «Однажды в войске Мария один военный трибун, родственник этого
полководца, пытался лишить солдата целомудрия и был убит тем, к кому он хотел
применить насилие; ибо честный юноша предпочел совершить опасный поступок, лишь
бы не претерпеть позора. И выдающийся муж не признал его виновным в
преступлении и не наказал». (
(№ 2139). «…например, когда Секст Титий [трибун
1.3. Период поздней республики
(90-30)
(№ 2140). «Впрочем, и поселив Валерию в своем доме, он не отказался от общества актрис, актеров и кифаристок. С самого утра он пьянствовал с ними, валяясь на ложах. Ведь кто в те дни имел над ним власть? Прежде всего комический актер Росций, первый мим Сорик и изображавший на сцене женщин Метробий, которого Сулла, не скрываясь, любил до конца своих дней, хотя тот и постарел» (Плутарх. Сулла 36, пер. В.М.Смирина [Плутарх 1994, т.1, с.528-529])
(№ 2141). «Перперна, который уже собрал вокруг себя большое число заговорщиков, готовивших покушение на Сертория, привлек к заговору также и Манлия, одного из высших командиров. Этот Манлий был влюблен в какого-то красивого мальчишку и в знак своего расположения раскрыл ему замыслы заговорщиков, потребовав, чтобы тот пренебрег поклонниками и принадлежал только ему одному, поскольку в самое ближайшее время он, Манлий, станет великим человеком. А мальчишка передал весь разговор другому своему поклоннику, Авфидию, который нравился ему больше. Авфидий, выслушав его, был поражен: сам причастный к тайному сговору против Сертория, он, однако, не знал, что Манлий тоже вовлечен в него…» (Плутарх. Серторий 26, пер. А.П.Каждана [Плутарх 1994, т.2, с.20])
(№ 2142). «87 (78; 84) Один из перипатетиков, Николай Дамасский, в сто десятой книге "Истории" рассказывает о том, что римляне во время пиров устраивали бои гладиаторов. Он пишет так: "Римляне смотрели бои гладиаторов не только во время заводных празднеств и в театрах, переняв этот обычай у этрусков, но даже на своих пирах. В самом деле, некоторые римляне не раз приглашали друзей к обеду для того, чтобы, кроме прочего, те могли увидеть и две-три пары гладиаторов. Насладившись едой и питьем, они призывали бойцов, и как только кто-нибудь из них был заколот, рукоплескали от удовольствия. Кто-то написал даже в завещании, чтобы купленные им красивейшие женщины сразились в единоборстве, а другой – чтобы сразились его любимцы-мальчики, не достигшие зрелости. Однако народ не потерпел этого беззакония и признал завещание недействительным". (Афиней XII 543A = Николай Дамасский. История, фр.87, пер. А.Ч.Козаржевского [Николай 1960 (№ 4), с.213])
Катилина
(№ 2143). «В ближайшее время думаю защищать своего соперника Катилину.
Судьи у нас такие, каких мы хотели, весьма угодные обвинителю [Клодию]». (
(№ 2144). «Стоит ли мне теперь говорить, что консульства домогается тот
…? … Кто настолько дерзок, настолько испорчен, наконец, настолько искушен и
предприимчив в разврате, что осквернял мальчиков в тоге с пурпурной каймой чуть
ли не в объятиях у их родителей?» (
(№ 2145). «Каким только бесстыдством не ославил ты себя в своей частной
жизни? Каким только непристойным зрелищем не осквернил ты своих глаз, каким
деянием – своих рук, какой гнусностью – всего своего тела? Найдется ли юнец,
перед которым бы ты, чтобы заманить его в сети и совратить, не нес кинжала на
пути к преступлению или же факела на пути к разврату?» (
(№ 2146). «Тонгилия, видите ли, которым он прельстился, когда тот еще носит претексту, он с собой увел, а также Публиция и Минуция; за ними осталось по харчевням немало долгов, но это никак не могло вызвать волнений в государстве». (Цицерон. Вторая речь против Катилины 2 (4) [Цицерон 1993, т.1, с.303])
(№ 2147). «Найдется ли во всей Италии отравитель, гладиатор, убийца, братоубийца, подделыватель завещаний, злостный обманщик, кутила, мот, прелюбодей, беспутная женщина, развратитель юношества, испорченный или пропащий человек, которые бы не сознались, что их связывали с Катилиной тесные дружеские отношения? Какое убийство совершено за последние годы без его участия, какое нечестивое прелюбодеяние – не при его посредстве? (8) Далее, - кто когда-либо обладал такой способностью завлекать юношей, какой обладает он? Ведь к одним он сам испытывал постыдное влечение, для других служил орудием позорнейшей похоти, третьим сулил удовлетворение их страстей, четвертым – смерть их родителей, причем он не только подстрекал их, но даже помогал им … (9) … Постоянно предаваясь распутству и совершая злодеяния, он привык переносить холод, голод и жажду и не спать по ночам, и именно за эти качества весь этот сброд превозносил его как храбреца, между тем он тратил силы своего тела и духа на разврат и преступления». (Цицерон. Вторая речь против Катилины 4-5 (7-9) [Цицерон 1993, т.1, с.304])
(№ 2148). «Перейду к последнему роду людей – последнему не только по счету, но и по их характеру и образу жизни; это – самые близкие Катилине люди, его избранники, более того, его любимцы и наперсники; вы видите их, тщательно причесанных, вылощенных, либо безбородых, либо с холеными бородками, в туниках с рукавами и до пят, закутанных в целые паруса, вместо тог. Все их рвение и способность бодрствовать по ночам обнаруживаются ими только на пирушках до рассвета. (23) В этой своре находятся все игроки, все развратники, все грязные и бесстыдные люди. Эти изящные и изнеженные мальчики обучены не только любить и удовлетворять любовные страсти, плясать и петь, но и кинжалы в ход пускать и подсыпать яды. … (10, 24) О, как должна страшить нас эта война, когда у Катилины будет эта преторская когорта из блудников и блудниц!» (Цицерон. Вторая речь против Катилины 10-11 (22-24) [Цицерон 1993, т.1, с.309])
(№ 2149). «(14, 1) В столь большой и развращенной гражданской общине Катилина (сделать это было совсем легко) окружил себя гнусностями и преступлениями, словно отрядами телохранителей. … (5) Но более всего Катилина старался завязывать дружеские связи с молодыми людьми; их, еще податливых и нестойких, легко было опутать коварством. (6) Ибо в соответствии с наклонностями каждого, в зависимости от его возраста Катилина одному предоставлял развратных женщин и юношей, другому покупал собак и лошадей, словом, не жалел денег и не знал меры, только бы сделать их обязанными и преданными ему. (7) Кое-кто, знаю я, даже думал, что юноши, посещавшие дом Катилины, бесчестно торговали своим целомудрием; но молва эта была основана не столько на кем-то собранных сведениях, сколько на чем-то другом». (Саллюстий. О заговоре Катилины 14 [Саллюстий 1981, с.11])
Габиний
(№ 2150). «…один [А.Габиний]
из них [консулов
Впрочем, первому не удалось ввести в заблуждение ни меня, ни кого бы то ни было другого; (5, 11) в самом деле, чего можно было бы ожидать от человека, чья юность, на глазах у всех, была доступна любому развратнику; от человека, не сумевшего свою чистоту, которая должна быть неприкосновенна, охранить от нечистой разнузданности людей; от человека, который столь же усердно проматывал свое собственное имущество, как впоследствии – государственное…
(12) Но и этим он не удовольствовался; он даже предстал перед народной
сходкой и сказал то, чего не осмелился бы сказать его супруг Катилина, если бы
он вновь ожил: за декабрьские ноны [с.47]
моего консульства и за капитолийский склон ему ответят римские всадники…» (
(№ 2151). «Консулы [58 г.]
пировали и принимали поздравления от заговорщиков, причем один из консулов
говорил, что был усладой Катилины, другой – что он родственник Цетега». (
(№ 2152). (8, 18) Один из них [Габиний],
купающийся в благовониях, с завитой гривой, глядя свысока на своих соучастников
в разврате и на тех, кто в свое время попользовался его свежей юностью, с
остервенением смотрел на толпы ростовщиков у ограды, от преследования которых
он был вынужден искать убежища в гавани трибуната…» (
Клодий
(№ 2153). «Тебе знаком тот лысый из наннеянцев [Красс], тот мой поклонник; я уже писал тебе о его речи, в которой
он воздавал мне честь. В течение двух дней, при помощи одного раба и этого
человека из школы гладиаторов, он устроил все дело: позвал, посулил,
похлопотал, дал. Более того (всеблагие боги! какое падение!), даже ночи
определенных женщин и доступ к знатным юношам были в полной мере к услугам
некоторых судей в виде прибавки к оплате». (
(№ 2154). «смазливый малый» Клодий (pulcher puer) (Цицерон. Письмо (Att. I 16) 22, 10 [Цицерон 1994, т.1, с.61])
(№ 2155). «…произносились всякие проклятия и, наконец, непристойнейшие
стихи на Клодия и Клодию». (
(№ 2156). «После смерти отца он [Клодий]
предоставил свою раннюю юность похоти богатых фигляров; удовлетворив их
распущенность, он дома погряз в блуде и кровосмешении; затем, уже возмужав, он
отправился в провинцию и поступил на военную службу, а там, претерпев
надругательства от пиратов, удовлетворил похоть даже киликийцев и варваров;
потом, гнусным преступлением вызвав беспорядки в войске Луция Лукулла, бежал
оттуда и в Риме, вскоре после своего приезда, вступил в сговор со своими
родичами о том, что не станет привлекать их к суду, а у Катилины взял деньги за
позорнейшую преварикацию». (
(№ 2157). «[О Клодии] Найдется
ли человек, который бы когда-либо меньше щадил вражеский лагерь, чем он все
части своего тела? Какой корабль на реке, принадлежащий всем людям, был
когда-либо так доступен всем, как его юность? Какой кутила когда-либо так
развратничал с распутницами, как он с сестрами?» (
(№ 2158). «(7, 16) Этот народный трибун [Клодий] оказался удачлив в ниспровержении государства и притом без
всякой затраты своих сил (и в самом деле, какие могли быть при таком образе
жизни силы у человека, истощенного гнусностями с братьями, блудом с сестрами,
всяческим неслыханным развратом?)» (
(№ 2159). «И мне предстояло иметь дело не с Сатурнином … а с любовником
богатых фигляров, с сожителем родной сестры, со жрецом блудодеяний, с отравителем,
с подделывателем завещаний, с убийцей из-за угла, с разбойником». (
(№ 2160). «Клодий, хотя он всегда возил с собой распутниц, развратников
и продажных женщин, на этот раз вез с собой только таких людей, что можно было
сказать: боец к бойцу как на подбор. Почему же он был побежден? Потому, что не
всегда разбойник убивает путника, но иногда и путник – разбойника; потому, что
– хотя приготовившийся и наткнулся на неподготовленных – все же баба наткнулась
на мужчин». (
Цицерон
(№ 2161). «Вернувшись в Рим, Цицерон первое время держал себя очень осторожно и не спешил домогаться должностей, а потому не пользовался никаким влиянием и часто слышал за спиною: «Грек!», «Ученый!» - самые обычные и распространенные среди римской черни бранные слова» (Плутарх. Цицерон 5, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.340])
Против Верреса
(№ 2162). «У Верреса был сын-подросток, про которого говорили, будто он плохо оберегает свою юную красоту, и в ответ на брань Верреса, кричавшего, что Цицерон развратник, последний заметил: «Сыновей будешь бранить у себя дома» (Плутарх. Цицерон 7, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.342])
(№ 2163). «Веррес, сын которого дурно соблюдал целомудрие юности, обвинял Цицерона в разврате и обзывал его кинедом. «Разве ты не знаешь, - сказал Цицерон, - что о проступках детей твоих браниться лучше при закрытых дверях?» (Плутарх. Изречения царей и полководцев 89, 4 [Плутарх 1990, с.382])
(№ 2164). «вместе со своим сынком – это поистине душа-человек и связей у него пропасть -» (Цицерон. Против Верреса, первая сессия 9 (25), пер. В.А.Алексеева под ред. Ф.Ф.Зелинского [Цицерон 1901, с.115])
Примеч.14 Зелинского: «В подлиннике cum filio blando et gratioso. Псевдо-Асконий: feminis, ac maxime meretricibus blanditiae conveniunt. Gratia vero quae potest in adulescentibus, esse sine infamia? Gratiam enim amicorum copiam modo dicit».
(№ 2165). «…в честь его на площади Сиракуз стоит триумфальная арка, где находится голая статуя его сына. Сам же он смотрит с коня на голую, по его милости, провинцию…» (Цицерон. Против Верреса, вторая сессия II. О судебном деле 63 (154), пер. В.А.Алексеева под ред. Ф.Ф.Зелинского [Цицерон 1901, с.216])
(№ 2166). «Правда, он [Тимархид] пишет еще, что «у Метелла есть отрок-сын», но и эта его надежда обманчива: не все пропреторские сыновья одинаково доступны. … как вел себя в провинции несовершеннолетний сын вашего пропретора, об этом я рассказал бы кое-что, если бы считал виновным в этом сына, а не отца». (Цицерон. Против Верреса, вторая сессия III. О хлебном деле 68 (159), пер. В.А.Алексеева под ред. Ф.Ф.Зелинского [Цицерон 1901, с.277])
Речи
(№ 2167). «Когда наступил день народного голосования … забегали юноши с
бородками, все это стадо Катилины, под предводительством «дочки» Куриона, и
просили народ отвергнуть предложение …» (
(№ 2168). «Перехожу к Лисанию, принадлежащему к той же гражданской
общине, твоему особому свидетелю, Дециан! Познакомившись с ним в Темне, когда
он был еще юношей, ты, так как он тогда радовал тебя, нагой, пожелал, чтобы он
всегда был наг; ты увез его из Темна в Аполлониду, ты ссудил юнца деньгами под
большие проценты; все же взяв залог». (
(№ 2169). «(3, 6) Что касается упреков в безнравственности, которые Марку Целию бросали в лицо его обвинители, не столько обвинявшие, сколько во всеуслышание поносившие его, то он никогда не будет расстроен этим в такой степени, чтобы пожалеть о том, что не родился безобразным. Ибо это самая обычная хула на тех, чья внешность и облик были в молодости привлекательны. Но одно дело – хулить, другое – обвинять. Обвинение предполагает наличие преступления, чтобы можно было изложить обстоятельства дела, дать им название, привести доказательства, подтвердить показаниями свидетелей; хула же ставит себе только одну цель – поношение; если ее пускают в ход более нагло, она называется бранью; если более тонко, то – остроумием.
…
(4, 9) Ведь насколько юный возраст Марка Целия мог дать повод для
подобных подозрений, настолько же он был огражден и его собственным чувством
чести и заботливым отцовским воспитанием» (
Пусть читатель рассудит сам, хулой или обвинением являются поношения Цицерона в адрес его врагов.
(№ 2170). «Целий – Цицерону.
…как можно скорее приезжай смеяться вот над чем: у Друза по Скантиниеву
закону происходит суд…» (
(№ 2171). «Целий – Цицерону.
…Наглейшие люди в разгар цирковых представлений, моих представлений,
стараются привлечь меня на основании Скантиниева закона. Едва Пола вымолвил
это, как я привлек цензора Аппия на основании того же закона. Ничего более
удачного я не видел; ибо это было так одобрено народом, и не только низшими
слоями, что молва причинила Аппию более сильную скорбь, чем привлечение к
суду». (
Из переписки
(№ 2172). «Но когда в Риме существуют такие подонки, что нет ничего, как
бы оно ни было чуждо Киферы, что бы
не показалось кому-нибудь прелестным…» (
Трактаты
(№ 2173). «…я не верю Гомеру, будто боги похитили Ганимеда ради его красоты, чтоб он стал виночерпием Юпитера (это еще не причина, чтобы так обижать Лаомедонта!) – нет, Гомер все это выдумал, перенося на богов людские свойства, мы же на людей переносим божеские» (Цицерон. Тускуланские беседы I 26 (65), пер. М.Л.Гаспарова [Цицерон 1975, с.229])
(№ 2174). «(33. 70) Но что уж спрашивать с поэтов, если они в своих выдумках приписывают этот порок самому Юпитеру? Перейдем к наставникам добродетели – философам: они утверждают, что любовь не есть блуд, и спорят об этом с Эпикуром, который, по-моему, тоже тут не особенно отклоняется от истины. В самом деле, что такое их «любовь к дружбе»? Почему никто не любит ни уродливого юношу, ни красивого старца? По-моему, родилась такая любовь в греческих гимнасиях, где она допускается в полную волю. Хорошо сказал Энний:
Быть раздетыми на людях – вот исток порочности.
Охотно допускаю, что философы здесь сохраняют чистоту; но волнение и тревога в них остаются, и тем больше, чем больше они стесняются и сдерживаются. (71) Не буду говорить о любви к женщинам (здесь сама природа дает нам больше свободы), но что сказать о похищении Ганимеда, как его представляют поэты, и кто не знает того, что у Еврипида говорит и делает Лаий? А чего только ученые люди и большие поэты не наговаривают на себя в своих стихах и песнях! Алкей, отважный муж в своем отечестве, так много писал о любви к мальчикам! У Анакреонта почти все стихи – любовные. Едва ли не больше всех пылал такой любовью регийский Ивик, судя по его сочинениям.
(34) Мы видим, что у всего этого люда любовь неотрывна от похоти. Но мы, философы, сами ведь придаем любви большое значение, и первым – вождь наш Платон, которого справедливо попрекал за это Дикеарх. (72) Стоики даже утверждают, что и мудрец может любить и что сама любовь – это «стремление к дружбе, вдохновляемое красотой» (Цицерон. Тускуланские беседы IV 33 (70-71), пер. М.Л.Гаспарова [Цицерон 1975, с.319])
См. Туск. Бес. V 61
См. (Критские законы) [Цицерон 1975, с.259]
(№ 2175). «[Речь Лелия] Те, кто, уподобляясь животным, сводит все к наслаждению, с нами совершенно не согласны; это и не удивительно: кто во всех своих помыслах дошел до столь низкого и столь презренного предмета, тот не может видеть ничего высокого, ничего прекрасного и божественного. Поэтому исключим их из нашей беседы, но поймем сами, что чувство любви и приязнь за доброжелательное отношение возникают от природы, когда человек проявил нравственное достоинство. Те, кто его достиг, тесно сближаются между собой, дабы получать пользу от общения с тем, кого они начали почитать, и от его добрых нравов и быть вполне равными с ним в любви и более склонными скорее оказывать услуги, чем требовать награды за них, и дабы это состязание между ними было нравственно-прекрасным». (Цицерон. О дружбе 9 (32) [Цицерон 1974, с.39])
(№ 2176). [Из речи стоика Котты]
«…Много ли среди людей красивых! Когда я был в Афинах, то в группах эфебов
красивых были единицы. Я понимаю, чему ты смеешься, но дело обстоит именно так.
Кроме того, нам, которые в согласии с древними философами, восхищаются юношами,
часто даже недостатки их милы. Алкей восхищался родимым пятном на руке
мальчика, а ведь родимое пятно – это телесный недостаток. Ему, однако, оно
казалось украшением. Кв.Катул [консул
Как-то однажды стоял я, явленье Авроры встречая,
Росций является вдруг, с левой пришел стороны.
О, небожители – вам не в обиду будь сказано это –
Смертного юноши вид бога прекраснее был.
Ему он показался прекраснее бога! А ведь у Росция, как и теперь еще, сильно косили глаза! Но что за беда, если Катулу именно это показалось пикантным и прелестным» (Цицерон. О природе богов I 28 (79) [Цицерон 1985, с.85])
См. I 93.
Ювента – по-латыни соответствие Гебе.
Инвективы псевдо-Саллюстия и псевдо-Цицерона
(№ 2177). «Или поступки и высказывания твои, Марк Туллий, действительно никому не известны? Не жил ли ты с ранних лет так, что не видел ничего позорного для себя в том, что явилось бы предметом влечения кого бы то ни было? Точнее, не ценой ли своего целомудрия совершенствовался ты у Марка Писона в своем безудержном красноречии? Поэтому ничего удивительного нет в том, что ты позорно торгуешь тем, что самым постыдным образом приобрел». (Псевдо-Саллюстий. Инвектива против М.Туллия Цицерона 1, 2 [Саллюстий 1981, с.126])
(№ 2178). «(3, 9) Что же касается твоего беспримерного бешенства, с каким ты столь нагло напал на моих жену и дочь, которые как женщины обходились без мужчин легче, чем ты как мужчина – без мужчин, то ты поступил как достаточно ученый и искушенный человек». (Псевдо-Цицерон. Инвектива против Г.Саллюстия Криспа 3 (9) [Саллюстий 1981, с.144])
(№ 2179). «(5, 13) После того как бездонную глотку не могли уже насытить доходы от торговли бесстыднейшим телом и ты уже был не в таких летах, чтобы терпеть все, чего захотелось бы другому, ты стал предаваться безудержным страстям, чтобы то, чего ты был лишен сам, испробовать на других. (14) Таким образом, отцы-сенаторы, нелегко подсчитать, больше ли он приобрел или потерял, используя части тела, которых, по чести говоря, и не назовешь». (Псевдо-Цицерон. Инвектива против Г.Саллюстия Криспа 5 (13-14) [Саллюстий 1981, с.145])
Катон Младший
(№ 2180). «Один из родственников в день своего рождения пригласил Катона вместе с другими мальчиками на праздничный обед, и все дети, старшие и младшие вперемешку, собравшись в какой-то части дома, играли в суд – произносили обвинительные речи, уводили в тюрьму осужденных. И вот кто-то из старших отвел одного «осужденного» - очень красивого мальчика – в спальню и заперся с ним наедине. Мальчик стал звать на помощь Катона. Тот, быстро сообразив, в чем дело, подбежал к дверям, оттолкнул тех, кто караулил вход и преградил ему дорогу, вывел мальчика и, в гневе, пошел с ним домой, а следом, провожая Катона, двинулись другие дети» (Плутарх. Катон Младший 2, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.225])
Брут Младший
(№ 2181). «К бесчестным домогательствам он оставался глух, невзирая на самую изощренную лесть; уступать наглым и назойливым требованиям – что иные объясняют стыдливостью и робостью – он считал позором для великого человека и любил повторять, что те, кто не умеет отказывать, по всей видимости, худо распоряжались юною своей прелестью» (Плутарх. Брут 6, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.477])
Цезарь
(№ 2182). «Военную службу он начал в Азии, в свите претора Марка Терма. Отправленный им в Вифинию, чтобы привести флот, он надолго задержался у Никомеда. Тогда и пошел слух, что царь растлил его чистоту; а он усугубил этот слух тем, что через несколько дней опять поехал в Вифинию под предлогом взыскания долга, причитавшегося одному его клиенту-вольноотпущеннику» (Светоний. Божественный Юлий 2 [Светоний 1993, с.5])
(№ 2183). «(49, 1) На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекавший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лициния Кальва:
…и всё остальное,
Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок.
Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона старшего, в которых Долабелла называет его «царевой подстилкой» и «царицыным разлучником», а Курион – «злачным местом Никомеда» и «вифинским блудилищем».
(2) Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу «вифинской царицей» и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам.
(3) А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлёг на золотом ложе, и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры; мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!»
(4) Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:
Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:
Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, -
Никомед не торжествует, покоривший Цезаря.
(пер. Ф.А.Петровского)
… (52) … Наконец, чтобы не осталось сомнения в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший в какой-то речи называл его мужем всех жен и женой всех мужей» (Светоний. Божественный Юлий 49, 52 [Светоний 1993, с.20-22])
(№ 2184). [59 г., Цезарь добился наместничества в Галлии] «Окрыленный радостью, он не удержался, чтобы не похвалиться через несколько дней перед всем сенатом, что он достиг цели своих желаний, несмотря на недовольство и жалобы противников, и что теперь-то он их всех оседлает. Кто-то оскорбительно заметил, что для женщины это нелегко; он ответил, как бы шутя, что и в Сирии царствовала Семирамида, и немалой частью Азии владели некогда амазонки» (Светоний. Божественный Юлий 22 [Светоний 1993, с.12])
(№ 2185). «Гаю [Лицинию] Кальву, который, ославив его эпиграммами, стал через друзей искать примирения, он добровольно написал первый. Валерий Катулл, по собственному признанию Цезаря, заклеймил его вечным клеймом в своих стишках о Мамурре, но, когда поэт принес извинения, Цезарь в тот же день пригласил его к обеду, а с отцом его продолжал поддерживать обычные дружеские отношения» (Светоний. Божественный Юлий 73 [Светоний 1993, с.27])
Антоний
(№ 2186). «Неужели мне не следовало выступать против чужого мне человека
в защиту близкого и родственника, выступать против влияния, которого Антоний
достиг не подаваемыми им надеждами на доблестные деяния, а цветущей юностью? …
Но ведь ты, как ты утверждаешь, поступил ко мне для обучения, ты посещал мой
дом. Право, если бы ты делал это, ты лучше позаботился бы о своем добром имени,
о своем целомудрии. Но ты не сделал этого, а если бы ты и желал, то Гай Курион
этого тебе бы не позволил». (
(№ 2187). «(18, 44) Так не хочешь ли ты [Антоний], чтобы мы рассмотрели твою жизнь с детских лет? … Не помнишь ли ты, как, нося претексту, ты промотал все, что у тебя было? … Потом ты надел мужскую тогу, которую ты тотчас же сменил на женскую. Сначала ты был шлюхой, доступной всем; плата за позор была определенной и не малой, но вскоре вмешался Курион, который отвлек тебя от ремесла шлюхи и – словно надел на тебя столу – вступил с тобой в постоянный и прочный брак. (45) Ни один мальчик, когда бы то ни было купленный для удовлетворения похоти, в такой степени не был во власти своего господина, в какой ты был во власти Куриона. Сколько раз ставил он сторожей, чтобы ты не мог переступить его порога, когда ты все же, под покровом ночи, повинуясь голосу похоти, привлеченный платой, спускался через крышу! Дольше терпеть такие гнусности дом этот не мог. Не правда ли, я говорю о вещах, мне прекрасно известных?
Вспомни то время, когда Курион-отец лежал скорбя на своем ложе, а его сын, обливаясь слезами, бросившись мне в ноги, поручал тебя мне, просил меня замолвить за него слово отцу, если он попросит у отца 6 миллионов сестерциев; ибо сын, как он говорил, обязался заплатить за тебя эту сумму; сам он, горя любовью, утверждал, что он, не будучи в силах перенести тоску из-за разлуки с тобой, удалится в изгнание. (46) Какие большие несчастья этого блистательного семейства я в это время облегчил, вернее, отвратил! Отца я убедил долги сына заплатить, выкупить на средства семьи этого юношу, подающего надежды, и, пользуясь правом и властью отца, запретить ему, не говорю уже – быть твоим приятелем, но с тобой даже видеться. Памятуя, что все это произошло благодаря мне, неужели ты, если бы не полагался на мечи тех, кого мы здесь видим, осмелился бы нападать на меня?
(19, 47) Но оставим в стороне блуд и гнусности; есть вещи, о которых я, соблюдая приличия, говорить не могу, а ты, конечно, можешь и тем свободнее, что ты позволял делать с тобой такое, что даже твой недруг, сохраняя чувство стыда, упоминать об этом не станет». (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония 18-19 (44-47) [Цицерон 1993, т.2, с.298-299])
(№ 2188). «Антоний в юности был необычайно красив, и потому с ним не замедлил сблизиться Курион, чья дружба оказалась для молодого человека настоящею язвой, чумой. Курион и сам не знал удержу в наслаждениях, и Антония, чтобы крепче прибрать его к рукам, приучил к попойкам, распутству и чудовищному мотовству, так что вскорости на нем повис огромный не по летам долг – двести пятьдесят талантов. На всю эту сумму за друга поручился Курион, и когда о поступке сына узнал Курион-отец, он запретил Антонию переступать порог его дома». (Плутарх. Антоний 2, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.399])
(№ 2189). «(20, 50) … Насытившись подачками Цезаря и своими грабежами, - если только можно насытиться тем, что тотчас же извергаешь, - ты, будучи в нищете, прилетел, чтобы быть трибуном, дабы, если сможешь, уподобиться в этой должности своему «супругу»». (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония 20 (50) [Цицерон 1993, т.2, с.300])
(№ 2190). «А сколько дней подряд ты предавался в этой усадьбе позорнейшим вакханалиям! Начиная с третьего часа пили, играли, извергали из себя. … (105) … Но когда постояльцем в нем был ты (ибо хозяином ты не был), все оглашалось криками пьяных, полы были залиты вином, стены забрызганы; свободнорожденные мальчики толклись среди продажных, распутницы – среди матерей семейств». (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония 41 (104-105) [Цицерон 1993, т.2, с.315])
Обращено к М.Антонию:
«Зачем, наглец, достойный гнева Цезаря,
О собственных ли мерзостях,
О гнусной ли сестре, блуднице лагерной,
Меня неволишь лаяться?
Или о том, как ты мальчишкой с взрослыми
Задремывал в застолице,
И, вдруг взмокревши, слышал сзади пьяный хор:
«Талассио! Талассио!»
Что побледнел ты, бабень? или шуточки
Уже тебе не в шуточки?...»
(№ 2191). (Псевдо-Вергилий. Смесь 13, ст.7-18,
пер. М.Л.Гаспарова [Вергилий 1993, с.415])
Время Цезаря
(№ 2192). «[Об упадке нравов в Риме] Далее, их охватила не меньшая страсть к распутству, обжорству и иным удовольствиям: мужчины стали вести себя как женщины, женщины – открыто торговать своим целомудрием». (Саллюстий. О заговоре Катилины 13, 3 [Саллюстий 1981, с.10-11])
(№ 2193). «Так ли силен Луций Домиций, каждая часть тела которого запятнана гнусностью или преступлением? Язык хвастливый, руки в крови, ноги беглеца; то, чего из стыдливости не назовешь, обесчещено». (Саллюстий. Второе письмо Цезарю 9, 2 [Саллюстий 1981, с.133])
(№ 2194). «[45 г., после битвы при Мунде] Скапула,
главный виновник восстания вольноотпущенников и рабов, с поля сражения прибыл в
Кордубу и созвал и тех и других. Тут приказал он сделать для себя костер,
облекся в самые роскошные одежды, приказал подать себе самый изысканный ужин;
все свои деньги и все ценное имущество он роздал своим приближенным. Он
спокойно поужинал, при чем возливали на него разные благовонные масла. Потом,
по его приказанию, один раб его заколол его, а вольноотпущенник, служивший его
гнусной страсти, поджег его костер» (Продолжатель Цезаря. Записки о испанской
войне 33, пер. А.Клеванова [Цезарь 1857])
(№ 2195). «[Проскрипции,
Видимо, Секстий Назон, один из убийц Цезаря (Аппиан XIV 113 [Аппиан 2002, с.531]).
Август
(№ 2196). «Цицерон – Цезарю Октавиану.
… (9) … что действует, захватывает государство тот, … кому наружность ценой срама дала деньги и знатное имя, оскверненное бесстыдством … тот, кто владеет отказанным ему по завещанию государством, словно приданым в браке?» (Псевдо-Цицерон. Письмо 930, 9 [Цицерон 1994, т.3, с.510])
(№ 2197). «(68) В ранней юности он стяжал дурную славу многими позорными поступками. Секст Помпей обзывал его женоподобным, Марк Антоний уверял, что свое усыновление купил он постыдной ценой, а Луций, брат Марка, - будто свою невинность, початую Цезарем, он предлагал потом в Испании и Авлу Гирцию за триста тысяч сестерциев, и будто икры себе он прижигал скорлупою ореха, чтобы мягче был волос. Мало того – весь народ однажды на зрелищах встретил шумными рукоплесканиями брошенный со сцены стих, угадав в нем оскорбительный намек на его счёт, - речь шла о жреце Матери Богов, ударяющем в бубен:
- Смотри, как всё потворствует развратнику!
… (71) Из всех этих обвинений и нареканий он легче всего опроверг упрек в постыдном пороке, от которого жизнь его была чиста и тогда, и потом…» (Светоний. Божественный Август 68, 71 [Светоний 1993, с.59-61])
(№ 2198). «(25) Хотя он был чрезвычайно сдержан в отношении еды и питья, а иногда даже в отношении сна, он в то же время предавался сладострастию до предела, осуждаемого в народной молве. Именно, помимо двадцати любимцев, среди которых он обычно возлежал, у него было еще столько же девушек» (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров I. Август, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.126])
(№ 2199). «…лекарь Главк предупреждал его [историка Деллия], что Клеопатра готовит ему гибель, за то что раз, во время обеда, он задел ее, заметив, что, дескать, их потчуют прокисшею бурдой, а Сармент в Риме пьет фалернское. Сармент был у Цезаря [Октавиана] один из мальчишек-любимчиков, которых римляне зовут «диликиа» [deliciae]» (Плутарх. Антоний 59, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.429])
Варрон
Варрон написал 150 книг «Менипповых сатир». Сохранились фрагменты. Пер. М.Л.Гаспарова [Сатира 1989, с.389-430]
«Там не только незамужние – общее достояние:
Там и старцы молодятся, и подростки бабятся»
(№ 2200). (Варрон. Байи, фр.44 [Сатира 1989, с.390])
«…Их комики, их блудники, их сценники…»
(№ 2201). (Варрон. Осел над лирой, фр.353 [Сатира 1989, с.398])
«Достойный в роли страждущих, спокойных и убогих,
Ахилл по-гречески, кинед по-ионийски»
(№ 2202). (Варрон. Осел над лирой, фр.357 [Сатира 1989, с.399])
Другое чтение: «Героический [ритм] принадлежит Ахиллу, ионик – кинеду». (Варрон. Менипповы сатиры 181 [Музыкальная эстетика 1960, с.252])
(№ 2203). «Двинулся в самую нутрь заднего строения – «в самую недренность», как говорит Плавт» (Варрон. Мениппова гробница, фр.522 [Сатира 1989, с.422])
«Всех подростков в честь Венеры он обабил, буйно блудя»
(№ 2204). (Варрон. Марципор, фр.275 [Сатира 1989, с.426])
«Царь и нищий, оба знают, как умеет жечь любовь:
Этот мальчика обабит, этот сгубит первый стыд
В спальне у распутной девки…»
(№ 2205). (Варрон. Познай самого себя, фр.205 [Сатира 1989, с.404])
(№ 2206). «Когда я размышляю, какая связь между глазами и бедрами и в чем разница для чресл, воспользовался ли я обесстыженным мальчиком или рукой и остался чист…» (Варрон. Об уходе <из жизни>, фр.409 [Сатира 1989, с.417])
Лукреций
«Но и приятней порой и не против воли природы,
Если в хоромах у нас не бывает златых изваяний
Отроков, правой рукой держащих зажженные лампы,
Чтобы ночные пиры озарять в изобилии светом…»
(№ 2207). (Лукреций II 23-26 [Лукреций 1983, с.60])
«Галлы сопутствуют ей, указание этим давая,
Что, оскорбив божество материнское и непочтенье
Выказав к родшим, никто не должен считаться достойным,
Чтобы на свет порождать поколенья живого потомства».
(№ 2208). (Лукреций II 614-617 [Лукреций 1983, с.75])
«К тем же, в кого проникать и тревожить их бурную юность
Начало семя, в тот день, лишь во членах оно созревает,
Сходятся призраки вдруг, возникая извне и являя
Образы всяческих тел, прекрасных лицом и цветущих.
Тут раздражаются в них надутые семенем части,
Так что нередко они, совершив как будто, что надо,
Вон выпуская струю изобильную, пачкают платье.
…
Также поэтому тот, кто поранен стрелою Венеры, -
Мальчик ли ранил его, обладающий женственным станом,
Женщина ль телом своим, напоенным всесильной любовью, -
Тянется прямо туда, откуда он ранен, и страстно
Жаждет сойтись и попасть своей влагою в тело из тела,
Ибо безмолвная страсть предвещает ему наслажденье.
…
Цель вожделений своих сжимают в объятьях и, телу
Боль причиняя порой, впиваются в губы зубами
Так, что немеют уста, ибо чистой здесь нету услады;
Жало таится внутри, побуждая любовников ранить
То, что внушает им страсть и откуда родилась их ярость,
Но в упоеньи любви утоляет страданья Венера,
Примесью нежных утех ослабляя боль от укусов,
Ибо надежда живет, что способно то самое тело,
Что разжигает огонь, его пламя заставить угаснуть».
(№ 2209). (Лукреций
IV 1030-1036, 1052-1057, 1079-1087 [Лукреций 1983, с.151-153])
Также V 1021 [Лукреций 1983, с.187]
Лициний Кальв
«Страх наводящий Помпей головку пальчиком чешет.
В чём сомненье его, кто ему надобен? Муж»
(№ 2210). (Лициний. Фр.4 (18), пер. М.Л.Гаспарова [Катулл 1986, с.142])
О почесывании головы. (Плутарх. Помпей 48 [Плутарх 1994, т.2, с.92])
(№ 2211). «О Помпее Великом враги злословили, подметив его привычку почесывать голову одним пальцем» (Плутарх. Наставления о государственных делах 4, пер. С.Аверинцева [Плутарх 1983, с.587])
«…и всё остальное,
Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок»
(№ 2212). (Лициний. Фр.5 (17), пер. М.Л.Гаспарова [Катулл 1986, с.142])
Катулл
Катулл – первый латинский поэт-лирик, чьи произведения сохранились. Следовательно, стихи Катулла к Ювенцию – первые любовные стихотворения в поэзии Западной Европы.
«Очи сладостные твои, Ювенций,
Если б только лобзать мне дали вдосталь,
Триста тысяч я раз их целовал бы.
Никогда я себя не счёл бы сытым,
Если б даже тесней колосьев тощих
Поднялась поцелуев наших нива»
(№ 2213). (Катулл № 48, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.30])
«Я у тебя за игрой похитил, мой нежный Ювенций,
Сладостный с губ поцелуй – сладостней пищи богов.
Не безнаказан был вор. О, помню, более часа
Думалось мне, что повис я в высоте на кресте.
Стал я прощенья просить, но не мог никакими мольбами
Хоть бы на йоту смягчить твой расходившийся гнев.
Лишь сотворил я беду, ты тотчас следы поцелуя
Истово начал с лица всей пятерней обтирать.
Словно затем, чтоб моей на лице не осталось заразы,
Будто пристала к нему уличной суки слюна!
Кроме того, не скупясь, предавал ты меня, несчастливца,
Гневу Амура, меня всячески ты распинал.
Так что тот поцелуй мимолетный, амбросии слаще,
Стал мне казаться теперь горше полыни самой.
Если проступок любви караешь ты столь беспощадно,
То я могу обойтись без поцелуев твоих»
(№ 2214). (Катулл № 99, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.99-100])
«Как же ты мог не найти, Ювенций, в целом народе
Мужа достойной красы, с кем бы ты сблизиться мог?
А полюбился тебе приезжий из сонной Пизавры,
Мраморных статуй бледней с раззолоченой главой!
Сердце ты отдал ему, его предпочесть ты дерзаешь
Мне? Берегись же, пойми, что преступленье творишь!»
(№ 2215). (Катулл № 81, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.93])
«Всех Ювенциев цвет, причём не только
Ныне здравствующих, но живших раньше,
Даже тех, кому жить еще придётся, -
Лучше денег ты сунь сему Мидасу
Без раба и ларца, чтоб он не думал
Впредь тебе докучать своей любовью.
«Разве ж он не красив?» - Красив, да только
Ни раба, ни ларца при нём не видно.
Что захочется, делай с ним, но помни:
Ни раба, ни ларца при нём не видно»
(№ 2216). (Катулл № 24, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.17-18])
«И себя, и любовь свою, Аврелий,
Поручаю тебе. Прошу о малом:
Если сам ты когда-нибудь пленялся
Чем-нибудь незапятнанным и чистым, -
Соблюди моего юнца невинность!
Говорю не о черни, опасаюсь
Я не тех, что на форуме толкутся.
Где у каждого есть свои заботы, -
Нет, тебя я боюсь, мне хрен твой страшен,
И дурным, и хорошим, всем опасный.
В ход пускай его, где и как захочешь,
Только выглянет он, готовый к бою,
Лишь юнца моего не тронь – смиренна
Эта просьба. Но если дурь больная
До того доведет тебя, негодный,
Что посмеешь на нас закинуть сети, -
Ой! Постигнет тебя презлая участь:
Раскорячут тебя, и без помехи
Хрен воткнется в тебя и ёрш вопьется»
(№ 2217). (Катулл № 15, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.13-14])
«Раскорячу я вас и отмужичу, [Pedicabo ego vos et irrumabo]
блудозадые [pathice и кинед] Фурий и Аврелий,
по моим рассудившие стишатам
распоясанным, что и я бесстыден.
Чистым быть полагается поэту
самому, а стишата – обойдутся;
лишь тогда и остры они, и сладки,
распоясанны если и бесстыдны,
если то, что зудит, поднять способны,
не зеленым юнцам, - седобородым,
что тяжелой не в силах двигнуть ляжкой.
Вы в несчитанных тыщах лобызаний
усмотрели, что слаб я как мужчина. –
Раскорячу я вас и отмужичу!»
(№ 2218). (Катулл № 16, пер. М.Амелина [Катулл 1997, с.151])
Стихотворение также переводили А.Фет, А.Пиотровский [Катулл, Тибулл,
Проперций 1963, с.37], С.Шервинский [Катулл 1986, с.14], А.Парин (в издании
«Ты, о всех голодов отец, Аврелий,
Тех, что были уже и есть поныне,
И которые впредь нам угрожают,
Вздумал ты обладать моим любимцем,
И притом на виду: везде мы вместе,
Льнешь к нему и забавам всяким учишь.
Тщетно. Сколько ни строй мне всяких козней,
Всё же первый тебя я обмараю.
Если будете вы блудить наевшись,
Я пожалуй стерплю. Но вдруг – о горе!
Будешь голодом ты морить мальчишку?
Это дело ты брось, пока прилично,
Или бросишь, когда замаран будешь»
(№ 2219). (Катулл № 21, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.15-16])
«Геллий! отчего твои розоватые губки
белизны снегов зимних, никак не пойму,
из дому поутру когда выходишь ты, днем ли,
отдых, полный нег, свой наконец-то прервав?
Точно не знаю, но молва не верно ли шепчет,
что насосаться мужским соком не можешь никак?
[grandia
te medii tenta vorare viri]
Так и есть, - вопят кишки от надрыва бедняжки
Виктора: на губах знаки упорных трудов».
(№ 2220). (Катулл № 80, пер. М.Амелина [Катулл 1997, с.39])
«Ты, общественных бань ворюга знатный,
О, Вибенний отец с блудягой сыном,
Всех грязнее отец в искусстве гнусном,
Всех прожорливей сын глотает гузном.
Вам бы лучше сбежать куда подальше:
Все тут знают, каков отец грабитель,
А шершавые ягодицы сына
За медяшку и то никто не купит»
(№ 2221). (Катулл № 33, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.22])
«Презабавная вещь, занятный случай!
Он вполне твоего достоин слуха,
Так посмейся, Катон, вослед Катуллу:
В самом деле, такой забавный случай!
Я мальчишку накрыл: молотит, вижу!
Девку. Я – да простит Диона! – тут же
Твердой палкой своей закончил дело»
(№ 2222). (Катулл № 56, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.33])
«Целию мил Авфилен, а Квинтий пленен Авфиленой, -
Сходят с ума от любви, юных веронцев краса,
Этот сестру полюбил, тот брата, - как говорится:
Вот он, сладостный всем, истинно братский союз.
Счастья кому ж пожелать? Мой Целий, тебе, несомненно, -
Редкую дружбу свою ты доказал мне, когда
Неудержимая страсть у меня всё нутро прожигала,
Будь же, мой Целий, счастлив, знай лишь победы в любви»
(№ 2223). (Катулл № 100, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.100])
Из свадебной песни:
«Фесценнинские шутки пусть
Раздаются – чего ж молчать?
И орехов пусть мальчикам
Даст наложник – утратил он
Ныне страсть господина! (130)
Дай же, дай же орехов им
Ты, дружок нерадивый! Сам
Наигрался орехами!
Послужи-ка Таласию!
Сыпь, наложник, орехов!
Ты вчера еще был безус
И селянками брезговал, -
А уже брадобрей тебя
Бреет! Бедный же, бедный ты!..
Сыпь, наложник, орехов!
Скажешь ты, раздушенный муж:
Нелегко отвыкать тебе
От безусых? – да срок пришел!
О Гимен, Гименей! Ио
Гименею, Гимену!»
(№ 2224). (Катулл № 61, ст.126-145, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.39])
«Каждый, кто с крикуном красивого мальчика видит,
Скажет: как жаждет юнец, чтобы купили его!»
(№ 2225). (Катулл № 106, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.102])
«Нос, ты очень велик. Однако спускаться на площадь
Не с кем тебе. Почему? Всем подставляешь ты зад»
(№ 2226). (Катулл № 112, пер. С.В.Шервинского [Катулл 1986, с.103])
См. также № 29, 54, 57, 93 (О Цезаре). № 30. (Альфен) № 50. (Лициний)
Тибулл
Элегии к Марату (I 4, I 9) не переводились на русский. См. библиографию переводов [Античная поэзия 1998].
2. Период принципата
Примечание:
Даты правления императоров, упомянутых в тексте: Август (27 до н.э.-14 н.э.), Тиберий (14-37), Гай Калигула (37-41), Клавдий (41-54), Нерон (54-68), Гальба (68-69), Отон (69), Вителлий (69), Веспасиан (69-79), Тит (79-81), Домициан (81-96), Траян (98-117), Адриан (117-138), Антонин Пий (138-161), Марк Аврелий (161-180), Коммод (180-192), Антонин Каракалла (211-217), Макрин (217-218), Антонин Гелиогабал (218-222), Александр Север (222-235), Филипп Араб (244-249), Карин (282-285), Максимиан Геркулий (285-305), Констант (337-350), Констанций (337-361), Юлиан (361-363), Валент (364-378).
2.1. Период Юлиев-Клавдиев (30 до
н.э.-68 н.э.)
Вергилий
«Здесь расцветет и нарцисс, в чьем теле прекрасном когда-то
Был Купидонов огонь своей же зажжен красотою…»
(№ 2227). (Вергилий. Комар 408, пер. С.В.Шервинского [Вергилий 1993, с.382])
(№ 2228). «[Вергилий] (9) Умеренный в пище и вине, он питал любовь к мальчикам, и особенно любил Цебета и Александра, которого ему подарил Азиний Поллион и который во второй эклоге «Буколик» назван Алексидом; оба были хорошо образованны, а Цебет даже писал стихи. Распространено мнение, что он был также в связи с Плотией Гиерией. (10) Но Асконий Педиан утверждает, что она сама часто рассказывала, как Варий прямо предлагал Вергилию сожительство с нею, но тот решительно отказался. (11) В остальном он был всю жизнь так чист и речью и мыслью, что в Неаполе его обычно называли Парфением…» (Светоний. Вергилий 9-11 [Светоний 1993, с.235])
(№ 2229). Эклога II (пер. С.В.Шервинского [Вергилий 1994, с.29-31])
«Страсть в Коридоне зажег прекрасный собою Алексис.
Был он хозяину люб – и пылал Коридон безнадежно.
Он что ни день уходил под частые буки, в прохладу
Их густолиственных крон, и своих неотделанных песен
Жалобы там обращал к лесам и горам, одинокий.
«Песням моим ты не внемлешь, увы, жестокий Алексис!
Иль не жалеешь ничуть? Доведешь ты меня до могилы!
Даже и скот в этот час под деревьями ищет прохлады,
Ящериц даже укрыл зеленых терновник колючий,
И Тестиллида уже для жнецов, усталых от зноя, (10)
К полднику трет чабер и чеснок, душистые травы.
Вторя мне громко, пока я слежу за тобою прилежно,
Пеньем цикад кустарник звенит под солнцем палящим.
Иль не довольно того, что гнев я Амариллиды
Либо презренье терпел, выносил и упреки Меналка? –
Хоть черномазый он был, а ты белолицый, Алексис!
Не доверяй чересчур, прекрасный юноша, цвету:
Мало ли белых цветов, но темных ищут фиалок.
Ты презираешь меня; откуда я, кто – и не спросишь,
Сколько скота у меня, молока белоснежного сколько. (20)
Тысячи бродят овец у меня по горам сицилийским,
Нет в парном молоке ни в зной недостатка, ни в стужу.
Те же я песни пою, которые, стадо сгоняя,
Пел Амфион у Дирке на том Аракинфе Актейском.
Я уж не так некрасив: недавно себя я увидел
С берега в глади морской; суди нас – так Дафнис, пожалуй,
Не устрашил бы меня, если только не лгут отраженья.
О, лишь бы ты захотел со мною в скудости сельской,
В хижинах низеньких жить, стрелять на охоте оленей
Или же коз погонять хворостиной из мальвы зеленой. (30)
Вместе со мною в лесах подражал бы пением Пану.
Первым Пан изобрел скрепленные воском тростинки,
Пан, предводитель овец и нас, пастухов, повелитель.
Так не жалей же о том, что натер себе губы свирелью.
Чтобы сравняться с тобой, как только Аминт не старался!
Есть свирель у меня из семи тростинок цикуты
Слепленных, разной длины, - Дамет ее, умирая,
Передал мне и сказал: вторым ей станешь владельцем.
Так сказал мне Дамет – и Аминт завидует глупый.
Двух еще горных козлят с трудом достал я в ущелье (40)
Небезопасном, их шерсть пока еще в крапинах белых.
Вымя овцы они два раза в день осушают – тебе я
Их берегу, хоть давно у меня Тестиллида их просит, -
Да и получит, коль ты от нас презираешь подарки.
Мальчик прекрасный, приди! Несут корзинами нимфы
Ворохи лилий тебе; для тебя белоснежной наядой
Сорваны желтый фиоль и высокие алые маки;
Соединен и нарцисс с душистым цветом аниса;
С благоуханной травой сплела она и лаванду;
Нежных фиалок цветы ноготки желтизной оживляют. (50)
Бледных плодов для тебя нарву я с пуховым налетом,
Также каштанов, моей излюбленных Амариллидой.
Слив восковых прибавлю я к ним, - и сливы уважу!
Лавр, тебя я сорву, вас, мирты, свяжу с ним теснее.
Благоуханья свои вы все воедино сольете!..
Ты простоват, Коридон! К дарам равнодушен Алексис.
Если ж дарами борьбу затевать, - Иолл не уступит.
Горе! Что я натворил? В своем я безумии Австра
Сам напустил на цветы, кабанов в прозрачные воды…
Что, безрассудный, бежишь? И боги в лесах обитали, (60)
Да и дарданец Парис. Пусть, крепости строя, Паллада
В них и живет, - а для нас всего на свете милее
Наши пусть будут леса. За волком гонится львица,
Волк – за козой, а коза похотливая тянется к дроку, -
А Коридон, о Алексис, к тебе! У всех свои страсти.
Видишь, волы на ярмах уж обратно плуги свои тащат,
Скоро уж солнце, клонясь, удвоит растущие тени.
Я же горю от любви. Любовь возможно ль измерить?
Ах, Коридон, Коридон! Каким ты безумьем охвачен!
Недообрезал листвы я у лоз виноградных на вязе… (70)
Лучше б сидеть да плести что-нибудь полезное, к делу
Гибкий камыш применив иль ивовых прутьев нарезав.
Этот Алексис отверг – другой найдется Алексис»
Вариации
«…Ну конечно же, конечно, там стоял Алексис, отрочески хрупкий, до боли прекрасный, почти сын, сын, чью раскрывающуюся, распускающуюся судьбу он вознамерился было взять на себя, хотел опекать его не только как отец, нет, как мать опекает свое дитя, а в результате совсем по-отцовски вылепил из него подобие себя самого. Отвернувшись, стоял там Алексис, будто все еще обиженный на него за столь неуклюжее вмешательство в его судьбу, - но и, отстранив все обиды, уносился мечтою в призрачные шири ландшафта, к призрачному солнцу, увитому призрачными цветами, в призрачное царство покоя, овеянное ароматами лавра, и это для него, прекрасного отрока, кружились в хороводе фавны, одурманенные запахами рощ, опьяненные звуками флейт, для него обнажалась душа природы, вовлеченная в вихрь танца, и даже дубы раскачивали могучие кроны в такт этому танцу; для него совершалось все, совершался вселенский пляс вожделенья, и зримым стало все сокрытое, все недоступное взору, все переплелось в одну единую зримость силою непрестанно пульсирующих токов вожделенья, и вожделенье исполнено было познанья и облекало своим трепетным током все доступное и недоступное взору, дабы все воплотить в распознанный образ; о да, омытый токами познающего вожделенья и сам вожделея, стоял там Алексис, и так как он обрел образ, образом стало и все вокруг, слилось воедино и стало познанным единство, полуденный свет слился со светом вечерним в сплошное светобытие…»
(Герман Брох. Из романа «Смерть Вергилия».
Пер. с нем. А.Карельского [Брох 1990, с.446])
Имя Алексис заимствовано, очевидно, из эпиграммы Платона. Вторая эклога вдохновила Андре Жида на написание трактата «Коридон», а Маргерит Юрсенар - на роман «Алексис».
(№ 2230). Эклога III (пер. С.В.Шервинского [Вергилий 1994, с.32-37])
По мотивам V идиллии Феокрита
«…
Палемон
Пойте, благо втроем на мягкой траве мы уселись.
Все плодоносит кругом, и поля, и деревья; одеты
Зеленью свежей леса – пора наилучшая года!
Ты начинаешь, Дамет, а ты, Меналк, отвечаешь.
В очередь будете петь – состязания любят Камены.
Дамет
Первый Юпитеру стих – все полно Юпитером, Музы! (60)
Он – покровитель полей, он к нашим внимателен песням.
Меналк
Я же – Фебом любим. У меня постоянно для Феба
Есть приношения – лавр с гиацинтом, алеющим нежно.
Дамет
Яблоком бросив в меня, Галатея игривая тут же
В ветлы бежит, а сама, чтобы я увидал ее, хочет.
Меналк
Мне добровольно себя предлагает Аминт, мое пламя, -
Делия даже не столь моим знакома собакам.
Дамет
Я для Венеры моей подарок достал: я приметил
Место, где в вышине гнездо себе голуби свили.
Меналк
Мальчику с дерева снял я подарок, - что мог, то и сделал: (70)
Яблок десяток послал золотых и еще к ним добавлю.
Дамет
Ах, что мне говорит – и как часто! – моя Галатея!
Ветры, хоть часть ее слов донесите до слуха бессмертных!
Меналк
Много ли проку мне в том, что тобой я, Аминт, не отвергнут,
Если я сеть сторожу, пока кабанов ты гоняешь?
Дамет
Ты мне Филлиду пришли, Иолл, - мое нынче рожденье;
Сам приходи, когда телку забью для праздника жатвы.
Меналк
Всех мне Филлида милей: когда уезжал я, рыдала;
«Мой ненаглядный, прощай, мой Иолл, прощай!» - говорила.
Дамет
Волки страшны стадам, дожди – урожаям созревшим, (80)
Бури – деревьям, а мне попрекания Амариллиды.
Меналк
Сладостна всходам роса, отнятым земляничник козлятам,
Стельным коровам – ветла, а меня лишь Аминт услаждает.
Дамет
Любит мою Поллион, хоть она и простецкая, Музу.
Вы для чтеца своего пасите, Камены, телицу.
Меналк
В новом вкусе стихи Поллион сам пишет – пасите,
Музы, тельца, что уж рогом грозит и песок подрывает. (87)
…
Палемон
Нет, такое не мне меж вас разрешать состязанье.
Оба телицы равно вы достойны, - и каждый, кто сладкой
Не убоится любви, а горькой не испытает. (110)
Время, ребята, закрыть канавы, луга утолились»
Эклога V. Плач о Дафнисе.
Эклога VII. Тирсис и Коридон.
«Пел он, как, возле воды, оставив юношу Гилла,
Звали его моряки, «Гилл! Гилл!» - неслось побережьем».
(№ 2231). (Вергилий. Буколики VI 43-44,
пер. С.В.Шервинского [Вергилий 1993, с.46])
(№ 2232). Эклога X (пер. С.В.Шервинского [Вергилий 1994, с.58-60])
От лица Корнелия Галла.
«…Но всё-таки вы пропоете (31)
Вашим горам про меня! Вы, дети Аркадии, в пенье
Всех превзошли. Как сладко мои упокоятся кости,
Ежели ваша свирель про любовь мою некогда скажет!
Если б меж вами я жил селянином, с какой бы охотой
Ваши отары я пас, срезал бы созревшие гроздья.
Страстью б, наверно, пылал к Филлиде я, или к Аминту,
Или к другому кому, - не беда, что Аминт – загорелый.
Ведь и фиалки темны, темны и цветы гиацинта.
Он бы со мной среди ветел лежал под лозой виноградной, (40)
Мне плетеницы плела б Филлида, Аминт распевал бы.
Здесь, как лед, родники, Ликорида, мягки луговины,
Рощи – зелены. Здесь мы до старости жили бы рядом.
Но безрассудная страсть тебя заставляет средь копий
Жить на глазах у врагов, при стане жестокого Марса.
Ты от отчизны вдали – об этом не мог я и думать! –
Ах, жестокая! Альп снега и морозы на Рейне
Видишь одна, без меня, - лишь бы стужа тебя пощадила!
Лишь бы об острый ты лёд ступней не порезала нежных!
Я же достану свирель, стихом пропою я халкидским (50)
Песни, которые мне сицилийский передал пастырь.
Лучше страдать мне в лесах, меж берлогами диких животных,
И, надрезая стволы, доверять им любовную нежность.
Будут стволы возрастать, - возрастай же с ними, о нежность!
С нимфами я между тем по Меналу странствовать буду,
Злобных травить кабанов, - о, мне никакая бы стужа
Не помешала леса оцеплять парфенийские псами.
Вижу себя, - как иду по глухим крутоярам и рощам
Шумным. Нравится мне пускать с парфянского лука
Стрелы Цидонии, - но исцелить ли им яростный пыл мой? (60)
Разве страданья людей жестокого трогают бога?
Нет, разонравились мне и гамадриды, и песни
Здешние. Даже и вы, о леса, от меня отойдите!
Божеской воли своим изменить мы не в силах стараньем!
Если бы даже в мороз утоляли мы жажду из Гебра
Или же мокрой зимой подошли к берегам Ситонийским,
Иль, когда сохнет кора, умирая, на вязе высоком,
Мы эфиопских овец пасли под созвездием Рака.
Всё побеждает Амур, итак – покоримся Амуру!» (69)
«Георгики» (пер. С.В.Шервинского)
«Кем не воспет был юноша Гилл или Делос Латонин?
Гипподамия, Пелоп, с плечом из кости слоновой
Конник лихой? Неторным путем я пойду и, быть может,
Ввысь подымусь и людские уста облечу, торжествуя!»
(№ 2233). (Вергилий. Георгики III 6-9 [Вергилий 1993, с.91])
«Видя такие черты, наблюдая такие примеры,
Многие думали: есть божественной сущности доля
В пчелах, дыханье небес, потому что бог наполняет
Земли все, и моря, и эфирную высь, - от него-то
И табуны, и стада, и люди, и всякие звери,
Все, что родится, берет тончайшие жизни частицы
И, разложившись, опять к своему возвращает истоку.
Смерти, стало быть, нет – взлетают вечно живые
К сонму сияющих звезд и в горнем небе селятся».
(№ 2234). (Вергилий. Георгики IV 219-227 [Вергилий 1993, с.110])
«Энеида» (пер. С.А.Ошерова)
«Много тевкров на зов и сиканцев много явилось.
Первыми Нис с Эвриалом пришли:
Юности свежей красой Эвриал блистал, и любовью
Чистой любил его Нис».
(№ 2235). (Вергилий. Энеида V 293-296 [Вергилий 1993, с.204])
V 318-339 – описание состязаний в беге.
(№ 2236). «Энеида», книга IX, ст.176-449. Рассказ о Нисе и Эвриале.
Текст из-за большого объема я не привожу. Эпизод ночной вылазки написан Вергилием по мотивам X песни «Илиады», где рассказано об успешной вылазке Одиссея и Диомеда. Однако у Вергилия все завершается трагически.
«…Нис, неудержный в бою, у ворот стоял в карауле,
Сын Гиртака; его охотница Ида послала
В путь за Энеем – стрелка и метателя легкого дрота.
С Нисом был Эвриал; ни в рядах энеадов, ни прежде
Воин такой красоты не носил троянских доспехов. (180)
Юность лишь первым пушком ему отметила щеки.
Общая их связала любовь и подвигов жажда.
Ныне они у ворот в одном карауле стояли…»
…
«Счастье вам, други! Коль есть в этой песне некая сила, (446)
Слава о вас никогда не сотрется из памяти века,
Капитолийским доколь нерушимым утесом владеет
Род Энея и власть вручена родителю римлян»
Прочее
«…Сатурна дочь не забыла
…и Ганимеда почет, и царский род ненавистный».
(№ 2237). (Вергилий. Энеида I 26.28 [Вергилий 1993, с.122])
(№ 2238). «Стих 28. И Ганимеда почет (Ganymedis honores).
Ганимед — сын царя троянцев Троя. Слово почести он употребил либо потому, что Ганимед исполняет у богов обязанности виночерпия, после того, как от них была отстранена Геба, дочь Юноны, либо потому, что он, помещенный среди небесных звезд, получил имя Водолея. Следовательно, Юнона гневается не потому, что он был похищен, чтобы быть виночерпием, но из-за того, что Ганимед был соблазнен [Зевсом], дабы обрести божественные почести. Или слово почет употреблено в значении красоты...» (Сервий. Комм. к Энеиде I 28 [Сервий 2001])
«Был победитель Клоант награжден плащом златотканым,
Дважды тот плащ обегала кайма узором пурпурным,
Царственный отрок на нем по рощам Иды тенистой
Гнал, потрясая копьем, быстроногих оленей проворно, -
Словно живой, он дышал тяжело, - но, когтями вцепившись,
Спутник Юпитера вдруг вознес его в поднебесье, -
Тщетно руки к нему воспитатели старые тянут,
Своры яростной лай понапрасну ветер разносит».
(№ 2239). (Вергилий. Энеида V 250-257 [Вергилий 1993, с.203])
«С ними бродил и Кеней, превращенный из юноши в деву,
Ибо по смерти судьба ему прежний облик вернула».
(№ 2240). (Вергилий. Энеида VI 448-449 [Вергилий 1993, с.229-230])
«Пал бы и ты, о Кидон, за возлюбленным следуя новым,
Клитом, чьи щеки покрыл впервые пушок золотистый,
В прахе лежал бы и ты, от руки Дарданида погибнув,
Страстью, что к юношам лишь тебя влекла, не тревожим,
Если бы братья твои не примчались когортой сплоченной…»
(№ 2241). (Вергилий. Энеида X 324-328 [Вергилий 1993, с.309])
«Япиг, Иасия сын, подошел, Аполлона избранник;
Бог ему в давние дни, воспылав любовью великой,
Радостно все искусства свои предлагал и уменья:
Или пророчества дар, иль кифару, иль быстрые стрелы».
(№ 2242). (Вергилий. Энеида XII 391-394 [Вергилий 1993, с.355])
См. также: Эвандр и Анхиз. (Вергилий. Энеида VIII 162-163 [Вергилий 1993, с.265]); Кикн и Фаэтон. (Вергилий. Энеида X 189 [Вергилий 1993, с.305]); Красота Палланта. (Вергилий. Энеида XI 68 [Вергилий 1993, с.325])
Дополнения к Вергилию
«Славой и честью равна столицам прочим, стояла
Там и Мегара, чей кремль укреплен трудом Алкафоя,
Был в строительстве Феб Алкафою помощником верным,
И до сих пор поет от удара стена крепостная
Голосом лиры живым, повторяя шепот килленский,
Снова и снова твердя преданье о Фебе влюбленном».
(№ 2243). (Пс.-Вергилий. Скопа 104-109,
пер. Е.Г.Рабинович [Вергилий 1993, с.385])
См. также Псевдо-Вергилий. Смесь 4, 7.
Гораций
(№ 2244). «(4) … Среди прочих шуток он [Август] часто называл Горация чистоплотнейшим распутником и милейшим человечком, и не раз осыпал его своими щедротами. … (6) … В делах любовных, судя по рассказам, был он неумерен, и говорят, что со своими любовницами он располагался в спальне, разубранной зеркалами, с таким расчетом, чтобы везде, куда ни взглянуть, отражалось бы их соитие» (Светоний. Гораций 4, 6 [Светоний 1993, с.239])
О мифах
«…Сам судья борьбы наступил на пальму
Голой ногою;
Легкий ветр ему освежает плечи,
Кроют их кудрей надушенных волны –
Был таков Нирей, иль с дождливой Иды
На небо взятый»
(№ 2245). (Оды III 20, ст.11-16, пер. Н.С.Гинцбурга [Гораций 1993, с.133])
«Орлу царем быть птиц поручил Отец;
Царю богов он молниеносцем был;
При похищеньи Ганимеда
Верность его испытал Юпитер».
(№ 2246). (Гораций. Оды IV 4, ст.1-4,
пер. Н.С.Гинцбурга [Гораций 1993, с.156])
О поэзии
«Лира! Нас зовут. Коль в тени мы пели
В час досуга песнь, что прожить достойна
Год иль много лет, - то сложи теперь мне
Римскую песню.
На небе звенел гражданин лесбосский;
Грозный на войне, а в минуты мира
Подведя корабль, изможденный бурей,
К брегу сырому,
Певший, Вакха, Муз и Венеру с сыном,
Что повсюду с ней неразлучно рядом,
И красавца Лика глаза и кудри
С черным отливом.
Феба ты краса, на пирах Юпитер
Рад тебе внимать, от трудов ты сладкий
Отдых всем даешь, я к тебе взываю
Благоговейно!»
(№ 2247). (Оды I 32 (К лире), пер. Н.С.Гинцбурга [Лирика 1968, с.387])
«…Я Прозерпины царство суровое
Чуть не узрел, Эака, что суд творит,
И край, блаженным отведенный…
Там на лесбийской играя лире,
На безразличье дев Сафо плачется,
Но ты, Алкей, ты с плектром из золота,
Поешь звончей тяготы моря,
Бегства тяготы, тяготы брани.
Обоим вам в священном молчании
Дивятся тени, с большею жадностью
Внимает все ж толпа густая
Песнь про бои, про царей сверженье…»
(№ 2248). (Оды II 13, ст.21-32,
пер. Г.Ф.Церетели [Гораций 1993, с.88-89])
«Поверь, погибнуть рок не судил словам,
Что я, рожденный там, где шумит Авфид,
С досель неведомым искусством
Складывал в песни под звуки лиры.
Хотя Гомер и первый в ряду певцов,
Но все же Пиндар, все же гроза – Алкей,
Степенный Стесихор, Кеосец
Скорбный, - еще не забыты славой.
Не стерло время песен, что пел, шутя,
Анакреонт, и дышит еще любовь,
И живы, вверенные струнам,
Пылкие песни Лесбийской девы…»
(№ 2249). (Оды IV 9 (К Лоллию), ст.1-12,
пер. Н.С.Гинцбурга [Лирика 1968, с.414])
О любви
«Злая сдается зима, сменяяся вешней лаской ветра;
Влекут на блоках высохшие днища;
Хлевы не радуют скот, а пахарю стал огонь не нужен;
Луга седой не убеляет иней,
И при сияньи луны Венера уж водит хороводы,
И Граций нежных среди Нимф фигуры
Такт отбивают ногой, пока еще не успел Циклопам
Вулкан, пылая, разогреть все кузни.
Надо теперь украшать нам головы свежим миртом, или
Цветами теми, что одели землю.
В роще тенистой теперь вновь надо нам принести в дар Фавну
Ягненка или козлика – на выбор.
Бледная томится смерть одной все и тою же ногою
В лачуги бедных и в царей чертоги.
Сестий счастливый! Нам жизнь короткая возбраняет планы.
К тебе уж близки Ночь и теней царство,
Как и Плутона жилье унылое, где лишь водворишься,
Не будешь больше возглавлять пирушки,
Ни любоваться красой Ликида, что ныне восхищает
Всю юность, - вскоре ж дев зазнобой станет»
(№ 2250). (Оды I 4, пер. А.П.Семенова-Тян-Шанского [Гораций 1993, с.31])
«Во славу музам горесть и груз тревог
Ветрам отдам я. По морю Критскому
Пусть горечь дум моих развеют.
Буду беспечен и глух. Не слышу,
Какой властитель Арктики громы шлет,
Пред кем трепещет царь Тиридат. О ты,
Пимплея, муза ликованья
Чистых ключей, увенчай, сплетая
Цветы в гирлянду, милого Ламия.
Коль слово косно, так славословь со мной,
Под хор сестер лесбосским плектром –
Песнею Ламия обессмерти!
(№ 2251). (Оды I 26 (Квинту Элию Ламию),
пер. Я.Э.Голосовкера [Лирика 1968, с.384-385])
См. также пер. А.П.Семенова-Тян-Шанского [Гораций 1993, с.56]
«Ненавистна, мальчик, мне роскошь персов,
Не хочу венков, заплетенных лыком.
Перестань искать, где еще осталась
Поздняя роза.
Нет, прошу – ни с чем не свивай прилежно
Мирт простой. Тебе он идет, прислужник,
Также мне пристал он, когда под сенью
Пью виноградной»
(№ 2252). (Оды I 38 (К прислужнику),
пер. С.В.Шервинского [Лирика 1968, с.389])
«…скоро
Лалага будет искать супруга
И всех затмит; за робкой Фолоею
Хлориду даже, что ярче месяца
Сияет белыми плечами,
Споря красою с книдийцем Гигом,
Который, если он замешается
В девичий круг, то длинными кудрями
И ликом женственным обманет
Даже того, кто пытлив и зорок»
(№ 2253). (Оды II 5, ст.15-24,
пер. А.П.Семенова-Тян-Шанского [Гораций 1993, с.80])
«Мне же девы и отроки
Чужды; больше надежд нет на взаимную
Силу страсти; пиры претят;
И чела не хочу я обвивать венком.
Но увы! Почему слеза
По щеке, Лигурин, крадется робкая?
Почему среди слов язык
Так позорно молчит, он, что молчанью враг?
В грезах сонных тебя порой
Я в объятьях держу, или по Марсову
Полю вслед за тобой несусь,
Иль плыву по волнам, ты ж отлетаешь прочь!»
(№ 2254). (Оды IV 1, ст.29-40, пер. Н.С.Гинцбурга [Гораций 1993, с.152])
«Неприступный пока, мой Лигурин, щедро Венерою
Одаренный, когда первый пушок спесь пособьет твою,
И обрежут руно пышных кудрей, что по плечам бегут,
И ланиты, чей цвет розы нежней, грубой покроются
Бородою, тогда ты, Лигурин, в зеркало глянувши,
И не раз и не два скажешь с тоской, видя, что стал другим:
«Ах, зачем не имел, отроком быв, чувств я теперешних?
Не вернется, увы, свежесть ланит следом за чувствами!»
(№ 2255). (Оды IV 10, пер. Г.Ф.Церетели [Гораций 1993, с.167])
«Теперь, как прежде, Петтий, мне писать стишки
Радости нет никакой, когда пронзен любовью я,
Любовью той, что ищет пуще всех во мне
К мальчикам страсти огонь зажечь иль к нежным девушкам.
Я отрезвился от любви к Инахии –
Третий декабрь с той поры листву с деревьев стряхивал.
…
Теперь Ликиска я люблю надменного:
Девушек может он всех затмить своею нежностью.
Бессильно все из этих пут извлечь меня:
Друга ль сердечный совет, насмешки ль суровые.
Лишь страсть другая разве; или к девушке,
К стройному ль станом юнцу, узлом что вяжет волосы»
(№ 2256). (Эпод 11. Ст.1-6, 23-28, пер. Н.С.Гинцбурга [Гораций 1993, с.199])
Эподы 8, 12 на русский не переводились (см. библиографию [Античная поэзия 1998]).
«…Когда же ты весь разгорелся, и если
Есть под рукою рабыня иль отрок, на коих тотчас же
Можешь напасть, предпочтешь ты ужели от похоти лопнуть?
Я не таков: я люблю, что недорого лишь и доступно»
(№ 2257). (Сатира I 2, ст.116-119, пер. М.Дмитриева [Гораций 1993, с.219-220])
«Флор, неизменнейший друг Нерона, что доблестью славен,
Если б, желая продать тебе кто-нибудь отрока, родом
Или из Тибура, или из Габий, сказал тебе так бы:
«Видишь, вот этот блестящий красавец, до пят от макушки,
Станет и будет твоим только за восемь тысяч сестерций;
Он – доморосток, привык услужать по кивку господина.
Греческой грамоты малость впитал и на всякое дело
Годен: что хочешь лепи себе из него, как из глины.
Даже недурно поет: неискусно, но пьющим – приятно…»
(№ 2258). (Послания II 2, ст.1-9, пер. Н.С.Гинцбурга [Гораций 1993, с.334])
Овидий
Раннее творчество
«Чем молодой был фокидец Пилад для аргосца Ореста,
Тем же была, попугай, горлинка в жизни твоей».
(№ 2259). (Овидий. Любовные элегии II 6, ст.15-16,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.1, с.46])
«Сын Нептуна теперь далеко и вернется нескоро:
К нам Пирифоя страна не отпускает его.
Что отрицать? Нам обоим Тесей предпочел Пирифоя
И на него променял он и тебя, и меня».
(№ 2260). (Овидий. Героиды IV (Федра – Ипполиту), ст.109-112,
пер. С.А.Ошерова [Овидий 1994, т.1, с.86])
«Горе лишь в том, что любовь исцелить невозможно травою:
Лекарь умелый, себя я не умею лечить.
Есть преданье, что сам врачеванья бессмертный создатель
Пас ферейских коров, нашим огнем обожжен».
(№ 2261). (Овидий. Героиды V (Энона – Парису), ст.149-152,
пер. С.А.Ошерова [Овидий 1994, т.1, с.93])
«Юные девушки мне из Метимны и Пирры немилы,
Все мне немилы теперь жены Лесбосской земли.
И Анактория мне, и Кидно – обе постыли,
И на Аттиду глядеть больше не хочется мне;
Все мне постыли, в любви к кому меня упрекали,
Ты присвоил один множества женщин удел».
(№ 2262). (Овидий. Героиды XV (Сафо – Фаону), ст.15-20,
пер. С.А.Ошерова [Овидий 1994, т.1, с.129])
«Нежно сердце мое, легко его стрелами ранить,
В нем – причина того, что влюблена я всегда.
Видно, когда родилась я, такой мне закон положили
Сестры и спряли тогда мне не суровую нить.
Либо искусство мое и занятья мне нрав воспитали,
Нежным, податливым дух Талия сделала мой.
Надо ль дивиться тому, что пушком пленил меня первым
Возраст, который пленить может и зрелых мужей?
…
В небо его в колеснице своей увезла бы Венера,
Только боится – а вдруг Марсу понравится он».
(№ 2263). (Овидий. Героиды XV (Сафо - Фаону), ст.79-86, 91-92,
пер. С.А.Ошерова [Овидий 1994, т.1, с.131])
«Фригии сын – Ганимед, даже крови он нашей; на небе
Нектар мешая с водой, служит теперь он богам».
(№ 2264). (Овидий. Послания XVI. Парис – Елене 195-196,
пер. Л.Ф.Завалишиной [Овидий 1913, с.229])
«Будь лишь опрятен и прост. Загаром на Марсовом поле
Тело покрой, подбери чистую тогу под рост…
…Пусть из чистого рта не пахнет несвежестью тяжкой
И из подмышек твоих стадный не дышит козел;
Все остальное оставь – пускай этим тешатся девки
Или, Венере назло, ищут мужчины мужчин».
(№ 2265). (Овидий. Наука любви I 513-514, 521-524,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.152])
«Чтобы любовь заслужить, мало одной красоты.
Будь ты хоть сам Нирей, любимец былого Гомера,
Или нежнейший на вид Гилас, добыча наяд…»
(№ 2266). (Овидий. Наука любви II 108-110,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.164])
«Я ненавижу, когда один лишь доволен в постели
(Вот почему для меня мальчик-любовник не мил)…»
(№ 2267). (Овидий. Наука любви II 683-684,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.177])
«Знай и косского строки певца, и стихи Каллимаха,
Знай и хмельные слова музы теосских пиров,
Знай сочиненья Сафо (что может быть их сладострастней?)…»
(№ 2268). (Овидий. Наука любви III 329-331,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.191])
«Ведь Каллимах Амуру не враг – так забудь Каллимаха,
А заодно позабыт будет и косский поэт.
Песни Сафо помогли мне когда-то с любовницей спеться,
Легкий вложила мне нрав песня теосской струны».
(№ 2269). (Овидий. Лекарство от любви 759-762,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.223])
«17 января
После же этого ты оставишь, Феб, Козерога,
Дальше направив свой бег к юноше с чашей воды».
(№ 2270). (Овидий. Фасты I 651-652,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.366])
Фавн пытается изнасиловать Омфалу, но натыкается на Геркулеса:
«Всходит на эту постель, расправляет на ней свое тело
И напрягает, как рог, страстную жилу свою.
Вот задирает и тунику он с лежащего тела,
Но оказались под ней ноги в густых волосах»,
(№ 2271). (Овидий. Фасты II 345-348,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.380])
«5 марта
…Но Виноградарь еще не уйдет! Откуда названье
Этой звезды, я тебе в кратких словах объясню:
Юный Ампел, говорят, рожденный сатиром и нимфой,
На исмарийских горах Вакха возлюбленным был.
Вакх подарил ему грозд, на ветках вяза висевший;
Эта лоза до сих пор мальчика имя несет.
Ягоды этой лозы срывая, упал и разбился
Мальчик, но Либер его, павшего, к звездам вознес».
(№ 2272). (Овидий. Фасты III 407-414,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.407])
«З мая. Флоралии
…Первая я [Флора] создала цветок из крови ферапнейца,
Жалобный возглас его на лепестках начертав.
Также и ты сохранил свое имя на грядах цветочных,
Бедный Нарцисс, для себя не отыскав двойника».
(№ 2273). (Овидий. Фасты V 223-226,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.456])
«Метаморфозы»
«…Понесла красавица и разродилась (344)
Милым ребенком, что был любви и тогда уж достоин;
Мальчика звали Нарцисс. Когда про него воспросили,
Много ль он лет проживет и познает ли долгую старость,
Молвил правдивый пророк: «Коль сам он себя не увидит».
Долго казалось пустым прорицанье; его разъяснила
Отрока гибель и род его смерти и новшество страсти.
Вот к пятнадцати год прибавить мог уж Кефисий,
Сразу и мальчиком он и юношей мог почитаться.
Юноши часто его и девушки часто желали.
Гордость большая была, однако, под внешностью нежной, -
Юноши вовсе его не касались и девушки вовсе.
Видела, как загонял он трепетных в сети оленей.
Звонкая нимфа, - она на слова не могла не ответить,
Но не умела начать, - отраженно звучащая Эхо.
[Ст.359-401 – Эхо преследует Нарцисса, Нарцисс ее отвергает].
Так он ее и других, водой и горами рожденных
Нимф, насмехаясь, отверг, как раньше мужей домоганья.
Каждый, отринутый им, к небесам протягивал руки:
«Пусть же полюбит он сам, но владеть да не сможет любимым!»
Молвили все, - и вняла справедливым Рамнузия просьбам.
Чистый ручей протекал, серебрящийся светлой струею…
…
Там, от охоты устав и от зноя, прилег утомленный (413)
Мальчик, места красой и потоком туда привлеченный;
Жажду хотел утолить, но жажда возникла другая!
Воду он пьет, а меж тем – захвачен лица красотою.
Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает.
Сам он собой поражен, над водою застыл неподвижен,
Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский.
Лежа, глядит он на очи свои, - созвездье двойное, -
Вакха достойные зрит, Аполлона достойные кудри;
Щеки, без пуха еще, и шею кости слоновой,
Прелесть губ и в лице с белоснежностью слитый румянец.
Всем изумляется он, что и впрямь изумленья достойно.
Жаждет безумный себя, хвалимый, он же хвалящий,
Рвется желаньем к себе, зажигает и сам пламенеет.
Сколько лукавой струе он обманчивых дал поцелуев!
Сколько, желая обнять в струях им зримую шею,
Руки в ручей погружал, но себя не улавливал в водах!
Что увидал – не помет, но к тому, что увидел, пылает;
Юношу снова обман возбуждает и вводит в ошибку.
О легковерный, зачем хватаешь ты призрак бегучий?
Жаждешь того, чего нет; отвернись – и любимое сгинет.
Тень, которую зришь, - отраженный лишь образ, и только.
В ней – ничего своего; с тобою пришла, пребывает,
Вместе с тобой и уйдет, если только уйти ты способен.
Но ни охота к еде, ни желанье покоя не могут
С места его оторвать: на густой мураве распростершись,
Взором несытым смотреть продолжает на лживый он образ,
Сам от своих погибает очей. И, слегка приподнявшись, (440)
Руки с мольбой протянув к окружающим темным дубравам,
«Кто, о дубравы, - сказал, - увы, так жестоко влюблялся?
Вам то известно; не раз любви вы служили приютом.
Ежели столько веков бытие продолжается ваше, -
В жизни припомните ль вы, чтоб чах так сильно влюбленный?
Вижу я то, что люблю; но то, что люблю я и вижу, -
Тем обладать не могу: заблужденье владеет влюбленным.
Чтобы страдал я сильней, меж нами нет страшного моря,
Нет ни дороги, ни гор, ни стен с запертыми вратами.
Струйка препятствует нам – и сам он отдаться желает!
Сколько бы раз я уста ни протягивал к водам прозрачным,
Столько же раз он ко мне с поцелуем стремится ответным.
Словно коснешься сейчас… Препятствует любящим малость.
Кто бы ты ни был, - ко мне! Что мучаешь, мальчик бесценный?
Милый, уходишь куда? Не таков я красой и годами,
Чтобы меня избегать, и в меня ведь влюбляются нимфы.
Некую ты мне надежду сулишь лицом дружелюбным,
Руки к тебе протяну, и твои – протянуты тоже.
Я улыбаюсь, - и ты; не раз примечал я и слезы,
Ежели плакал я сам; на поклон отвечал ты поклоном
И, как могу я судить по движениям этих прелестных
Губ, произносишь слова, но до слуха они не доходят.
Он – это я! Понимаю. Меня обмануло обличье!
Страстью горю я к себе, поощряю пылать – и пылаю.
Что же? Мне зова ли ждать? Иль звать? Но звать мне кого же?
Все, чего жажду, - со мной. От богатства я стал неимущим.
О, если только бы мог я с собственным телом расстаться!
Странная воля любви, - чтоб любимое было далеко!
Силы страданье уже отнимает, немного осталось
Времени жизни моей, погасаю я в возрасте раннем.
Не тяжела мне и смерть: умерев, от страданий избавлюсь.
Тот же, кого я избрал, да будет меня долговечней!
Ныне слиянны в одно, с душой умрем мы единой».
Молвил и к образу вновь безрассудный вернулся тому же. (474)
И замутил слезами струю, и образ неясен
Стал в колебанье волны. И увидев, что тот исчезает,
«Ты убегаешь? Постой! Жестокий! Влюбленного друга
Не покидай! – он вскричал. До чего не дано мне касаться,
Стану хотя б созерцать, свой пыл несчастный питая!»
Так горевал и, одежду раскрыв у верхнего края,
Мраморно-белыми стал в грудь голую бить он руками.
И под ударами грудь подернулась алостью тонкой.
…
Долго лежал он, к траве головою приникнув усталой; (502)
Смерть закрыла глаза, что владыки красой любовались.
Даже и после – уже в обиталище принят Аида –
В воды он Стикса смотрел на себя. Сестрицы-наяды
С плачем пряди волос поднесли в дар памятный брату.
Плакали нимфы дерев – и плачущим вторила Эхо.
И уж носилки, костер и факелы приготовляли, -
Не было тела нигде. Но вместо тела шафранный
Ими найден был цветок с белоснежными вкруг лепестками».
(№ 2274). (Овидий. Метаморфозы III 344-358, 402-407, 413-482, 502-510,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.64-68])
«…При этом был Атис, индиец,
Что, по преданью, рожден Лимнеей, дочерью Ганга,
В водах хрустальных его, - знаменит красотою, убором
Пышным удвоенной, юн, всего лишь шестнадцатилетний…
…
Вот, меж тем как рога неспешной сгибал он рукою,
Вмиг изловчился Персей, полено схватил, что дымилось
На алтаре, и лица раздробил ему вдребезги кости.
Тотчас, едва увидал, как ликом пленительным бьется
Тот, простертый в крови, Ликабант ассириец, ближайший
Друг и товарищ его, глубокой любви не скрывавший,
Вмиг испустившего дух от тягостной раны оплакав
Юношу Атиса, лук, который натягивал Атис,
Выхватил…
…
Тут обратил на него, знаменитый убийством Медузы,
Меч свой Акризия внук и вонзил ему в грудь, и, кончаясь,
Взором, блуждавшим уже под теменью ночи, окинул
Атиса друг неизменный его и, к нему наклонившись,
К манам подземным унес утешенье, что умерли вместе!».
(№ 2275). (Овидий. Метаморфозы V 47-50, 56-64, 69-73,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.100-101])
«Озеро видит она Гириэи и Кикнову Темпе,
Те, что прославил своим появлением лебедь. Там Филлий
Мальчику отдал во власть прирученных пернатых, а также
Дикого льва. Приказанье быка одолеть получил он
И победил; но, сердясь, что любовь его презрена снова,
Филлий, как тот ни просил, быка ему не дал в награду.
Кикн возмущенный сказал: «Пожелаешь отдать!» И с высокой
Спрыгнул скалы. Вокруг все подумали: мальчик разбился, -
На белоснежных крылах повисал новоявленный лебедь!»
(№ 2276). (Овидий. Метаморфозы VII 371-379,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.149-150])
«…Минос, кто, бывало, в цветущие лета,
Именем страх наводя, грозой был великих народов,
Ныне же немощен стал. Дионина сына Милета,
Гордого силой своей молодой и родителем Фебом,
Старый страшился. Боясь, что его завоюет он царство,
Юношу все ж удалить от родных не решался пенатов.
Но добровольно, Милет, бежишь ты и судном взрезаешь
Быстрый Эгейскую ширь, и в Азийской земле отдаленной
Стены кладешь: тот град получил основателя имя».
(№ 2277). (Овидий. Метаморфозы IX 441-449,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.200])
«[Житель Феста на Крите Лигд пригрозил жене
Телетузе,
что если та родит девочку, он ее убьет].
Муки тогда возросли, и само ее бремя наружу (704)
Выпало: дочь родилась, а отец и не ведал об этом.
Девочку вскармливать мать отдает, объявив, что родился
Мальчик. Поверили все.
…
А между тем уж тринадцатый год наступает подростку. (714)
Тут тебе, Ифис, отец белокурую прочит Ианту.
…
Вскоре любовь их сердца охватила. И с силою равной (720)
Ранила сразу двоих: но различны их были надежды!
Срока желанного ждет и обещанных светочей свадьбы,
Мужем считает ее, в союз с ней верит Ианта.
Ифис же любит, сама обладать не надеясь любимым,
И лишь сильнее огонь! Пылает к девице девица,
Слезы смиряя едва, - «О, какой мне исход, - восклицает, -
Если чудовищной я и никем не испытанной новой
Страстью горю? …
…не бывало вовек у животных (733)
Так, чтобы самка у них запылала желанием к самке.
…
Сваха Юнона и ты, Гименей, для чего снизошли вы (762)
К таинствам этим, где нет жениха, где мы обе – невесты!»
[Ст.770-781. Мать Ифис обращается с молитвой к богине Исиде,
и та превращает дочь в юношу]
…А за матерью вышла и Ифис, - (786)
Шагом крупней, чем обычно; в лице белизны его прежней
Не было; силы ее возросли; в чертах появилось
Мужество, пряди волос свободные стали короче.
Более крепости в ней, чем бывает у женщин, - и стала
юношей, девушка, ты!...
…И своей господином стал Ифис Ианты». (797)
(№ 2278). (Овидий. Метаморфозы
IX 704-707, 714-715, 720-728, 733-734, 762-763, 786-791, 797,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.206-208])
(№ 2279). Из книги X [Овидий 1994, т.2,
с.213-216]
«Вот созвездием Рыб морских заключившийся третий
Год уж Титан завершил, а Орфей избегал неуклонно
Женской любви. Оттого ль, что к ней он желанье утратил (80)
Или же верность хранил – но во многих пылала охота
Соединиться с певцом, и отвергнутых много страдало.
Стал он виной, что за ним и народы фракийские тоже,
Перенеся на юнцов недозрелых любовное чувство,
Краткую жизни весну, первины цветов обрывают.
Некий был холм, на холме было ровное плоское место;
Все зеленело оно, муравою покрытое. Тени
Не было вовсе на нем. Но только лишь сел на пригорок
Богорожденный певец и ударил в звонкие струны,
Тень в то место пришла: там Хаонии дерево было, (90)
Роща сестре Гелиад, и дуб, вознесшийся в небо;
Мягкие липы пришли, безбрачные лавры и буки,
Ломкий пришел и орех, и ясень, пригодный для копий,
Несуковатая ель, под плодами пригнувшийся илик,
И благородный платан, и клен с переменной окраской;
Лотос пришел водяной и по рекам растущие ивы,
Букс, зеленый всегда, тамариск с тончайшей листвою;
Мирта двухцветная там, в плодах голубых лавровишня;
С цепкой стопою плющи, появились вы тоже, а с вами
И винограда лоза, и лозой оплетенные вязы; (100)
Падубы, пихта, а там и кусты земляничника с грузом
Алых плодов, и награда побед – гибколистная пальма;
С кроной торчащей пришли подобравшие волосы сосны, -
Любит их Матерь богов, ибо некогда Аттис Кибелин,
Мужем здесь быть перестав, в стволе заключился сосновом.
В этом же сомнище был кипарис, похожий на мету,
Деревом стал он, но мальчиком был в то время, любимцем
Бога, что лука струной и струной управляет кифары.
Жил на картийских брегах, посвященный тамошним нимфам,
Ростом огромный олень; широко разветвляясь рогами, (110)
Голову сам он себе глубокой окутывал тенью.
Златом сияли рога. К плечам опускалось, свисая
С шеи точеной его, ожерелье камней самоцветных.
А надо лбом его шар колебался серебряный, тонким
Был он привязан ремнем. Сверкали в ушах у оленя
Около впадин висков медяные парные серьги.
Страха не зная, олень, от обычной свободен боязни,
Часто, ничуть не дичась, и в дома заходил, и для ласки
Шею свою подставлял без отказа руке незнакомой.
Боле, однако, всего, о прекраснейший в племени Кеи, (120)
Был он любезен тебе, Кипарис. Водил ты оленя
На молодые луга и к прозрачной источника влаге.
То оплетал ты цветами рога у животного или,
Всадником на спину сев, туда и сюда направляя
Нежные зверя уста пурпурной уздой, забавлялся.
Знойный был день и полуденный час; от горячего солнца
Гнутые грозно клешни раскалились набрежного Рака,
Раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою
Чудный олень и в древесной тени наслаждался прохладой.
Неосторожно в тот миг Кипарис проколол его острым (130)
Дротом; и видя, что тот умирает от раны жестокой,
Сам умереть порешил. О, каких приводить утешений
Феб не старался! Чтоб он не слишком скорбел об утрате,
Увещевал, - Кипарис все стонет! И в дар он последний
Молит у Вышних – чтоб мог проплакать он целую вечность.
Вот уже кровь у него от безмерного плача иссякла,
Начали члены его становиться зелеными; вскоре
Волосы, вкруг белоснежного лба ниспадавшие прежде,
Начали прямо торчать и, сделавшись жесткими, стали
В звездное небо смотреть своею вершиною тонкой. (140)
И застонал опечаленный бог. «Ты, оплаканный нами,
Будешь оплакивать всех и пребудешь с печальными!» - молвил.
Рощу такую Орфей привлек. Посредине собранья
Всяческих диких зверей и множества птиц восседал он.
Вот уже пальцем большим испытал он достаточно струны
И, убедившись, что все, хоть разно звучат они, стройно
Звуки сливают свои, - молчанье прервал песнопеньем:
«Муза, с Юпитера ты – всем миром Юпитер владеет! –
Песню мою зачинай! О мощи Юпитера раньше
Много я песен сложил; величавым я плектром Гигантов (150)
Пел, на флегрейских полях победительных молний сверженье.
Лирою легкой теперь зазвучу. Буду отроков петь я –
Нежных любимцев богов, и дев, что, пылая напрасно,
Кару в безумье своем навлекли на себя любострастьем.
В оные дни небожителей царь к Ганимеду фригийцу
Страстью зажегся; и вот изобрел он, во что превратиться,
Чтобы собою не быть; никакой становиться иною
Птицею сан не велел, - лишь его же носящей перуны.
И не помедлил: рассек заемными крыльями воздух
И Илиада унес, - он доныне его виночерпий (160)
И, хоть Юнона мрачна, подает Вседержителю нектар.
Так же тебя, Амиклид, Аполлон поселил бы в эфире,
Если б туда поселить разрешили печальные судьбы.
Выход дозволен иной – бессмертен ты стал. Лишь прогонит
Зиму весна и Овен водянистую Рыбу заступит,
Ты появляешься вновь, распускаясь на стебле зеленом.
Более всех ты отцом был возлюблен моим. Понапрасну
Ждали владыку тогда – земли средоточие – Дельфы.
Бог на Эвроте гостил в то время, в неукрепленной
Спарте. Ни стрелы уже у него не в почете, ни лира; (170)
Сам он себя позабыл; носить готов он тенета
Или придерживать псов, бродить по хребтам неприступным
Ловчим простым. Свой пыл питает привычкою долгой.
Был в то время Титан в середине меж ночью грядущей
И отошедшей, - от них находясь в расстоянии равном.
Скинули платье друзья и, масляным соком оливы
Лоснясь, готовы уже состязаться в метании диска.
Первый метнул, раскачав, по пространству воздушному круг свой
Феб, и пред ним облака разделились от тяжести круга;
Времени много спустя, упадает на твердую землю (180)
Тяжесть, паденьем явив сочетанье искусства и силы.
Неосторожный тогда, любимой игрой возбуждаем,
Круг подобрать поспешил тенариец. Но вдруг содрогнулся
Воздух, и с крепкой земли диск прянул в лицо тебе прямо,
О Гиацинт! Побледнели они одинаково оба –
Отрок и бог. Он в объятия взял ослабевшее тело.
Он согревает его, отирает плачевные раны,
Тщится бегство души удержать, траву прилагая.
Все понапрасну: ничем уж его исцелить невозможно.
Так в орошенном саду фиалки, и мак, и лилея, (190)
Ежели их надломить, на стебле пожелтевшем оставшись,
Вянут и долу свои отягченные головы клонят;
Прямо держаться нет сил, и глядят они маковкой в землю.
Так неподвижен и лик умирающий; силы лишившись,
Шея, сама для себя тяжела, к плечу приклонилась.
«Гибнешь, увы, Эбалид, обманутый юностью ранней! –
Феб говорит. – Эта рана твоя – мое преступленье.
Ты – моя скорбь, погублен ты мной; с моею десницей
Смерть да свяжут твою: твоих похорон я виновник!
В чем же, однако, вина? Так, значит, виной называться (200)
Может игра? Так может виной и любовь называться?
О, если б жизнь за тебя мне отдать или жизни лишиться
Вместе с тобой! Но меня роковые связуют законы.
Вечно ты будешь со мной, на устах незабывших пребудешь;
Лиры ль коснется рука – о тебе запоют мои песни.
Будешь ты – новый цветок – мои стоны являть начертаньем.
После же время придет, и славный герой заключится
В тот же цветок, и прочтут лепестком сохраненное имя».
Так говорят Аполлона уста, предрекая правдиво, -
Кровь между тем, что, разлившись вокруг, мураву запятнала, (210)
Кровью уже не была: блистательней червени тирской
Вырос цветок. У него – вид лилии, если бы только
Не был багрян у него лепесток, а у лилий – серебрян.
Мало того Аполлону; он сам, в изъявленье почета,
Стоны свои на цветке начертал: начертано «Ай, ай!»
На лепестках у него, и явственны скорбные буквы.
Спарте позора в том нет, что она родила Гиацинта;
Чтут и доныне его; что ни год, по обычаю предков,
Славят торжественно там Гиацинтии – праздник весенний».
«Прах был разбросан певца. Ты голову принял и лиру,
Гебр! И – о чудо! – меж тем как несутся реки серединой,
Чем-то печальным звучит, словно жалуясь, лира; печально
Шепчет бездушный язык; и печально брега отвечают.
Вот, до моря домчав, их река оставляет родная,
И достаются они метимнейского Лесбоса брегу».
(№ 2279а). (Овидий. Метаморфозы XI 50-55,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.234])
Посейдон и Кенида. (XII 189-209 [с.259-260])
«Радуясь дару, Кеней ушел; в мужских упражненьях
Стал свой век проводить, по полям близ Пенея скитаясь».
(№ 2280). (Овидий. Метаморфозы XII 208-209,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.260])
«В этом сраженье, Киллар, ты не был спасен красотою, -
Ежели мы красоту за такою породой [кентавров] признаем.
Лишь зачалась борода и была золотой; золотые
Падали волосы с плеч, половину скрывая предплечий.
Милая честность в лице; голова его, плечи и руки,
Грудь, мужская вся часть знаменитые напоминали
Статуи скульпторов; часть, что коня изъявляет подобье, -
Не уступала мужской. Придай ему голову, шею –
Кастору будет под стать! Так удобна спина, так высоко
Мышцы приподняли грудь! И весь-то смолы он чернее,
И белоснежен лишь хвост, и такие же белые ноги;
Многих из рода его возбуждал он желанья…»
(№ 2281). (Овидий. Метаморфозы XII 393-404,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.265])
Овидий в изгнании
«Кстати, я не один сочинял любовные песни,
А наказанье за них только один я понес.
Разве нас не учил сладкогласный старец теосский
В песнях любовь сочетать с полною чашей вина?
Или подруги Сафо у нее любви не учились?
Не поплатились ничем Анакреонт и Сафо.
Так и тебе, Баттиад, не вредило то, что нередко
Ты наслажденья свои свету всему поверял».
(№ 2282). (Овидий. Скорбные элегии II 1, ст.361-368,
пер. З.Морозкиной [Овидий 1994, т.1, с.265])
«Также подходят сюда Иола, жена Геркулеса,
Неоптолемова мать, мальчик троянский и Гил».
(№ 2283). (Овидий. Скорбные элегии II 1, ст.405-406,
пер. З.Морозкиной [Овидий 1994, т.1, с.266])
«Мало того, без стыда признаваясь в других увлеченьях, [Катулл]
Пишет, что изменял многим со многими он.
Равной и схожей была распущенность карлика Кальва –
Этот на много ладов шашни свои разглашал».
(№ 2284). (Овидий. Скорбные элегии II 1, ст.429-432,
пер. З.Морозкиной [Овидий 1994, т.1, с.267])
Примеры дружбы: Тесей и Пирифой, Орест и Пилад, Нис и Евриал. (Овидий. Скорбные элегии I 5, ст.19-24 [Овидий 1994, т.1, с.244]).
Те же и Ахилл и Патрокл. (Овидий. Скорбные элегии I 9, ст.27-34 [Овидий 1994, т.1, с.250]; [Овидий 1985, с.104]).
Ахилл и Патрокл. (Овидий. Письма с Понта I 3, ст.73-74 [Овидий 1994, т.1, с.348])
Ахилл и Антилох. (Овидий. Письма с Понта II 4, ст.21-22 [Овидий 1994, т.1, с.372])
О примерах дружбы из мифологии. (Овидий. Скорбные элегии V 4, ст.25-26 [Овидий 1994, т.1, с.323]); (Овидий. Письма с Понта II 3, ст.41-46 [Овидий 1994, т.1, с.370]); (Овидий. Письма с Понта II 6, ст.25-26 [Овидий 1994, т.1, с.375])
Орест и Пилад. (Овидий. Скорбные элегии IV 4, ст.69-80 [Овидий 1994, т.1, с.305]; [Овидий 1985, с.112])
Орест и Пилад. (Овидий. Скорбные элегии V 6, ст.25-28 [Овидий 1994, т.1, с.326])
Рассказ старика об Оресте и Пиладе. (Овидий. Письма с Понта III 2, ст.43-96 [Овидий 1994, т.1, с.392-393]; [Овидий 1985, с.127-128])
«Или, как Аминтиад, любовнику став ненавистен,
Примешь в грудь от него больно отточенный меч…»
(№ 2285). (Овидий. Ибис 295-296,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.442])
«В опочивальне своей ты умрешь, как ферейский владыка,
Тот, над которым жена гибельный меч занесла…»
(№ 2286). (Овидий. Ибис 321-322,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.442])
«Ежели воздух пустой ты разрежешь метаемым диском –
Пусть тебя он убьет, как Эбалида убил!»
(№ 2287). (Овидий. Ибис 587-588,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.448])
«Или как те, кого Гиртакид и друг Гиртакида
В жертву мечу обрекли в свите царя-вещуна.
Словно Клиниев сын, из полусожженного тела
Душу сквозь черный огонь выдохни в смертную сень…»
(№ 2288). (Овидий. Ибис 631-634,
пер. М.Л.Гаспарова [Овидий 1994, т.1, с.449])
Примечание
Я боюсь оказаться еще большим схоластом, чем я есть, но, пользуясь случаем, сделаю мелкие придирки
к наиакадемичнейшему изданию [Овидий 1985]. Из приведенных выше текстов
следует, что образы Ореста и Пилада ассоциируются у Овидия прежде всего с
сюжетом трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» и ее переработки Пакувием.
А.В.Подосинов обещал в предисловии [Овидий 1985, с.6], что «учтены все места, в которых упоминаются … скифы
… Таврика», но несколько упоминаний об Оресте и Пиладе всё же не учёл, что
можно было бы исправить.
Впрочем, пользы от этого для истории
Причерноморья еще меньше, чем от остальных упоминаний.
Манилий
(№ 2289). «Теперь я расскажу о созвездии Орла, встающем слева от льющего воду юноши, которого он однажды унес с земли. И ныне он распростер крылья над своей добычей. Он приносит обратно брошенные молнии, служа небу крыльями; им отмечена дважды шестая часть влажного Водолея». (Манилий. Астрономика V [Манилий 1993, с.132])
О знаке Водолея [Манилий 1993, с.67, 105, 111, 115]
Германик
«Луком безвестным Стрела запущена в небо ночное
Страж ее верный хранит - Юпитера птица. Не диво,
Что сияет с высот Юпитера оруженосец –
Встарь он, прянув с небес, Ганимеда Фригийца похитил,
Бережно в когти приняв, и оружью был стражем, покуда
Страстью Юпитер пылал, погубившей несчастную Трою».
(№ 2290). (Германик. Небесные явления по Арату 315-320 [Германик 1988, с.353])
Германик 285 [с.352], 387 [с.355] – Водолей, 561 [с.359] – Водолеем назван Девкалион.
Федр
«Прометей
Спросил другой: откуда на земле взялись
Кинеды и трибады? Объяснил Эзоп:
Однажды Прометей, создатель глиняных
Людей, столь хрупких пред судьбы ударами,
Те члены их, что стыд прикрыл одеждою,
В теченье дня отдельно изготовивши,
Чтобы затем приладить их как следует,
Внезапно Вакхом позван был на пиршество
И, переполненный обильным нектаром,
Воротился поздно, шагом неуверенным.
Тогда-то, в полусне, напутав с пьяных глаз,
Мужскому полу он приладил женские,
А женскому – мужские дал он признаки.
С тех пор извращены утехи похоти».
(№ 2291). (Федр IV 16, пер. М.Л.Гаспарова [Античная басня 1991, с.305])
Ср. шумерский миф («Сказание об Энки и Нинмах»).
От предыдущей басни IV 15, героем которой был Прометей, сохранились только два стиха непристойного содержания [Античная басня 1991, с.478].
Персий
Сатиры (пер. Ф.А.Петровского)
«Но ведь приятно, коль пальцем покажут и шепчут все: «Вот он!» -
Иль что диктуют тебя целой сотне кудрявых мальчишек,
Вздором считаешь?»…
(№ 2292). (Персий I 28-30 [Сатира 1989, с.98])
Персий – не сторонник данного мнения.
«Видя, что сами отцы близорукие это вбивают
В голову детям, ужель об источнике спрашивать станешь
Нашей пустой болтовни и о том непотребстве, с которым
Прыгают так у тебя на скамьях безбородые франты?»
(№ 2293). (Персий I 79-82 [Сатира 1989, с.100])
«Если же нежишься ты, натеревшись духами, на солнце,
Локтем тебя подтолкнув, незнакомец какой-нибудь рядом
Плюнет и скажет: «Хорош! Все чресла и части срамные
Выполоть и напоказ выставлять свое дряблое гузно!
Если ты чешешь свою раздушенную байку на скулах,
Бритый зачем у тебя червяк торчит непристойный?
Пятеро банщиков пусть эти грядки выщипывать будут
Или вареный твой зад мотыжить щипцами кривыми, -
Папоротник этот твой никаким плугам не поддастся».
(№ 2294). (Персий IV 33-41 [Сатира 1989, с.107])
«Верно, свобода нужна, но не та, по которой любому
Публием можно стать из трибы Велинской и полбу
Затхлую даром иметь. О невежды, которым квиритов
Делает лишь поворот! Вот трех ассов не стоящий конюх
Дама, подслепый питух, что тебя и на сене надует,
А повернет господин, и мигом тут обернется
Марком твой Дама…»
(№ 2295). (Персий V 73-79 [Сатира 1989, с.109])
Лукан
«Коль попадутся тебе наши книжки, Полла-царица,
Шутки читая мои, лба своего ты не хмурь.
Твой знаменитый певец, Геликона нашего слава,
На Пиэрийской трубе ужасы певший войны,
Не устыдился сказать, игривым стихом забавляясь:
«Коль Ганимедом не быть, Котта, на что я гожусь?»
['Si nec pedicor, Cotta, quid hic facio?']
(№ 2296). (Марциал X 64 [Марциал 1994, с.272])
Полла – вдова Лукана.
Тиберий
(№ 2297). «[Тиберий] писал и греческие стихи и подражание Эвфориону, Риану и Парфению: этих поэтов он очень любил, их сочинения и изображения помещал в общественных библиотеках среди лучших древних писателей, и поэтому многие ученые наперебой посвящали ему многочисленные о них сочинения» (Светоний. Тиберий 70 [Светоний 1993, с.99])
(№ 2298). «[32 г.] Неоднократно высаживаясь в окрестностях Рима и побывав даже в садах на Тибре, он [Тиберий] снова вернулся к скалам и уединенному острову на море, стыдясь своих злодеяний и любострастия, которым он проникся с такой необузданностью, что, подобно восточному деспоту, осквернял грязным развратом свободнорожденных юношей. И возбуждали в нем похоть не только телесная красота, но в одних – целомудрие юности, в других – знатность рода. Тогда впервые вошли в обиход такие неизвестные прежде слова, как селларии и спинтрии – одно, связанное с названием гнусного места, где совершались эти распутства, другое – с чудовищным его видом. Рабы, которым было поручено разыскивать и доставлять к Тиберию юношей, податливым раздавали подарки, строптивых стращали угрозами, а если кого не отпускали близкие или родители, тех они похищали силою и делали с ними все, что им вздумается, словно то были их пленники» (Тацит. Анналы VI 1 [Тацит 1993, с.147])
(№ 2299). «(43, 1) Но на Капри, оказавшись в уединении, он дошел до того, что завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки – среди них были те изобретатели чудовищных сладострастий, которых он называл «спинтриями» - наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть.
(2) Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды, чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов [Panisci] и нимф. За это его уже везде и открыто стали называть «козлищем» [Caprineus], переиначивая название острова.
(44, 1) Но он пылал еще более гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить. Он завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками, и с которыми он забавлялся в постели. [перевод смягчен, в оригинале «Ut natanti sibi inter femina versarentur ac luderent, lingua morsuque sensim adpetentes atque etiam quasi infantes firmiores, necdum tamen lacte depulsos, inguini ceu papillae admoveret»] К похоти такого рода он был склонен и от природы и от старости.
(2) … Говорят, даже при жертвоприношении он однажды так распалился на прелесть мальчика, несшего кадильницу, что не мог устоять, и после обряда чуть ли не тут же отвел его в сторону и растлил, а заодно и брата его, флейтиста; но когда они после этого стали попрекать друг друга бесчестием, он велел перебить им голени» (Светоний. Тиберий 43-44 [Светоний 1993, с.90])
(№ 2300). «Был способен на самый изысканный разврат с людьми любого возраста и пола и особенно жестоко карал невинных, как своих [близких], так и посторонних. (2) Всегда ненавидя многолюдные города, он удалялся на остров Капри, чтобы скрывать свою порочную жизнь» (Аврелий Виктор. О цезарях II. Тиберий 1-2, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.78])
Гай Калигула
(№ 2301). «Спинтриев, изобретателей чудовищных наслаждений, он выгнал из Рима – его с трудом умолили не топить их в море» (Светоний. Гай Калигула 16 [Светоний 1993, с.107])
(№ 2302). «(36) Стыдливости он не щадил ни в себе, ни в других. С Марком Лепидом, с пантомимом Мнестером, с какими-то заложниками он, говорят, находился в постыдной связи. Валерий Катулл, юноша из консульского рода, заявлял во всеуслышанье, что от забав с императором у него болит поясница» (Светоний. Гай Калигула 36 [Светоний 1993, с.115])
(№ 2303). «(55) Чем бы он ни увлекался, в своей страсти он доходил до безумия. Пантомима Мнестера он целовал даже среди представления; а если кто во время его пляски поднимал хоть малейший шум, того он приказывал гнать с его места и бичевать собственноручно» (Светоний. Гай Калигула 55 [Светоний 1993, с.121])
См. Калигула 7, 11.
См. Калигула 52 [Там же, с.120], 55, 57.
(№ 2304). «Император вообще глумился над ним [Хереей], и всякий раз, когда на его долю выпадала необходимость просить о назначении пароля, тот назначал слово «баба», делая к этому всевозможные позорные добавления. Все это Гай делал, хотя сам не был свободен от упрека в некиих таинственных похождениях. Дело в том, что он облекался в женские одежды и выдумал своего рода прическу, причем вообще придавал себе вид женщины; несмотря на все это, он осмеливался называть Херею такими позорными именами». (Иосиф Флавий. Иудейские древности XIX 1, 5 [Иосиф 1994, т.2, с.485])
Нерон
(№ 2305). «(28, 1) Мало того, что жил он и со свободными мальчиками и с замужними женщинами: он изнасиловал даже весталку Рубрию. … Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой. Еще памятна чья-то удачная шутка: счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена!
(2) Этого Спора он одел, как императрицу, и в носилках возил его с собою и в Греции по собраниям и торжищам, и потом в Риме по Сигиллариям, то и дело его целуя. …
(29) А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член остался неоскверненным. В довершение он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж, как за него – Спор, крича и вопя как насилуемая девушка.
От некоторых я слышал, будто он твердо был убежден, что нет на свете человека целомудренного и хоть в чем-нибудь чистого, и что люди лишь таят и ловко скрывают свои пороки: поэтому тем, кто признавался ему в разврате, он прощал и все остальные грехи» (Светоний. Нерон 28-29 [Светоний 1993, с.155])
(№ 2306). «…среди них [казненных] был и молодой Авл Плавтий, которого он перед казнью изнасиловал и сказал: «Пусть теперь моя мать придет поцеловать моего преемника!» - ибо, по его словам, Агриппина любила этого юношу и внушала ему надежду на власть» (Светоний. Нерон 35, 4 [Светоний 1993, с.159])
Светоний. Нерон 46, 48, 49.
(№ 2307). «В том же году [62 г.] Нерон, как полагают, умертвил ядом своих виднейших вольноотпущенников – Дорифора, якобы противодействовавшего его браку с Поппеей, и Палланта…» (Тацит. Анналы XIV 65 [Тацит 1993, с.267-268])
(№ 2308). «(5) Начав с того, что он [Нерон] выступал перед публикой как певец по греческому образцу на соискание венка, он дошел в конце концов до того, что, не щадя стыдливости ни своей, ни других, облачившись в наряд невесты и приняв от сената приданное, когда все, согласно обычаю, собрались на многолюдное празднество, вступил в брак с мужчиной. (6) Но это еще для него (если вспомнить все преступления Нерона), надо признать, – не самое плохое. (7) Привязав людей как осужденных на казнь к столбу, накрывшись шкурой дикого зверя, он прижимался лицом к половым органам как женщин, так и мужчин, и с еще большим бесстыдством расправлялся с теми и другими» (Аврелий Виктор. О цезарях V. Нерон 5-7, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.83])
(№ 2309). (13) … Особенно поощрял его [Нерона] в этом посол парфян. Как-то раз на пиру, где, по обычаю, играли музыканты, (посол) потребовал, чтобы ему дали одного кифариста, и когда ему ответили, что это – свободные люди, он сказал, пусть (Нерон) сам возьмет себе кого захочет из числа его спутников, пирующих с ним, потому что при таком управлении никто не свободен» (Аврелий Виктор. О цезарях V. Нерон 13, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.84])
(№ 2310). «Он дошел до того, что, не щадя ни своей, ни чужой стыдливости, под конец, облачившись в наряд невесты, объявив о своем приданом перед лицом всего сената, когда все, согласно обычаю, собрались на многолюдное празднество, вступил в брак с мужчиной. Одевшись в звериную шкуру, он терся лицом о половые органы людей того и другого пола» (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров V. Нерон 5, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.129])
(№ 2311). «2. Пороки Нерона можно было бы описать и более наглядно, если бы они и так хорошо не были известны; ограничусь лишь тем, что скажу, – он убил родную мать, а после этого по образцу свадебного торжества вышел замуж за некоего Пифагора и, надев на императора свадебное платье, они выставили на всеобщее обозрение приданое, брачное ложе и все прочее, что даже женщины не без смущения отмечают про себя» (Сульпиций Север. Хроника II 28, 2 [Сульпиций 1999, с.71])
(№ 2312). «В то же время он [Нерон] был настолько сладострастен, что, как передается, … не удержал себя ни от матери, ни от сестры; он познавал мужа как женщину и сам принимался мужчиной словно женщина». (Орозий VII 7, 2 [Орозий 2004, с.440])
(№ 2313). «Пресловутый Нерон, погрязший в роскоши, суетный гордец, ненасытный мужеложец … исчерпав свои злодеяния, первый начал жестокие гонения против церкви Христовой и верующих». (Григорий Турский. История франков I 25 [Григорий 1987, с.16])
(№ 2314). «[Нимфидий Сабин] между тем, изображая свержение Нерона делом единственно лишь своих рук, он все полученные награды – и почести, и богатства, и Спора, возлюбленного Нерона, за которым он послал, еще стоя у погребального костра, когда тело убитого императора еще горело, и с которым спал, обращаясь с ним как с законной супругой и называя Поппеей, - все эти награды считал недостаточными и исподволь прокладывал себе путь к императорской власти» (Плутарх. Гальба 9, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.555])
Приложение.
Император
Тиберий Клавдий Нерон
Фрагменты поэм. Собрание русских переводов
«Словно бы гром прогремел под землей…»
(№ 2315). (Светоний. Лукан 2,
пер. М.Л.Гаспарова [Светоний 1993, с.241])
«шейка блестит Киферейской голубки при каждом движеньи…»
(№ 2316). (Сенека. О природе I 5, 6,
пер. Т.Ю.Бородай [Сенека 2001, с.195])
Гальба
(№ 2317). «Похоть он испытывал больше к мужчинам, притом к взрослым и крепким: говорят, что когда Икел, давний его наложник, принес ему в Испанию весть о гибели Нерона, он не только нежно расцеловал его при всех, но и тотчас попросил его приготовиться к объятиям, а потом увел» (Светоний. Гальба 22 [Светоний 1993, с.177])
(№ 2318). «(2) Он постыдно обращался с юношами и был безмерно невоздержан в пище. Он все делал по совету трех своих друзей – Винния, Корнелия и Икела, поэтому все они жили на Палатине и в обществе их называли педагогами.» (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров VI. Гальба, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.130])
См. Светоний. Гальба 14, 17.
Икел. (Плутарх. Гальба 7, 20)
См. Тацит. История I 13, 33, 37, 46, II 95. (про Икела)
Отон
(№ 2319). «…он вкрался в доверие к Нерону и легко стал первым из его друзей из-за сходства нравов, а по некоторым слухам – и из-за развратной с ним близости» (Светоний. Отон 2, 2 [Светоний 1993, с.178])
Вителлий
(№ 2320). «Детство и раннюю юность провел он на Капри среди любимчиков императора Тиберия, и на всю жизнь сохранил позорное прозвище Спинтрия; думали даже, что именно красота его лица была причиной и началом возвышения его отца» (Светоний. Вителлий 3, 3 [Светоний 1993, с.185])
(№ 2321). «…затем он стал властвовать почти исключительно по прихоти и воле самых негодных актеров и возниц, особенно же – отпущенника Азиатика. Этого юношу он опозорил взаимным развратом; тому это скоро надоело, и он бежал; Вителлий поймал его в Путеолах, где он торговал водой с уксусом, заковал в оковы, тут же выпустил и снова взял в любимчики…» (Светоний. Вителлий 12 [Светоний 1993, с.189])
См. Тацит. История II 57, 95, IV 11 (про Азиатика).
Витрувий
(№ 2322). «…при изобретении двух различных видов колонн они подражали в одном из них [дорийском] неукрашенной и голой мужской красоте, а в другом [ионийском] – утонченности женщин, их украшениям и соразмерности. (8) … третий же ордер, называющийся коринфским, подражает девичьей стройности…» (Витрувий IV 1, 7-8 [Витрувий 2003, с.65])
Колумелла
О сельском хозяйстве
(№ 2323). «…оглушенные, мы восторгаемся женоподобными актерами, потому что они обманывают глаза зрителей, представляя в женственных движениях и позах пол, несвойственный им по природе». (Колумелла I Пред. 15 [Сергеенко 1970, с.116])
(№ 2324). «Прежде всего советую не назначать вилика из тех рабов, которые нравились своей внешностью, а также из тех, которые служили городским прихотям». (Колумелла I 8, 1 [Сергеенко 1970, с.132])
Сенека
Трагедии
«Хор
…По заслугам гибли
Все – но ты за что, Геркулесов мальчик,
Жизнью заплатил? Поглотили волны
Тихие тебя».
(№ 2325). (Сенека. Медея 646-649 [Сенека 1983, с.24])
«Кормилица – Медее [про Ипполита]
Он даже слова «женщина» гнушается,
В суровом юность проводя безбрачии,
Бежит объятий: виден амазонки нрав».
(№ 2326). (Сенека. Федра 230-232 [Сенека 1983, с.41])
«Хор
Феб гонял коров в Фессалийских долах,
Разномерной их созывал свирелью,
Отложив свой плектр ради стад рогатых».
(№ 2327). (Сенека. Федра 296-298 [Сенека 1983, с.43])
Трактаты
(№ 2328). «Но вот уж что поистине никак нельзя назвать свободным временем, так это, клянусь Геркулесом, их [богачей] пиры! Посмотри, как озабочены их лица, когда они проверяют, в каком порядке разложено на столе серебро; сколько внимания и терпения требует подпоясывание мальчиков-любовников, чтобы туника, не дай бог, не была длиннее, чем надо…» (Сенека. О скоротечности жизни XII 5 [Сенека 2001, с.54])
(№ 2329). «(1) … Был такой Гостий Квадра, непристойный до того, что был выведен даже на сцене. Богатый, жадный, раб своего стомиллионного состояния. Когда его зарезали его собственные рабы, божественный Август не счёл его достойным даже обычного возмездия; еще немного, и он объявил бы во всеуслышание, что зарезали Квадру совершенно справедливо.
(2) Этому человеку недостаточно было осквернять себя с одним полом – он равно жаждал и мужчин и женщин и завёл у себя те самые зеркала, о которых я только что говорил: изображение в них чудовищно увеличивается, так что палец выглядит гораздо толще и длиннее руки. Зеркала эти он расставил так, чтобы, отдаваясь мужчине, видеть каждое движение находящегося сзади жеребца и наслаждаться искаженными размерами его члена так, как если бы они и вправду были такими.
(3) А ведь он сам ходил по всем баням, выбирая себе мужчин, и сам измерял то, что ему было нужно; и тем не менее услаждал свою ненасытную похоть еще и фальшивыми образами. …
(5) Так он рассматривал сладострастные проделки собственного своего рта; рассматривал, как кроют его одновременно во все возможные дырки нанятые им мужчины; иногда, распростёртый между мужчиной и женщиной, отдаваясь всем телом, рассматривал недозволенное; да оставалось ли вообще хоть что-нибудь, что этот грязный человек делал бы в темноте? Он не только не стеснялся дневного света, он сам себе устраивал зрелища из собственных чудовищных соитий, сам себе при этом аплодировал, да что там – он, наверное, согласился бы и художнику позировать, чтобы его нарисовали в этом положении. …» (Сенека. О природе I 16, 1 [Сенека 2001, с.206-207])
Нравственные письма к Луцилию
(№ 2330). «Когда Пакувий, присвоивший Сирию, пировал и пьянствовал, справляя по самому себе поминки, его уносили от стола в спальню под рукоплескания его любовников, певших под музыку: βεβίωται, βεβίωται [он прожил жизнь]. И каждый день он устраивал себе такой вынос». (Сенека. Письма к Луцилию 12, 8 [Сенека 1977, с.22])
(№ 2331). «А этот – виночерпий в женском уборе – воюет с возрастом, не имеет права выйти из отрочества, снова в него загоняемый; годный уже в солдаты, он гладок, так как стирает все волоски пемзой или вовсе выщипывает их; он не спит целыми ночами, деля их между пьянством и похотью хозяина, в спальне – мужчина, в столовой – мальчик». (Сенека. Письма к Луцилию 47, 7 [Сенека 1977, с.78])
(№ 2332). «А что мне предпочесть? Чтобы распутные мальчишки разминали мне ручки? Чтобы какая-нибудь бабенка или превращенный в бабенку юнец вытягивал мне каждый пальчик? Почему не считать мне счастливее Муция, протянувшего руку в огонь, как протягивают ее рабу для растирания?» (Сенека. Письма к Луцилию 66, 53 [Сенека 1977, с.120])
(№ 2333). «Как влюбленным, чтобы избавиться от своей страсти, следует избегать всего, напоминающего о любимом теле (ведь ничто не крепнет легче, чем любовь), так всякому, кто хочет погасить в себе прежние вожделенья, следует отвращать и взор, и слух от покинутого, но еще недавно желанного». (Сенека. Письма к Луцилию 69, 3 [Сенека 1977, с.124-125])
(№ 2334). «Когда Гораций Флакк намерен описать человека гнусного и всем известного своею изнеженностью, что он говорит?
Пахнет духами Букилл…
А покажи Букилла теперь: да он покажется вонючим, как козел, и встанет на место того Горгония, которого Гораций противопоставляет Букиллу!» (Сенека. Письма к Луцилию 86, 13 [Сенека 1977, с.183])
(№ 2335). «Грамматик Дидим написал четыре тысячи книг. Я пожалел бы и того, кто прочел столько лишнего! В одних книгах исследуется, где родина Гомера, в других – кто истинная мать Энея, в третьих – чему больше предавался в жизни Анакреонт, похоти или пьянству, в четвертых – была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть». (Сенека. Письма к Луцилию 88, 37 [Сенека 1977, с.196])
(№ 2336). «Величайший врач, создатель этой науки, говорил, что у женщин не выпадают волосы и не болят ноги. Но вот они и волосы теряют, и ноги у них больные. Изменилась не природа женщины, а жизнь: уравнявшись с мужчинами распущенностью, они уравнялись с ними и болезнями. (21) Женщины и полунощничают, и пьют столько же … И в похоти они не уступают другому полу: рожденные терпеть, они (чтоб их погубили все боги и богини!) придумали такой извращенный вид распутства, что сами спят с мужчинами, как мужчины». (Сенека. Письма к Луцилию 95, 20-21 [Сенека 1977, с.233])
(№ 2337). «Я не говорю о толпах несчастных мальчишек, которых по окончании пира ждут в спальне новые надругательства, не говорю о целом войске юнцов-наложников, разделенном по племенам и мастям, - чтобы все были одинаково гладки, у всех одинаково отрос первый пушок, одинаковы были волосы, - не дай бог, если среди курчавых окажется один с прямыми прядями!» (Сенека. Письма к Луцилию 95, 24 [Сенека 1977, с.233])
(№ 2338). «(1) Ты ошибаешься, Луцилий, если думаешь, будто только наш век повинен в таких пороках, как страсть к роскоши, пренебрежение добрыми нравами и все прочее, в чем каждый упрекает свое столетье. … (2) Некоторые думают, будто деньги были заплачены в том суде, где Клодий обвинялся в тайном блуде с женою Цезаря и в осквернении таинств жертвоприношения … Верно, судьи получили и деньги, но вдобавок (и это куда позорнее денежной сделки!) возможность поблудить на закуску с замужними женщинами и подростками из знатных семей. (3) В самом преступленье было меньше греха, чем в его оправдании. … Я приведу слова Цицерона, так как поверить в это невозможно: (4) «Он пригласил к себе, пообещал, поручился, роздал. Вот уж, благие боги, гнусное дело! Как самую дорогую мзду кое-кто из судей получил ночи с некоторыми женщинами и свиданья с некоторыми подростками из знатных семей» [К Аттику I 16, 5]. (5) Не ко времени сетовать из-за денег, когда главное надбавка!» (Сенека. Письма к Луцилию 97, 1-4 [Сенека 1977, с.242])
(№ 2339). «Взгляни на юношей, которых мотовство вытолкнуло из знатных домов на арену; взгляни на тех дважды бесстыдных, что и сами развратничают, и служат чужому разврату, и у которых ни дня не проходит без пьянства, ни дня без какой-нибудь крупной мерзости, - и тебе станет ясно, что опасаться тут можно скорее, чем надеяться». (Сенека. Письма к Луцилию 99, 13 [Сенека 1977, с.249])
(№ 2340). «Но по мере того как болезнь все больше подтачивает силы, а удовольствия входят в плоть и кровь, одержимый недугом доволен и видом того, на что чрезмерная жадность сделала его негодным, и возмещает собственные наслажденья зрелищем чужих, став поставщиком и свидетелем похотливых забав, которых сам себя лишил невоздержностью. Не так отрадно ему обилие услаждающих вещей, как горько то, что не всю эту роскошь он может пропустить через глотку и утробу, что не со всеми распутными бабами и юнцами может переспать; он печалится, что упускает немалую часть своего счастья оттого, что тело так мало вмещает». (Сенека. Письма к Луцилию 114, 25 [Сенека 1977, с.292])
(№ 2341). «Или, по-твоему, живут не вопреки природе те, кто меняется одеждой с женщинами? Не живут вопреки природе те, кто старается, чтобы отрочество блистало и за пределами должного срока? Есть ли что-нибудь более жестокое и более жалкое? Он никогда не станет мужчиной, чтобы дольше быть утехой для мужчины! Но если ради этой гнусности у него пришлось отнять его пол, почему бы не отнять и возраст?» (Сенека. Письма к Луцилию 122, 7 [Сенека 1977, с.315-316])
(№ 2342). «И в конце концов дело доходит до таких разговоров: «Добродетель, философия, справедливость – все это треск пустых слов. … У тебя нет ни любовницы, ни мальчика, которому даже любовница позавидует; каждый день ты выходишь трезвым; обедаешь ты так скромно, будто должен давать ежедневную запись расходов отцу на одобренье. Это значит не жить, а смотреть, как живут другие…»» (Сенека. Письма к Луцилию 123, 10 [Сенека 1977, с.319])
(№ 2343). «Я считаю вредными для нас и тех, кто под видом стоического учения поощряет наши пороки. Вот что они болтают: «Только мудрец и ученый умеет быть любовником. И в искусстве есть и пить с сотрапезниками мудрец понимает больше всех и только один к нему и пригоден. Исследуем, до какого возраста юноши могут служит для любви». (16) Пусть греческим обычаям это позволено, а мы лучше будем слушать другое: «… Наслажденье – вещь и низменная, и ничтожная, не имеющая никакой цены, общая у нас с бессловесными животными …» (Сенека. Письма к Луцилию 123, 15-16 [Сенека 1977, с.319-320])
Петроний
(№ 2344). «[Петроний] Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса, так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием. …
[Рассказ о самоубийстве Петрония] Даже в завещании в отличие от большинства осужденных он не льстил ни Нерону, ни Тигеллину, ни кому другому из власть имущих, но описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими в каждый вид блуда и, приложив печать, отправил его Нерону» (Тацит. Анналы XVI 18-19 [Тацит 1993, с.305-306])
«Сатирика»
Перевод А.К.Гаврилова (проза) и Б.Ярхо (стихи). [Сатира 1989, с.131-240]
Роман состоял, видимо, из 20 книг. Гл.1-26 – выписки из кн.14, гл.27-68 («Пир Трималхиона») - полностью кн.15-16, гл.69-141 – выписки из кн.17-20. [с.465]
Из книги XIV
(№ 2345). (8) «Блуждаю это я, - говорит [Аскилт], - по всему городу, не умея отыскать места, где наш двор, вдруг подходит ко мне некий отец семейства и великодушно предлагает меня сопровождать. Потом ведет темными закоулками, приводит в это самое место и, показав кошелек, делает мне гнусное предложение. Уже блудница вытребовала асс за комнату, уж он и руки ко мне потянул, и не хвати у меня силенок, мог бы я поплатиться…»
Соединив усилия, мы потеснили докучливого»
(9) «Да твой же, - говорит [Гитон], - не знаю, брат или товарищ прибежал пораньше в снятую нами комнату и вознамерился одолеть мою стыдливость. Я кричать, а он меч вытащил и «коли ты Лукреция, нашелся, - говорит, - твой Тарквиний».
Услыхав это, я потянул руки к Аскилтовым глазам и «что скажешь, - кричу, - шкура ты, волчица позорная, чье смрадно и дыхание?».
Аскилт изобразил напускной ужас, а затем, размахивая руками, возопил что было мочи. «Молчи, - кричит, - ты, гладиатор паскудный, кого из праха отпустила арена! Молчи, ляд полуночный, ты, который и прежде, когда не был еще слабак, ни с одной приличной женщиной не управился и кому я в садах был тем самым братцем, каким теперь служит тебе мальчуган этот на постоялом дворе». [с.135]
(11) «Обшарив глазами целый город, возвращаюсь в нашу комнатку и, наконец, расцеловав как следует, обнимаю мальчишку тесным объятием, так что сбываются мои желанья, да и на зависть счастливо. Признаться, не все еще было кончено, когда Аскилт, тихо подкравшись к дверям, шумно и решительно отворил запоры и застал меня за игрою с братиком» [с.136]
(№ 2346). «(21) … Под конец, прихорошившись одеялом миртового цвета и перехваченный поясом, явился кинед… Он то шлепал нас своими порочными ягодицами, то марал смрадным лобзанием, пока Квартилла, с китовым усом в руках и высоко подпоясанная, не распорядилась отпустить несчастных.
(23) … Входит кинед, существо несообразное и совершенно достойное этого дома, а войдя и защелкав извивающимися своими руками, он с жаром исполнил такую песнь:
Эй! Эй! Соберем мальчиколюбцев изощренных!
Все мчитесь сюда быстрой ногой, пятою легкой,
Люд с наглой рукой, с ловким бедром, с вертлявой ляжкой!
Вас, дряблых, давно охолостил делийский мастер»
Исчерпав поэзию, кинед осквернил меня нечистым своим поцелуем. А там и на ложе взлез и, преодолев сопротивление, обнажил насильно. Долго и упрямо трудился он над моими чреслами – и втуне. Потоком стекала с его потного чела смола акации, а поскольку в морщинах была пропасть мела, теперь казалось, будто видишь стену, пострадавшую от влажных бурь» [с.142]
Песенка кинеда написана в размере сотадея (комм. А.К.Гаврилова [Там же, с.470]).
Пир Тримальхиона
(№ 2347). «(27) … И тут глазами нашим вдруг предстал лысый старик, облаченный в аленькую тунику и развлекавшийся игрой в мяч в обществе подростков-рабов. На мальчишек этих, быть может, и стоило посмотреть, но не они привлекли наше внимание, а сам отец семейства, обутый в туфельки и усердно швырявший зеленый мячик». [с.144]
(№ 2348). (41) … Пока шла эта беседа, красавец-мальчишка, увитый плющом и виноградом, представлял пред нами то шумного Вакха-Бромия, то его же как пьяного Лиэя, а то как Евгия-победителя; в корзинке он разносил виноградные грозды, тоненьким голоском исполняя творение своего господина. На эти звуки Трималхион обернулся и промолвил: «Дионис-Свободный!» Тотчас раб стащил с кабана шапку и надел себе на голову. А хозяин еще добавил: «Теперь не сможете вы отрицать, что у меня ОТЕЦ Свободный». Мы расточаем похвалы этому хозяйскому решению и, конечно же, целуем красавца, обошедшего все столы» [с.152]
См.43, 46, 68.
(№ 2349). (64) … Теперь и сам Трималхион, изображая трубача, обернулся к своему любимчику, коего именовал Крезом. Мальчишка этот был подслеповатый, с гнилыми зубами; он все кутал в зеленую тряпку черненькую, непристойно разжиревшую собачонку…» [с.167]
(№ 2350). (74) … Пришел с новой сменой совсем недурной мальчонка, тут Трималхион и кинься на него с лобзаньями. А потому Фортуната, чтобы не уронить своих прав, принялась поносить мужа, величая его отребьем и срамником, раз он не умеет похоть свою придержать. [с.175]
(75) [Речь Трималхиона] … Что мальчишку этого славненького чмокнул, так ведь не за красу его, - славный, вот что.
… Четырнадцать годков у хозяина за жену ходил – а что худого, коли господин желает? Хозяйка, та тоже была премного довольна. Смекнули? …
Что говорить: он меня вместе с Цезарем наследником сделал, получил я наследство – с сенаторской каймой»
Из книг XVII-XX
(№ 2351). (79) [от лица рассказчика] …
Что за ночка, о боги и богини!
Что за мягкое ложе, где, сгорая,
Мы из уст на уста переливали
Души наши в смятенье! О, прощайте,
Все заботы земные! Ах, я гибну!
Но тщетно было мое ликование. Стоило мне, ослабевшему от вина, расцепить опьяненные руки, как Аскилт, основоположник всяческого зла, под покровом ночи похитил мальчишку, и перенес его к себе в постель, и жестоко ее измял с несвоим братиком, [с.179] который, либо не слыша оскорбления, либо на него согласившись, уснул в незаконных объятиях, поправ права человека. Когда, чуть пробудившись, я ощупываю ложе, коего радость была похищена, я – верьте словам влюбленного – помышляю о том, не следует ли мне мечом пронзить обоих, чтобы не было просвета между сном и смертью.
… [Гитон уходит с Аскилтом]
(81) … «…И кто же меня во все это ввергнул? Юноша, запятнанный наглым развратом и, по собственному своему признанию, достойный изгнания, в блуде свободный, блудом свободнорожденный, коего одни годы без просвета сошлись с другими, кого нанимал, как девку, и тот, кто сознавал, что перед ним мужчина. А тот, другой? Кто в день облачения в тогу надел женское платье, кого мать уговорила, что он не мужчина; кто женское в мастерских исполнял дело; кто, все смешав и переменив опору своих услад, покинул имя старой дружбы и – о, позор! – словно послушливая жена, из-за касаний единой ночи все продал. Лежат теперь, связанные столькими узами, ночи напролет и, быть может, в изнеможении от взаимных ласк, смеются моему одиночеству…» [с.180]
(83) Заглянул я в пинакотеку, замечательную разнообразием картин. … Но Апеллес и его, как греки зовут, «Монокнемон» вызвали во мне благоговение. Контуры фигур были прорисованы с такой тонкостью и так верны, что казалось, их начертал некий дух. Здесь орел парящий уносил на небо бога, там прелестный Гилас отталкивал настойчивую наяду; Аполлон проклинал виновные свои руки и только что народившимся цветком утешал примолкшую лиру.
Среди толпы этих живописных влюбленных я вскричал так, словно вокруг не было никого: «Так, значит, и богов задевает любовь! Юпитер в небе у себя не нашел, кого взять избранником, но и решившись грешить, на земле никому не сотворил обиды. Нимфа, похитившая Гиласа, смирила бы любовь свою, когда бы могла подумать, что придет Геракл, чтобы наложить на это запрет. Аполлон соединил с цветком тень мальчика; да и вообще баснословие знает объятия без соперника. А я-то принял в сообщество себе друга, которого не свирепей и Ликург». [с.181]
(№ 2352). Рассказ Евмолпа.
«(85) Как-то взял меня квестор по службе с собою в Азию, и вот я прибыл на постой в Пергам. Проживая там с охотою не только оттого, что жилье было превосходно, но и оттого, что чудо как хорош был сын у хозяина, стал я изобретать способ, чтобы отец семейства не заподозрил во мне поклонника. Чуть зайдет за веселым ужином речь о красавчиках, я вскипал так яростно и возражал так строго, будто слух мой оскорблен непристойной речью, а потому матушка начала считать меня прямым философом. И вот уж я провожаю юношу в гимнасий, уже ведаю ходом его занятий, уже наставляю и обучаю, дабы не проник в дом какой-нибудь теловредитель.
Как-то раз возлежали мы в триклинии. Был праздник, занятия укорочены; под действием затянувшегося веселья поленились разойтись. И вот около самой полуночи я чувствую, что ведь не спит мальчишка. Тогда я и побожился робким таким шепотом. «Владычица, - говорю, - Венера, если я мальчика этого поцелую, да так, что он и не заметит, завтра же дарю ему пару голубей». Услышав, какая цена наслаждению, мальчишка принялся храпеть. Тогда приступился я к притворщику и несколько раз поцеловал его совсем слегка. Удовольствовавшись этим началом, я встал с утра пораньше, выбрал пару голубей и – во исполнение обета – поднес их поджидавшему.
(86) В другую ночь, как представилась такая же возможность, я изменил свое пожелание и говорю: «Если я этого вот обласкаю нескромной рукой, а он не заметит, так я же подарю ему этаких двух петь-петушков за его терпение». После этого обета юнец сам изволил придвинуться и, пожалуй, даже боялся, как бы я ненароком не уснул. Ну, я приголубил встревоженного и натешился всем его телом, не дойдя разве что до вершины утех. Затем, когда пришел день, принес я, ему на радость, что пообещал.
Когда же была нам дарована третья вольная ночь, приблизился я к чуткому уху сонного и «о бессмертные, - говорю, - боги, если я от него сонного возьму соитие полное и совершенное, то я за этакое счастье завтра же дарю мальчишке македонского жеребца, на том, конечно, условии, что он не заметит». Никогда еще юнец не засыпал более глубоким сном. И вот я сперва наполнил ладони млечной его грудью, потом приник поцелуем и наконец совокупил воедино все желания.
Наутро он остался сидеть в спальне, поджидая, что я поступлю по своему обыкновению. Да ты, верно, знаешь, что покупать голубей да петь-петушков много легче, чем купить жеребца? К тому же я и того боялся, что такой изрядный подарок сделает подозрительной мою щедрость. Вот почему, погулявши несколько часов, я вернулся в дом и просто-напросто расцеловал мальчишку. А он огляделся, за шею меня обнял и говорит: «Что же, наставник, где жеребец?»
(87) Этой обидой закрыв себе подступы, уже было налаженные, я вновь решаюсь дерзать. Переждал я несколько дней, но лишь только схожий случай подарил нас тою же удачей и я услышал, как храпит отец, сразу начинаю просить юнца, чтобы он снова со мной подружился, иначе говоря, позволил бы, чтобы ему было хорошо и прочее, что подсказывает наболевшее вожделение. А тот, очень сердитый, все повторял: «Спи, или отцу скажу». Нет, однако, ничего столь неприступного, чего не одолела бы порочность. Пока он твердил «отца разбужу», я таки подобрался и, преодолев слабое сопротивление, вырвал у него усладу. Тогда он, может быть даже не совсем недовольный моей проказливостью, принялся длинно жаловаться, как он обманут и в смешном виде выставлен перед товарищами, которым хвастался, какой я внимательный. В заключение «ты, однако, не думай, - сказал он, - что я таков, как ты. Хочешь, можно и снова». Я упрямиться не стал и скрепил дружбу с ним, а там, по его милости, провалился в сон. Так ведь не удовольствовался же этим повторением юнец, пришедший в пору и в самые лета, наклонные к терпимости! Он и сонного меня пробудил словами: «Не хочешь ли чего?» На этот раз уже оно было обременительно. Худо-бедно, с одышкой и в поту, помяв его, я дал ему то, чего он хотел, и, истомленный наслаждением, опять проваливаюсь в сон. И что же? Часу не прошло, а уж он меня под бок толкает и говорит: «Что ж мы время теряем?» Тут я, в который раз пробужденный, прямо вскипел от ярости, да его же словами ему говорю: «Спи, или отцу скажу». [с.182-184]
(№ 2353). «(91) …вижу Гитона, который с полотенцами и скребками стоит, прислонясь к стенке, в тоске и смятении. … Я велю ему прервать эти жалобы … темным грязным ходом вытаскиваю Гитона и мигом лечу в свою гостиницу. А там уж, закрыв двери, кидаюсь с объятиями к нему на грудь и ласкаюсь лицом к его щекам, слезами залитым. Долго нам обоим не вымолвить было слова. И у мальчонки нежная грудь сотрясалась еще от обильных рыданий.
…
Покрыв поцелуями эту грудь, преисполненную мудрости, я обхватил руками его шею, и, не желая оставлять сомнений, что мы помирились и что дружба наша оживает самым надежным образом, я приник к нему всей грудью. [с.187-188]
(№ 2354). 109. Стихи Евмолпа.
Кудри упали с голов, красы наивысшая прелесть.
Юный, весенний убор злобно скосила зима,
Ныне горюют виски, лишенные сладостной тени.
В выжженном поле едва наспех торчат колоски.
Сколь переменчива воля богов! Ибо первую радость,
В юности данную нам, первой обратно берет.
Бедный! только что ты сиял кудрями,
Был прекраснее Феба и Фебеи.
А теперь ты голей, чем медь, чем круглый
Порожденный дождем сморчок садовый.
Робко прочь ты бежишь от дев-насмешниц.
И чтоб в страхе ты ждал грядущей смерти,
Знай, что часть головы уже погибла.
«Вот, по обычаю персов, еще недозрелых годами
Мальчиков режут ножом и тело насильно меняют
Для сладострастных забав, чтоб назло годам торопливым
Истинный возраст их скрыть искусственной этой задержкой.
Ищет природа себя, но не в силах найти, и эфебы
Нравятся всем изощренной походкою мягкого тела,
Нравятся кудри до плеч и одежд небывалые виды, -
Все, чем прельщают мужчин…»
(№ 2355). (119, ст.20-27 [с.212])
(№ 2356). «И на том спасибо тебе, что меня сократически любишь. Сам Алкивиад не вставал с ложа своего наставника более нетронутым». – «Поверь ты мне, братик, уже я не понимаю себя как мужчину, не ощущаю. Похоронил я ту часть моего тела, которою прежде я был Ахиллес».
Опасаясь, как бы не быть застигнутым врасплох в укромном месте и не дать повода кривотолкам, мальчик вырвался и побежал во внутренние покои дома» (Петроний 129 [с.222])
(№ 2357). Речь о некоем юном красавце Эндимионе: (комм. А.К.Гаврилова [Там же, с.497])
«(132) Самой телесной красотою, столь манившей меня, я увлечен был к наслаждению. Уже уста сливались в звучных поцелуях без числа, уже сплетающиеся руки отыскивали новые пути для восторгов, уже соединенные взаимным стремлением тела произвели то, что души наши смешались» [с.224-225]
(№ 2358). (133) «Окончив эту декламацию, подзываю Гитона и «рассказывай, - говорю, - братик, да по совести. Тою ночью, как был ты у меня похищен Аскилтом, явил ли он преступную бодрость или удовольствовался одиноким и чистым сном?» А мальчик коснулся глаз и торжественной клятвой меня заверил, что насилия Аскилт не совершал» [с.226]
Разное
(№ 2359). «[24 г.] Сервий
Плавт, обвиненный в растлении сына, сам себя убивает в суде». (Иероним.
Изложение Хроники Евсевия Памфила. Под
(№ 2360). «[29 г.] Это письмо было преднамеренно резким; впрочем, Тиберий упрекал внука [Нерона, сына Германика] не в подготовке военного мятежа и не в стремлении захватить власть, а в любовных отношениях с юношами и в грязном разврате» (Тацит. Анналы V 3 [Тацит 1993, с.144])
См. Светоний. Тиберий 35 (об актёрах) [Светоний 1993, с.88]
(№ 2361). «[61 г.] Немного позднее префекта города Рима Педания Секунда убил его собственный раб, то ли из-за того, что, условившись отпустить его за выкуп на волю, Секунд отказал ему в этом, то ли потому, что убийца, охваченный страстью к мальчику, не потерпел соперника в лице своего господина» (Тацит. Анналы XIV 42 [Тацит 1993, с.257-258])
2.2. Период Флавиев-Антонинов
(69-192)
Плиний Старший
(№ 2362). «Греки, отцы всех пороков, раздавая масло в гимнасиях, довели его употребление до излишества». (Плиний Ст. XV 5 (19) [Сергеенко 1970, с.97])
См. Эрот Лисиппа (Комм. [Плиний 1994, с.331]). О Фрине (Комм. [Плиний 1994, с.352])
(№ 2363). «Превозносит Варрон и Аркесилая, сообщая, что у него была мраморная Львица Аркесилая и резвящиеся с ней крылатые купидоны, одни из которых держат ее на привязи, другие заставляют пить из рога, третьи обувают в сокки, все из единого камня» (Плиний Старший. Естествознание XXXVI 41 [Плиний 1994, с.122-123]) Аркесилай – скульптор I в. до н.э.
Тит
См. Светоний. Тит 7 [Светоний 1993, с.203-204].
Домициан
(№ 2364). «Детство и раннюю молодость провел он, говорят, в нищете и пороке: … бывший претор Клодий Поллион, на которого Нероном написано стихотворение «Одноглазый», хранил и изредка показывал собственноручную записку Домициана, где тот обещал ему свою ночь; некоторые вдобавок утверждали, что его любовником был и Нерва, будущий его преемник» (Светоний. Домициан 1, 1 [Светоний 1993, с.208])
См. Домициан 7, 1.
(№ 2365). «(5) Затем, ожесточившись на убийствах добрых граждан, от безделия, когда уже не хватало сил для любодеяний, постыдное занятие которыми он называл греческим словом klinopale [«постельная борьба»], он, удалив всех свидетелей, потешным образом избивал рои мух» (Аврелий Виктор. О цезарях XI. Домициан, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.88])
(№ 2366). «(7) Неистовствуя в прелюбодеяниях, он называл постыдные свои похождения греческим словом klinopale» (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров XI. Домициан, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.135])
«Не за победы его я люблю, а за то, что прекрасно
Он все приемы постиг долгой постельной борьбы»
(№ 2367). (Марциал XIV 201 [Марциал 1994, с.380])
«Лишь увидал, что остриг себе кудри Авзонии кравчий,
Мальчик-фригиец, что так богу Юпитеру мил,
«То, что твой Цезарь, смотри, своему разрешает любимцу,
Ты своему разреши, - молвил он, - о властелин:
Первый таится пушок у меня уж при локонах длинных
И, улыбаясь, меня мужем Юнона зовет». –
«Мальчик мой милый, - ему ответил небесный родитель, -
Я не по воле своей должен тебе отказать:
Тысяча схожих с тобой у нашего Цезаря кравчих,
Даже огромный дворец тесен для всех этих звезд.
Если ж, остригшись, ты получишь обличие мужа,
Где ж мне другого найти, чтобы он нектар мешал?»
(№ 2368). (Марциал IX 36 [Марциал 1994, с.234])
(№ 2369). «[83 г.] Домициан
запретил существование евнухов». (Иероним. Изложение Хроники Евсевия Памфила.
Под
Цезарем здесь называется Домициан.
«Шуткой считался обман священного факела брака,
И неповинных мужчин шутка была холостить.
Твой же на это запрет поколениям будущим, Цезарь,
Помощь дает и велит честно рожденными быть.
Ни любодей при тебе, ни скопец появиться не сможет,
А до тебя – о, позор! – был и скопец любодей [moechus]»
(№ 2370). (Марциал VI 2 [Марциал 1994, с.151])
Тацит
Известия Тацита разбиты по рубрикам.
Плиний Младший
(№ 2371). «Плиний Кореллии Гиспулле привет.
(3) … Надо поискать латинского ритора, школа которого известна строгостью нравственных правил и прежде всего целомудрием. (4) Природа и судьба одарили нашего юношу, кроме прочих даров, исключительной красотой, и ему, в этом неустойчивом возрасте, нужен не только учитель, но страж и руководитель. (5) Мне кажется, я могу указать тебе на Юлия Генитора …» (Письма Плиния Младшего III 3, 1.3-5, пер. М.Е.Сергеенко [Плиний 1983, с.43-44])
(№ 2372). «Плиний Титию Аристону привет.
Многие услуги твои были мне приятны и дороги, но больше всего одолжил ты меня своим решением не скрывать случившейся у тебя долгой и содержательной беседы о моих стихах. Она затянулась, потому что мнения оказались разные; были люди, которые не осуждали самих произведений, но по-дружески прямо упрекали меня за то, что я и писал такое и рецитировал.
(2) Я еще увеличу мою вину, ответив таким образом: «Я пишу иногда, да, пишу вольные стихи, я слушаю комедии, я и смотрю мимы, и читаю лириков, и понимаю поэтов, писавших во вкусе Сотада. А еще я шучу, забавляюсь; все эти виды невинного отдыха можно охватить в одной формуле: «я – человек»».
(3) Я не огорчаюсь этим мнением о моей нравственности тех, кто, не зная, что такие стихи часто писали люди очень образованные, очень чистые и уважавшие себя, удивляются этим моим писаниям. (4) От тех же, кому известно, каким писателям я следую, я надеюсь легко получить разрешение заблудиться вместе с теми, подражание кому не только в серьезном, но и в пустяках стоит одобрения». (Письма Плиния Младшего V 3, 1-4, пер. М.Е.Сергеенко [Плиний 1983, с.81])
(№ 2373). «Плиний Понтию привет.
…
(5) Я сделал над собой усилие и, против своего ожидания, после длительного перерыва, в очень короткий срок набросал следующие стихи о том самом, что подстрекнуло меня к писанию:
(6) Книги Галла читая, в которых отцу дерзновенно
Первенства пальму дарит он в ущерб самому Цицерону,
Вольную я цицеронову шутку нашел, что блистает
Тем же талантом, с которым писал он серьезные вещи.
Он показал, что великих мужей наслаждаются души
Солью острот и изяществом пестрым прелестной забавы.
Жалоба здесь на Тирона: однажды ночною порою
Он, задолжав поцелуй влюбленному, дав лишь отведать,
Хитро украл и коварно унес их. И вот, прочитавши,
Я говорю: «Так скрывать зачем? про любовь и проказы,
Робко таясь, никому не рассказывать? Лучше признаться:
Знаю я козни Тирона, пугливые ласки Тирона,
Знаю обман, что сильней раздувает любовное пламя».
(7) Я перешел к элегическим стихам и стал сочинять их с такою же быстротой. Легкость эта испортила меня, и я начала добавлять к ним еще и еще. Возвратившись в Рим, я прочитал их приятелям: они одобрили. (8) Затем, на досуге, особенно в пути, я стал браться за разные размеры и, наконец, решил, по примеру многих, составить особо один томик гендекасиллабов, и не раскаиваюсь…» (Письма Плиния Младшего VII 4, пер. А.И.Доватура [Плиний 1983, с.119-120])
(№ 2374). «Плиний Генитору привет.
(1) Получил твое письмо, в котором ты жалуешься, что тебе был противен роскошнейший обед, потому что шуты, кинеды и дураки бродили между столами. (2) Хочешь, чтоб чело твое прояснилось? У меня нет никого из них, но я терплю людей, которые их держат. А почему у меня их нет? Потому что меня ничуть не восхищает как забавная неожиданность расслабленный жест кинеда, шалость шута, глупость дурака. Я говорю с точки зрения не разума, а вкуса». (Письма Плиния Младшего IX 17, 1-2, пер. А.И.Доватура [Плиний 1983, с.165])
Стаций
«Фиваида»
«…Иасид велит по обычаю слугам
чашу с прекрасным подать рисунком, блестящую златом, -
…
там фригийский ловец летит на крылах золотистых:
он – возносится, вниз удаляются Гаргары, Троя,
спутники в горе стоят, собаки тщетным рычаньем
пасть изнуряют, и тень догоняют, и лают на тучи».
(№ 2375). (Стаций. Фиваида I 540-541, 548-551 [Стаций 1991, с.16])
«…Дорион, печально известный
гетским певцом: превзойти Аонид велемудрых надеясь
в пении, был осужден Фамир на годы безмолвья
уст и кифары (но кто ж превозносится, встретясь с богами?),
и онемел; а ведь он и о состязании с Фебом
знал, и том, как повис сатир в знаменитых Келенах».
(№ 2376). (Стаций. Фиваида IV 181-186 [Стаций 1991, с.58])
«Выступил дерзостно в путь и вослед Геркулесу стремился
мощному (еле за ним бегом поспевая, поскольку
тяжкою ноша была) несущий лернейское бремя
Гилас и радостен был, под тулом огромным страдая».
(№ 2377). (Стаций. Фиваида V 441-444 [Стаций 1991, с.82])
«Ежели б также и ты красоты знаменитой Нарцисса
выслал, Кефис! – Но в феспийских полях сей отрок угрюмый
блекнет, и сирой волной родитель цветок омывает».
(№ 2378). (Стаций. Фиваида VII 340-342 [Стаций 1991, с.118])
Гоплей и Димант.
«Вот каковы – у царей в вожделенных объятиях оба –
духа величьем равны, этолиец и славный аркадец
мощные души свои выдыхают и в смерти ликуют.
Память святая о вас (хотя и слабейшая лира
песни возносит мои) течение лет одолеет.
Может быть, рядом с собой дозволит призракам вашим
стать Эвриал, и славою Нис осенит вас Фригийский».
(№ 2379). (Стаций. Фиваида X 442-448 [Стаций 1991, с.175])
Марциал
Всего сохранилось более 1500 эпиграмм Марциала. Приведена полностью или частично 141 эпиграмма. Порядок весьма условен. Перевод Ф.А.Петровского [Марциал 1994].
1. Мужчины
«В Тестила Авл наш влюблен и к Алексию страстью пылает,
Верно, теперь увлечен и Гиацинтом моим.
Вот усомнись-ка поди, что самих поэтов он любит,
Если в любимцев певцов он постоянно влюблен»
(№ 2380). (Марциал VIII 63 [Марциал 1994, с.217])
«Дверь отворивши, Амилл, ты сжимаешь в объятьях подростков,
Страстно стремясь к тому, чтобы накрыли тебя,
Чтобы отпущенник, раб отцовский, клиент говорливый
Не осрамили тебя сплетней похуже того.
Тот, кто не хочет, Амилл, прослыть миньоном [pedicari], прилюдно
Делает то, что тайком делать удобно ему»
(№ 2381). (Марциал VII 62 [Марциал 1994, с.190])
«Аполлодор [?] получил мальчишку, но отдал он поле;
Поле мальчишки ценой Каллиодор получил.
Авкт, рассуди, кто из них дела свои лучше устроил:
Артемидор получил, Каллиодор запахал»
(№ 2382). (Марциал IX 21 [Марциал 1994, с.230])
«За женой молодой хоть получил ты
Больше, чем ненасытный муж мечтает, -
Деньги, знатность, воспитанность, невинность,
Все ж изводишься, Басс, на кудряшей ты,
Заведенных на женины же средства,
А к хозяйке приходишь ты усталый;
Ты, кто многих супруге стоил тысяч,
Ни от ласковых слов уже не в силах
Приободриться вновь, ни от объятий.
Постыдись наконец, иль ты ответишь:
Женин раб ты, ты сам себя ведь продал!»
(№ 2383). (Марциал XII 97 [Марциал 1994, с.336])
«Тестил, для Виктора ты Вокония сладкая мука,
Мальчик, чьей славе нигде в мире соперников нет;
Пусть и остриженный, ты останешься мил и прекрасен,
Девы пускай ни одной твой не полюбит певец!
Хоть ненадолго отбрось ты господские умные книжки,
Если пришел я читать Виктору мелочь свою.
И Меценат, хоть и был воспеваем Мароном Алексий,
Все ж с Меленидою был, Марса смуглянкой, знаком»
(№ 2384). (Марциал VII 29 [Марциал 1994, с.182])
«К женщинам ты обратись, обратись к их объятиям, Виктор,
И к незнакомому ты делу теперь приучись.
Огненный ткут уж покров невесте, готовится дева,
И молодая твоих скоро юнцов острижет.
Только разочек тебе она даст по-прежнему волю,
Остерегаясь еще раны от новой стрелы;
Но продолжаться тому ни мамка, ни мать не позволят,
Скажут они: «не юнец это тебе, а жена!»
Бури какие тебе пережить и мученья придется,
Если совсем не знаком с женскою прелестью ты!
В ученики поступи к наставнице ты на Субуре:
Сделает мужем она; дева не может учить»
(№ 2385). (Марциал XI 78 [Марциал 1994, с.304])
«Дальше беги от сетей коварных развратницы наглой,
Пусть и с Киферы самой раковин глаже ты, Галл.
Думаешь мужа увлечь? Напрасны будут старанья:
Хоть и по-разному, но… любит он женщин одних»
(№ 2386). (Марциал II 47 [Марциал 1994, с.67])
«Галл, в шкатулке твоей бренчит одинокий денарий,
Да уж и он так потерт, словно твой собственный зад.
Но и того не видать ни трактирщику, ни хлебопеку,
А лишь тому, у кого крепче и выспренней уд.
Бедный твой живот завидует пиршеству зада:
Все пожирает один, и голодает другой»
(№ 2387). (Марциал II 51 [Марциал 1994, с.68])
«С возмужалыми, Галл, ты спишь юнцами,
Но их крепости нет в тебе нимало.
Знаешь, в чем я тебя подозреваю?
Я готов бы тебя считать девчонкой,
Да молва не зовет тебя миньоном»
(№ 2388). (Марциал III 73 [Марциал 1994, с.95])
«Бетик Галл, почему так лезешь ты в женскую пропасть?
Твой приноровлен язык чресла лизать у мужчин.
Уд твой зачем у тебя черепком обрезан самосским,
Ежели милы тебе женские так передки?
Голову надо б твою оскопить: будь снизу ты Галлом,
Все же Кибелу в обман вводишь: губами ты муж»
(№ 2389). (Марциал III 81 [Марциал 1994, с.96])
«Стёртей нет ничего плащей Гедила:
Ни ушка у коринфской вазы старой,
Ни побитой спины у мула в ранах,
Ни бугров на Фламиньевой дороге,
Ни камней, что блестят на побережье,
Ни мотыг в виноградниках этрусских,
Ни засаленной тоги мертвых нищих,
Ни колес у извозчика-лентяя,
Ни боков у бизона, дранных стойлом,
Ни клыков у свирепых старых вепрей.
Есть, однако, одно (он сам не спорит):
Гузно [culus] стёртей гораздо у Гедила.
(№ 2390). (Марциал IX 57 [Марциал 1994, с.240])
«Что болтает твоя, Гонгилий, шлюха [moecha]?
Не любовница, нет! – А кто ж? – Язык твой»
(№ 2391). (Марциал III 84 [Марциал 1994, с.97])
«Хоть ты женоподобней, чем скопец дряблый,
Да и слабей еще гораздо, чем Аттис,
По ком Кибелы оскопленный галл воет,
Ты о законах зрелищ, о рядах судишь,
Трабеях, смотрах в Иды, пряжках и цензах,
На бедняков рукой лощеной ты кажешь.
А вправе ль ты сидеть со всадником вместе,
Не знаю, Дидим, но с мужьями не вправе»
(№ 2392). (Марциал V 41 [Марциал 1994, с.138])
«Ванну зачем ты грязнишь, Зоил, свой зад подмывая?
Чтоб еще хуже ее выпачкать, голову сунь»
(№ 2393). (Марциал II 42 [Марциал 1994, с.66])
«Властью верховной священный закон преследует блудных
Бабников. Нынче, Зоил, радуйся: ты ни при чем!»
(№ 2394). (Марциал VI 91 [Марциал 1994, с.171])
«Чтоб доказать, Каллистрат, что вполне ты со мной откровенен,
Ты все время твердишь мне о пороке своем [percisum te].
Но откровенен не так, Каллистрат, ты, как хочешь казаться:
Тот, кто такое болтать может, о худшем молчит»
(№ 2395). (Марциал XII 35 [Марциал 1994, с.322])
«Замуж пошел Каллистрат бородатый за ражего Афра,
Весь соблюдая обряд девы, вступающей в брак.
Факел несли перед ним, лицо закрыли фатою
И не забыли пропеть песен, Талассий, тебе.
Было и вено дано. Неужели тебе не довольно
Этого, Рим? Или ждешь, чтоб он еще и родил?»
(№ 2396). (Марциал XII 42 [Марциал 1994, с.323])
«Общее все у друзей». Но как понимаешь ты, Кандид, [в оригинале по-гречески]
То, о чем ночью и днем ты, пустомеля, кричишь?
…
Челядь могла бы твоя с илионским поспорить миньоном [cinaedo],
Мне же Ганимедом моим служит моя же рука.
И от таких-то богатств ничего старинному другу
Не уделив, говоришь: «Общее все у друзей»
(№ 2397). (Марциал II 43 [Марциал 1994, с.66])
«Тот, кто и ночью и днем появляется всюду на креслах
Женских, кто в Городе всём каждому очень знаком,
Кто напомажен всегда и намазан, кто пурпуром блещет,
Томен, но грудью широк, голени чьи без волос,
Кто за супругой твоей волочится всегда неотвязно,
Этот не страшен тебе, Кандид: не портит он жен [non futuit]»
(№ 2398). (Марциал XII 38 [Марциал 1994, с.323])
«Всякий раз, Кантар, когда ты в каморку под вывеской входишь,
Коль приглянулись тебе мальчик иль девочка там, -
Мало тебе занавеску спустить, на замок запереться:
Надобно строже еще тайну свою сохранить.
Ты затыкаешь везде малейшие щелки и дырки,
Что пробуравить могла в стенке шалунья-игла.
Нет никого, кто бы так стыдлив был и так волновался,
Если обычною он занят любовной игрой.
[qui
vel pedicat, Canthare, vel futuit.]
(№ 2399). (Марциал XI 45 [Марциал 1994, с.297])
«Плачьте о вашем грехе, по всему вы плачьте Лукрину,
Вы, о Наяды, и пусть слышит Фетида ваш вопль!
Байской похищен волной, погиб среди озера мальчик
Евтих, который твоим, Кастрик, наперсником был.
Был он печалей твоих соучастником, сладкой утехой,
И, как Алексий, певцу нашему дорог он был.
Или в зеркальной воде тебя резвая Нимфа нагого
Видела и отдала Гила Алкиду назад?
Или же Гермафродит был женственной презрен богиней
И безразлично, какой был хищенья внезапного повод,
Пусть и земля и вода ласковы будут к тебе!»
(№ 2400). (Марциал VI 68 [Марциал 1994, с.166])
«Не назвал, Коракин, тебя я бабой [cinaedum]:
Не настолько я смел и опрометчив,
Да и нет у меня охоты к сплетням.
Коль назвал, Коракин, тебя я бабой,
Из бутыли пусть Понтии я выпью,
Пусть Метилия кубок осушу я:
Я клянусь желваком тебе сирийским,
Берекинтским безумием клянусь я!
А сказал я ведь то, что всем известно,
Что и сам отрицать ведь ты не станешь:
И назвал, Коракин, тебя я гнусным [cunnilingum]»
(№ 2401). (Марциал IV 43 [Марциал 1994, с.113])
«Ты приглашаешь к столу только тех, с кем ты моешься, Котта,
И доставляют тебе гостя лишь бани одни.
Что ж ты ни разу меня не позвал, удивлялся я, Котта?
Знаю теперь: нагишом я не по вкусу тебе»
(№ 2402). (Марциал I 23 [Марциал 1994, с.32])
«Шестьдесят, Марциан, и даже на две
Больше жатв, полагаю, видел Котта,
Но и дня одного он не припомнит,
Чтоб ему надоело страсти ложе,
И, бесстыдно сложивши пальцы, кажет
Он на Симмаха, Дасия, Алконта…»
(№ 2403). (Марциал VI 70, ст.1-6 [Марциал 1994, с.166])
«Волосы выщипал ты на груди, на руках и на икрах,
Да и под брюхом себе начисто ты их обрил.
Все это ты, Лабиен, для любовницы делаешь, знаем.
Но для кого ты, скажи, задницу [culum] брил, Лабиен?»
(№ 2404). (Марциал II 62 [Марциал 1994, с.70])
«Уступил, Лабиен, ты три участка,
Приобрел, Лабиен, ты трех миньонов [cinaedos]:
Пашешь вновь, Лабиен, ты три участка» [Pedicas, Labiene, tres agellos].
(№ 2405). (Марциал XII 16 [Марциал 1994, с.317])
«Чтобы рабов [pueros] накупить, Лабиен все сады свои продал,
Так что теперь у него фига осталась одна»
(№ 2406). (Марциал XII 33 [Марциал 1994, с.321])
«Бань, куда любят ходить толпою женщины наши,
Так избегает зачем Латтара? Чтоб не грешить.
В сени Помпея зачем не гуляет он медленным шагом,
В храм к Инахиде нейдет что же он? Чтоб не грешить.
Желтого тела зачем от мази лакедемонской
Девы не моет водой свежею? Чтоб не грешить.
Если уж так он всегда опасается женского пола,
Лижет
зачем же тогда Латтара? Чтоб не грешить.
[cur lingit cunnum Lattara? Ne futuat.]
(№ 2407). (Марциал XI 47 [Марциал 1994, с.297])
«Кудряшей ты оравы, Лин, наставник,
И тебя за хозяина считает
Постумилла-богачка, доверяя
Камни, золото, вина, конкубинов:
Испытавши твою хозяйка честность,
Предпочесть никому тебя не может.
Помоги ты моей несчастной страсти
И не так неусыпно охраняй ты
То, что сердце жестоко распаляет,
То, о чем я мечтаю днем и ночью
И к груди прижимать своей я жажду!
Белоснежных, прекрасных двойней пару
Крупных… Нет же, не мальчиков, - жемчужин!»
(№ 2408). (Марциал XII 49 [Марциал 1994, с.325])
«Ловкий пока Евтрапел подбородок бреет Луперку
И подчищает лицо, снова растет борода»
(№ 2409). (Марциал VII 83 [Марциал 1994, с.195])
«Долго и много по всей слонялся Мамурра Ограде,
Там, куда Рим золотой тащит богатства свои.
Мальчиков нежных он всех осмотрел, пожирая глазами,
Только не тех, что стоят всем напоказ у дверей.
Но сохраняемых там, за особою перегородкой,
Чтоб их не видел народ или такие, как я…»
(№ 2410). (Марциал IX 59, ст.1-6 [Марциал 1994, с.241])
«Кто такой этот кудряш [Crispulus], что вечно с твоею женою?
Кто он, скажи, Мариан? Кто такой этот кудряш?
Он, кто неведомо что лепечет ей в нежное ухо,
Облокотившись рукой правой о стул госпожи?
Он, у кого на перстах крутятся легкие кольца
И у кого на ногах ни одного волоска?
Не отвечаешь ты мне? Дела супруги ведет он, -
Как говоришь ты, - твоей. Да, тот и честен и тверд,
Облик которого весь обличает, что он управитель:
Хийский Авфидий и тот ревностней быть бы не мог.
О Мариан, заслужил ты вполне оплеухи Латина,
Я убежден, что еще сменишь Панникула ты!
Дело супруги ведет? Кудряш этот занят делами?
Нет, не делами жены, делом он занят твоим»
(№ 2411). (Марциал V 61 [Марциал 1994, с.142-143])
«Рукоплесканья в бане услыхав, Флакций,
Пойми: туда Марон вошел с своим хреном»
(№ 2412). (Марциал IX 33 [Марциал 1994, с.233])
«Чище девы невинной слыть ты хочешь
И застенчивым жаждешь ты казаться,
Хоть ты, Масилиан, того развратней,
Кто, размеры Тибулла повторяя,
На дому декламирует у Стеллы»
(№ 2413). (Марциал IV 6 [Марциал 1994, с.104])
«Мевий, уж только во сне ты способен к любовным утехам
И начинаешь теперь в ноги мочиться себе.
Дряблый твой член возбуждать перестали усталые пальцы,
И не поднять никогда вялой головки ему.
Тщетно зачем нападать на мальчишек и девочек снизу?
[Quid
miseros frustra cunnos culosque lacessis?]
Ввысь устремись: только там член-старичок оживет.
[Summa
petas: illic mentula vivit anus.]
(№ 2414). (Марциал XI 46 [Марциал 1994, с.297])
«Мальчику если невмочь и тебе невтерпеж тоже, Невол,
Я не гадатель, но тут знаю, что сделаешь ты»
(№ 2415). (Марциал III 71 [Марциал 1994, с.94])
«Гнусен [Pedicatur] Эрот, омерзителен [fellat] Лин. Что, Ол, тебе в этом,
Ежели кожи своей оба они не щадят?»
(№ 2416). (Марциал VII 10, ст.1-2 [Марциал 1994, с.177])
«Любишь пронзенным ты быть, но, пронзенный [percisus], Папил, ты ноешь.
Что же, коль это сбылось, Папил, тебе горевать?
Зуда тебе непристойного жаль? Иль, скорее, ты плачешь
Горько о том, что хотел, Папил, пронзенным ты быть?»
(№ 2417). (Марциал IV 48 [Марциал 1994, с.114])
«Если ты муж, Полихарм, то потом облегчаешь желудок.
Если жена [pedicaris], что тогда делаешь ты, Полихарм?»
(№ 2418). (Марциал IX 69 [Марциал 1994, с.244])
«Полпоцелуя всего подарил ты мне, Постум. Похвально:
Можешь отсюда еще ты половину отнять.
Хочешь ли больший мне дать и совсем несказанный подарок?
Всю половину себе, Постум, оставь целиком»
(№ 2419). (Марциал II 10 [Марциал 1994, с.59])
«Как объяснить, что твои поцелуи миррою пахнут,
Что никогда у тебя запаха нет своего?
Странно мне, Постум: всегда издаешь ты запах хороший.
Постум, хорошего нет пахнуть всегда хорошо»
(№ 2420). (Марциал II 12 [Марциал 1994, с.60])
«Постум, целуешь одних, а другим подаешь только руку.
Ты говоришь: «Выбирай». Руку твою предпочту»
(№ 2421). (Марциал II 21 [Марциал 1994, с.62])
«В чем провинился я, Феб и девять сестер, перед вами?
Что ж это? Мстит своему резвая Муза певцу?
Постум недавно меня целовал, поджав себе губы,
Ну а теперь целовать начал меня он взасос?»
(№ 2422). (Марциал II 22 [Марциал 1994, с.62])
«Не скажу ни за что, напрасны просьбы,
Кто такой этот Постум в нашей книжке.
Не скажу ни за что, к чему мне, право,
Наносить оскорбленье поцелуям,
Что так ловко отмстить за это могут»
(№ 2423). (Марциал II 23 [Марциал 1994, с.62])
«С темени все целиком отдаст тебе, Феб, по обету
Волосы юный Энколп – центуриона любовь,
Только заслужит Пудент начальство над пилом желанным.
О, поскорее срезай длинные локоны, Феб.
Нежные щеки пока пушком не покрылися темным,
Шее молочной пока пышные кудри идут;
Чтоб и хозяин и раб наслаждались твоими дарами
Долго, скорей остриги, но не давай возмужать»
(№ 2424). (Марциал I 31 [Марциал 1994, с.33])
«Иль не всесильна любовь? Остригся Энколп, хоть и против
Был господин, но не мог все же ему запретить.
Плача, позволил Пудент: о дерзостном так Фаэтоне
Плакал отец, но ему все-таки вожжи он дал;
Так был похищен и Гил; так и, матери скорбной на горе,
С радостью кудри свои узнанный отдал Ахилл.
Но не спеши, волосам не верь, умоляю, коротким
И подожди вырастать ты на щеках, борода!»
(№ 2425). (Марциал V 48 [Марциал 1994, с.139])
«Тощ насколько твой зад, желаешь знать ты?
Задом в зад ты, Сабелл, проникнуть можешь» [Pedicare potes, Sabelle, culo].
(№ 2426). (Марциал III 98 [Марциал 1994, с.100])
«Более жалких людей, Матон, чем Сабелл-мужеложник,
Ты не видал, а ведь был раньше он всех веселей.
Кражи, побеги и мор на рабов, и пожары, и горе
Губят его, и теперь – бабником жалким он стал»
(№ 2427). (Марциал VI 33 [Марциал 1994, с.157])
«Языком ты развязным о распутстве
Прочитал мне, Сабелл, стихи такие,
Что ни Дидима девкам не знакомы,
Ни игривым листкам Элефантиды.
Новых способов много здесь любовных,
На какие идут развратник наглый
И пожившие люди втихомолку:
Как сплестись пятерым в одном объятьи,
[Quo symplegmate quinque copulentur,]
Как единой сцепиться цепью многим,
Погасив предварительно светильник.
Только стоит ли это красноречья?»
(№ 2428). (Марциал XII 43 [Марциал 1994, с.323-324])
«Нет, не люблю я тебя, Сабидий; за что – сам не знаю.
Все, что могу я сказать: нет, не люблю я тебя»
(№ 2429). (Марциал I 32 [Марциал 1994, с.34])
«Поиздевайся над тем, кто тебя обзывает миньоном [cinaedum],
И покажи ты ему кукиш за это, Секстилл.
Ни мужеложником [pedico] ты не бывал, ни бабником не был,
Ни Ветустилла губой не привлекает тебя.
Ты – ни то, ни другое, ни третье. Но кто же тогда ты?
Мне невдомек, но еще две ведь возможности есть»
(№ 2430). (Марциал II 28 [Марциал 1994, с.63])
«Если «такой» и «с таким» запретишь ты Секстилиану,
Авл, говорить, то, увы, трех ему слов не связать.
«Что ж это с ним?» - говоришь. Я открою свои подозренья:
Думаю, Секстилиан любит «такого с таким».
(№ 2431). (Марциал VI 54 [Марциал 1994, с.162])
«В пору, когда посещал друзей он достойных и честных,
В тоге холодной ходил нищим бедняк Телесин.
С той же поры как заискивать стал у развратников гнусных [cinaedos],
Земли, столы, серебро он покупает себе.
Хочешь ты стать богачом, Битиник? Ступай к негодяям:
Чистый тебе поцелуй, право, не даст ни гроша»
(№ 2432). (Марциал VI 50 [Марциал 1994, с.162])
«Как-то Телий-скопец явился в тоге, -
Нума шлюхой [moecham] его поганой назвал»
(№ 2433). (Марциал X 52 [Марциал 1994, с.269])
«Мальчиков, Тукка, продать ты хочешь за тысячи тысяч?
Собственных, Тукка, господ ты замышляешь продать?
И не волнуют тебя ни плач их, ни льстивые просьбы,
Ни отпечаток твоих страстных на коже зубов?
Ах ты, преступник! задравши подол и орудуя левой,
Ты рукодельную мощь нашим являешь очам.
[inspiciturque
tua mentula facta manu.]
Ежели деньги тебе так дороги, Тукка, отважься
Лучше все распродать: утварь, дома и поля,
И серебро со стола, и рабов, какие постарше, -
Все продавай для того, чтобы юнцов не продать.
Роскошью было купить такое добро и угодья,
А распродать вот так – это ведь роскошь втройне»
(№ 2434). (Марциал XI 70 [Марциал 1994, с.303])
«Мужеложников [Pediconibus] рот погано пахнет,
Говоришь ты, Фабулл; но если прав ты, -
Как же рот лизунов [cunnilingis], скажи мне, пахнет»
(№ 2435). (Марциал XII 85 [Марциал 1994, с.334])
«Сотню тысяч с меня запросил за мальчишку торговец,
Я посмеялся, а Феб тотчас же их заплатил.
Вот и ворчит на меня и зудит про себя моя похоть,
И, на досаду мою, все похваляется Феб.
Но ведь Фебу дала его похоть два миллиона!
Дай-ка мне столько же ты, я и дороже куплю»
(№ 2436). (Марциал I 58 [Марциал 1994, с.40])
«Все развратники [cinaedi], Феб, тебя приглашают откушать.
Тот, кого кормят они, право, не очень-то чист»
(№ 2437). (Марциал IX 63 [Марциал 1994, с.242])
«Каждый раз, когда, Флакк, целуешься ты с сосунами [fellatorum],
Думай, что ты опустил голову в ванну для ног»
(№ 2438). (Марциал XI 95 [Марциал 1994, с.308])
«Если в шерсти твоя грудь, если голени в жесткой щетине,
Думаешь ты, Харидем, этим молву обмануть?
Выщипи, право, себе ты волосы всюду на теле
И, ощипавши себя, спину свою оголи.
«Ради чего?» - говоришь. Да ведь разное люди болтают:
Лучше тебе, Харидем, будет миньоном [pedicari] прослыть»
(№ 2439). (Марциал VI 56 [Марциал 1994, с.163])
«Был ты когда-то богат, но тогда мужеложником [pedico] был ты
И не знаком ни с одной женщиной ты не бывал.
Нынче к старухам ты льнешь. До чего только бедность доводит,
Коль в женолюбца теперь ты обращен, Харидем!»
(№ 2440). (Марциал XI 87 [Марциал 1994, с.306])
«Вполне здоров и бодр Харин, а все бледен,
Вина почти не пьет Харин, а все бледен,
Глотает бодро пищу Харин, а все бледен,
На солнце нежится Харин, а все бледен,
Румянить кожу стал Харин, а все бледен,
Развратом занялся Харин [Cunnum Charinus lingit], а все бледен»
(№ 2441). (Марциал I 77 [Марциал 1994, с.44])
«До пупка самого остатков нету
От разорванной задницы Харина;
До пупка самого в нем зуд однако.
О, как тяжко болеть такой чесоткой:
Быть без зада и все же быть миньоном!»
(№ 2442). (Марциал VI 37 [Марциал 1994, с.158])
«Много дней уже, Луп, Харисиану
Невозможно любовью утешаться.
На вопросы друзей он им ответил,
Что расстройством желудка он страдает»
(№ 2443). (Марциал XI 88 [Марциал 1994, с.306])
«Хоть вовсе безволосы, Хрест, твои чресла,
И весь перед твой – как стервятника шея,
И череп глаже у тебя, чем зад девки,
И нет ни волосочка на твоих икрах,
И с губ ты бледных беспощадно их щиплешь, -
Камилл и Курий, Квинтий, Нума, Анк Марций
И весь косматый люд философов строгих
Сойти не могут с громких уст твоих грозных:
В борьбе ты вечной против зрелищ и шуток.
Но если подвернется вдруг тебе мальчик,
Не состоящий под надзором у дядьки
И у кого от похоти конец вздуло, -
Его подманишь ты, и мне сказать стыдно,
На что тогда Катонов твой язык годен»
(№ 2444). (Марциал IX 27 [Марциал 1994, с.232])
«Кравчего, краше всех слуг румяным лицом и кудрями,
Цинна пустил в повара. Цинна до лакомств охоч!»
(№ 2445). (Марциал XII 64 [Марциал 1994, с.329])
2. Женщины
«Я никогда не видал, чтоб тебя окружали мужчины,
Я никогда не слыхал: «есть у нее фаворит», -
Нет, за тобою всегда ходила, тебе услужая,
Пола толпа твоего, не допуская мужчин.
Вот и казалась ты мне настоящей Лукрецией, Басса;
А оказалось, что ты лезешь в мужчины сама?
Женским местом о женское место ты трешься и трешься,
И превращает тебя в мужа преступная страсть.
Точно фиванский сфинкс, загадала ты миру загадку:
Как угораздиться впасть и без мужчины во блуд?»
(№ 2446). (Марциал I 90 [Марциал 1994, с.47])
«Шесть или семь ты брала себе, Галла, мужей из миньонов [cinaedis]:
Волосы их с бородой чесанной милы тебе.
Но, разуверившись в них и увидев, что руки не могут
Их возбудить, и они дряблы, как мокрый ремень,
Ложе бесплодное ты и вялого мужа бросаешь,
А влюблена ты всегда в точно таких же опять.
Тех поищи, что болтать о Куриях, Фабиях будут:
Грубых, косматых, таких, кто одичал, как мужик.
Ты их найдешь; но и в этой толпе обнаружишь миньонов!
Да: настоящих мужей, Галла, сыскать не легко»
(№ 2447). (Марциал VII 58 [Марциал 1994, с.189])
«Как с любовником можно и при муже
Целоваться, нашла Лабулла способ:
Дурачка своего она целует,
А потом поцелуев эту влагу
Пьет любовник, целуя сам, и снова
Госпоже на потеху возвращает.
В дурачках-то, пожалуй, благоверный»
(№ 2448). (Марциал XII 93 [Марциал 1994, с.335])
«Если с мужем вдвоем у вас, Магулла,
Ложе общее и наложник общий,
Почему же у вас не общий кравчий?
Ты вздыхаешь? Я понял: кубка страшно!»
(№ 2449). (Марциал XII 91 [Марциал 1994, с.335])
«Всякий раз, как Марулла член [penem] стоящий
Взвесит пальцами, скажет, подсчитавши,
Сколько фунтов в нем, скрупулов и гранов;
А когда он, свое покончив дело,
Словно дряблый ремень висит, Марулла
Скажет точно, насколько стал он легче.
Лучше всяких весов рука Маруллы!»
(№ 2450). (Марциал X 55 [Марциал 1994, с.270])
«Филенида-трибада трет [Pedicat] мальчишек
И мужчин превосходит сластолюбьем,
В день одиннадцать девушек меняя.
Подоткнувши подол, в гарпаст играет,
Вся в песчаной пыли, и гирей, тяжкой
Мужеложникам, крутит без усилья;
И в палестре измазанную грязью
Бьет учитель ее, натертый маслом.
А к столу не идет она обедать,
Не извергнув вина семи деунций,
Полагая, что ей их выпить снова
Можно, съевши колифиев шестнадцать.
А потом, предаваясь вновь распутству,
Не
сосет [fellat] (не мужское это дело)
–
Все нутро пожирает у девчонок.
Боги! Разум верните Филениде,
Для которой лизать [cunnum lingere] – мужское дело»
(№ 2451). (Марциал VII 67 [Марциал 1994, с.191])
«Ты, в трибадах трибада, Филенида,
Верно, ту, с кем живешь, зовешь женою»
(№ 2452). (Марциал VII 70 [Марциал 1994, с.192])
3. Разное
«Видишь его, Дециан: прическа его в беспорядке,
Сам ты боишься его сдвинутых мрачно бровей;
Только о Куриях речь, о свободолюбивых Камиллах…
Не доверяй ты лицу: замуж он вышел вчера»
(№ 2453). (Марциал I 24 [Марциал 1994, с.32])
«Коль не досадно и не против ты, Скадзон,
Будь добр, Матерну моему шепни вот что, -
Но потихоньку, чтобы он один слышал:
«Вон тот поклонник ревностный плащей грубых,
В бетийской ткани сам и в серой, как пепел,
Всех тех за баб считает, кто одет в пурпур,
И всех, кто ходит в фиолетовом платье.
Пускай простое хвалит, пусть всегда носит
Он грязноватый цвет, да сам-то он желтый!
А почему ж считаю я его девкой?
Встречаюсь в бане: хоть бы раз он взгляд поднял!
Так нет: глазами ест он там парней ражих,
И слюнки у него текут на их ноги».
Ты спросишь, кто же он? Да я забыл имя»
(№ 2454). (Марциал I 96 [Марциал 1994, с.48])
«В жены брать не по мне Телесину». – «Что так?» - «Да распутна». –
«Но Телесина юнцов любит». – «Вот это по мне».
(№ 2455). (Марциал II 49 [Марциал 1994, с.68])
«Сластолюбив и доступен мужам был герой, сын Пеанта:
Так за Парисову смерть мстила Венера ему.
Гнусною страстью [lingat cunnum] за то сицилиец Серторий наказан,
Думаю, Руф, что убил грозного Эрика он»
(№ 2456). (Марциал II 84 [Марциал 1994, с.74])
«Что побудило тебя у любовника вырезать ноздри?
Перед тобою ни в чем нос не повинен его.
Что ты наделал, дурак? Ничего у жены не пропало,
Ежели твой Деифоб снизу остался, как был»
(№ 2457). (Марциал III 85 [Марциал 1994, с.97])
«Братья они близнецы, но каждый разное лижет.
Что ж? Непохожи они или похожи, скажи!»
(№ 2458). (Марциал III 88 [Марциал 1994, с.98])
«Как-то солдат отставной домой возвращался в Равенну
И по дороге пристал к шайке Кибелы скопцов.
Спутником верным его был невольник беглый Ахилла,
Мальчик, красавец собой и непристойник большой.
Это кастратов толпа пронюхав, расспрашивать стала,
Где он ложится, но тот тайные козни постиг,
Да и солгал, а они поверили. Выпив, заснули.
Тотчас взялась за ножи банда зловредная тут,
И оскоплен был старик, лежавший с края кровати,
Мальчик же спасся: ведь он тихо у стенки лежал.
Некогда, ходит молва, подменили девушку ланью,
А вот теперь-то олень был беглецом подменен»
(№ 2459). (Марциал III 91 [Марциал 1994, с.98])
«Птиц повелитель, скажи, кого ты несешь?» - «Громовержца». –
«Что же в руке у него нету перунов?» - «Влюблен».
«Чьим же зажжен он огнем?» - «Ребенка». – «Что кротко на бога,
Клюв приоткрыв, ты глядишь?» - «О Ганимеде шепчу».
(№ 2460). (Марциал V 55 [Марциал 1994, с.141])
«…Но ты в отца, что пред зеркалом брит, и матери-шлюхи
Сын, и невестке твоей тебя назвать бы невестой…»
(№ 2461). (Марциал VI 64, ст.4-5 [Марциал 1994, с.165])
«Ключ госпожи, ты царишь над землей, Иантиде любезной:
Славой и радостью ты дому роскошному стал,
Как окружили твои берега белоснежные слуги
И Ганимедов в твоей хор отразился воде.
Чем же тут занят Алкид, в лесу почитаемый этом?
В гроте, соседнем с тобой, что сторожит этот бог?
Иль наблюдает за тем, чтобы Нимфы опять не влюбились
И не похитили вдруг множество Гилов себе?»
(№ 2462). (Марциал VII 50 [Марциал 1994, с.187])
«Если приятель мой Флакк ушастою векшей утешен,
Ежели Канию мил мрачный его эфиоп,
Коль без ума от любви к собачонке крошечной Публий,
Ежели в схожую с ним Кроний
мартышку влюблен,
Ежели
Марию мил ихневмон его может быть злобный,
Если сороки привет, Лавс, забавляет тебя,
Если Главкилла змею холодную носит на шее,
Коль Телесиною холм над соловьем возведен,
Так почему ж не любить мне Лабика с лицом Купидона,
Видя пристрастья господ к этим чудным существам?»
(№ 2463). (Марциал VII 87 [Марциал 1994, с.195-196])
«…Когда ж на смертный одр ты ляжешь иль камень
И твой костер папирусом набит будет,
Скопцов в слезах он нагло целовать станет;
И огорченный сын твой, хочешь ты, нет ли, -
Не медля, в ту же ночь заснет с твоим милым [concubino]»
(№ 2464). (Марциал VIII 44, ст.13-17 [Марциал 1994, с.212])
«Зеркало вестник красы, и волос прелестные пряди
По обещанью принес богу пергамскому в дар
Мальчик, какой во дворце милее всего господину,
Имя которого нам напоминает весну.
Благословенна земля, что таким осчастливлена даром!
Не предпочла бы она и Ганимеда кудрей»
(№ 2465). (Марциал IX 16 [Марциал 1994, с.229])
«Думаешь, ради того, Пастор, я желаю богатства,
Ради чего и толпа и тупоумная чернь?…
…Чтобы подвыпивший гость разгорался к кравчему страстью
И променять не хотел на Ганимеда его?…»
(№ 2466). (Марциал IX 22, ст.1-2, 11-12 [Марциал 1994, с.230])
«Стоит на Гилла взглянуть, когда он вино подает нам,
Искоса смотришь на нас ты с подозрением, Афр.
Что за провинность, скажи, на нежного кравчего глянуть?
Мы и на солнце глядим, звезды и храмы богов.
Что ж, отвернуть мне лицо, как будто бы кубок Горгона
Мне подает и в глаза метит она и в уста?
Как ни суров был Алкид, а на Гилла глядеть было можно,
И с Ганимедом самим может Меркурий играть.
Если не хочешь, чтоб гость глядел на прислужников нежных,
Ты уж Финеев к себе, Афр, и Эдипов зови»
(№ 2467). (Марциал IX 25 [Марциал 1994, с.231])
«Оруженосец идет Спендофор с господином к ливийцам:
Будь же готов, Купидон, мальчику стрелы отдать,
Коими юношей ты поражаешь и девушек слабых;
Гладкое пусть и копье держит он нежной рукой,
Щит же, и панцирь, и шлем я тебе самому оставляю:
Для безопасности он должен сражаться нагим.
Не был ни дротом задет, ни мечом, ни стрелою из лука
Партенопей, пока он не был накрыт шишаком.
Всякий умрет от любви, кого поразит этот мальчик.
Счастлив же тот, кого ждет эта благая судьба!
Мальчиком к нам возвратись, игривый людей соблазнитель:
В Риме пусть станешь у нас мужем, не в Ливии ты!»
(№ 2468). (Марциал IX 56 [Марциал 1994, с.240])
«…Ты пренестинской землей после смерти патрона владеешь,
Где и в каморке тебя видеть зазорно бы мне.
Полнишь ты, пьяный, огнем фалерна хрустальные чаши,
Да и господский тебя тешит теперь Ганимед…»
(№ 2469). (Марциал IX 73, ст.3-6 [Марциал 1994, с.245])
«На цветущей лужайке растянувшись,
Где ручьи там и сям бегут, сверкая,
И по камешкам вьются говорливо,
Растворяй-ка ты снег струею темной,
Позабыв обо всех своих заботах
И чело себе розами увивши.
Пусть к тебе одному игривый мальчик [puer cinaedus]
Вместе с девочкой скромною пылают…»
(№ 2470). (Марциал IX 90, ст.1-8 [Марциал 1994, с.248])
«Мальчик, что медлишь ты лить бессмертную влагу фалерна?
Взяв постарее кувшин, дважды три кубка налей.
Ну говори, Калакисс, кто же этот, кого из богов я
Чту и шесть чаш приказал полнить? «Сам Цезарь, скажу».
По десяти заплетем мы роз в наши волосы, чтобы
Тем указать, кто воздвиг роду священному храм.
Ну а теперь десять раз ты меня поцелуй, чтоб сложилось
Имя, какое стяжал бог наш в Одрисском краю»
(№ 2471). (Марциал IX 93 [Марциал 1994, с.249])
«Новою Ледой тебе рождены столь схожие слуги?
Новый опять овладел лебедь лаконкой нагой?
Вылитый Поллукс – Гиер, Асил же – вылитый Кастор.
Как Тиндарида-сестра, оба прекрасны они.
Коль в Терапнейских краса такая была бы Амиклах
В дни, когда двух победил меньший подарок богинь,
Дома осталась бы ты, Елена: к фригийцам на Иду
Двух Ганимедов с собой взял бы дарданец Парис»
(№ 2472). (Марциал IX 103 [Марциал 1994, с.252])
«Так как мне говорили, что с миньоном
Любит Павла моя тайком видаться,
Подстерег я их, Луп. То не миньон [cinaedus] был.
(№ 2473). (Марциал X 40 [Марциал 1994, с.266])
«Кто был настолько жесток, кто настолько, спрошу я, был дерзок,
Чтобы тебя, Феопомп, определить в повара?
Кто же такое лицо смеет черною сажею мазать,
Кудри такие марать жирным на кухне огнем?
Кто же искусней подаст хрустальные кубки и чаши?
Чья ароматней рука сможет фалерн растворить?
Ежели этот конец ожидает божественных кравчих,
То у Юпитера ты поваром будь, Ганимед!»
(№ 2474). (Марциал X 66 [Марциал 1994, с.273])
«Наливает когда цекуб мне кравчий [minister],
Привлекательней и мальчишки [cinaedo] с Иды,
И нарядней кого ни мать, ни дочка,
Ни жена не идет твоя обедать,
Хочешь ты, чтоб твои смотрел я лампы,
Стол лимонный, слоновой кости ножки?
Чтоб не быть у тебя на подозренье,
Пусть одна деревенщина мне служит:
Грубых, стриженых, грязных, неуклюжих
Свинопаса детей вонючих дай мне.
Выдает тебя эта ревность, Публий:
Нрав и кравчий не могут быть различны»
(№ 2475). (Марциал X 98 [Марциал 1994, с.281])
«То, что ты жестким ртом белоснежного губы Галеза
Нежные трешь и лежишь ты с Ганимедом нагим,
Это (кто против?) уже чересчур! Но пусть пусть бы ты только
Щупать похабной рукой члены у них перестал.
Для безбородых юнцов рука твоя много опасней,
И скороспелых мужей пальцы твои создают:
Запах козлиный пойдет, волоса, борода, к удивленью
Их матерей, и нельзя будет купаться им днем.
Полу мужскому даны от природы две части: для женщин
Эта, а та – для мужчин. Пользуйся частью своей»
(№ 2476). (Марциал XI 22 [Марциал 1994, с.291])
«Мальчика Гила у Евкта-врача схватил полоумный [phreneticus]
И овладел им. Он был, думаю, в здравом уме»
(№ 2477). (Марциал XI 28 [Марциал 1994, с.293])
«С мальчиком нас захватив, ты, жена, беспощадно бранишься,
И говоришь, что его можешь ты мне заменить.
[corripis
et culum te quoque habere refers.]
Сколько твердила о том шалуну-громовержцу Юнона!
Но продолжает лежать он с Ганимедом своим.
Гила тиринфский герой изгибал, позабывши о луке, -
А у Мегары, скажи, нечего было сгибать?
Дафна-беглянка совсем замучила Феба, но все же
Мальчик Эбалий ему страсти огонь потушил.
Хоть Брисеида во всем покорялась внуку Эака,
Друг безбородый его все же был ближе ему.
Брось же, прошу я тебя, ты мужское смешивать с женским
И убедись, что жена может лишь женщиной быть»
[teque
puta cunnos, uxor, habere duos.]
(№ 2478). (Марциал XI 43 [Марциал 1994, с.296])
«Если известны тебе и обычай и верность супруга,
Коль ни одна не лежит с ним на постели твоей,
Что ж ты ревнуешь к рабам, как будто к наложницам, дура?
Недолговечна любовь эта, и скоро пройдет.
Верь мне, они для тебя полезнее, чем для супруга:
Мужу одной из-за них ты остаешься женой.
Тут получает он то, что не дашь, как жена, ты. – «Но дам я, -
Ты говоришь, чтобы наш не нарушался союз».
Это не то же: хочу я смоквы, мне фиги не надо!
Знай: эта смоква у них, фига же эта – твоя.
Знать и хозяйка должна и супруга свою только область:
Мальчиков прав не бери, пользуйся правом своим»
(№ 2479). (Марциал XII 96 [Марциал 1994, с.336])
«…Если б и мальчик тут спал, который, вино разливая,
Пьяных пленял бы гостей свежестью розовых губ, -
О, как желанны тебе будут трижды Нестора годы,
И ни мгновенья во дню ты не захочешь терять!...»
(№ 2480). (Марциал XI 56, ст.11-14 [Марциал 1994, с.300])
«Ты глядишь на меня, когда я моюсь,
Филомуз, любопытствуя, зачем я
Окружен возмужалыми юнцами:
Филомуз, я отвечу откровенно.
Защищают они от любопытных» [pedicant, Philomuse, curiosos.]
(№ 2481). (Марциал XI 63 [Марциал 1994, с.301])
«То, что ты злобствуешь так и везде мои книжки поносишь,
Я извиняю тебе: прав ты, залупа-поэт.
Мне безразлично и то, что стихи мои унижая,
Ты их крадешь у меня: прав ты, залупа-поэт.
Нет, меня мучает то, что, рожденный в самых Солимах,
К мальчику ты моему лезешь [pedicas puerum], залупа-поэт.
Что запираешься ты, Громовержца мне храмом божишься?
Врешь ты, залупа! Божись мне Анхиалом своим»
(№ 2482). (Марциал XI 94 [Марциал 1994, с.307-308])
«Тридцать юнцов у тебя и ровно столько же девок,
Член [mentula] же один, да и то дряблый. Что ж делать тебе?»
(№ 2483). (Марциал XII 86 [Марциал 1994, с.334])
«Кисти рябинные мы. Укрепляем мы слабый желудок.
Ягоды наши не ешь; лучше их мальчику дай»
(№ 2484). (Марциал XIII 26 [Марциал 1994, с.342])
«Он не твоим ли, скажи, Кипарис, приручен недоуздком?
Или же, может быть, твой, Сильвия, этот олень?»
(№ 2485). (Марциал XIII 96 [Марциал 1994, с.351])
«Аттики мед! Ты фалерн обращаешь в нектарную влагу.
Надо, чтоб это вино нам подавал Ганимед»
(№ 2486). (Марциал XIII 108 [Марциал 1994, с.352])
«Быстро хватая мячи в пыли Антеевой, шею
Вытянет, верно, себе попусту жалкий миньон»
(№ 2487). (Марциал XIV 48 (Harpasta) [Марциал 1994, с.362])
«Запах бальзама люблю: это запах мужских притираний;
Вам же, матроны, идут тонкие Косма духи»
(№ 2488). (Марциал XIV 59 [Марциал 1994, с.364])
«Если блестящий увесистый диск пролетает спартанский,
Мальчики, прочь! Чтоб не стать снова убийцей ему»
(№ 2489). (Марциал XIV 164 [Марциал 1994, с.376])
«Слава отнюдь не мала у крохотной этой фигурки:
Маленький этот юнец Брута возлюбленным был»
(№ 2490). (Марциал XIV 171 [Марциал 1994, с.377])
«Гаснущий взор отвратил, умирая, от страшного диска
Мальчик Эбалий, - твоя, Феб, и печаль и вина»
(№ 2491). (Марциал XIV 173 [Марциал 1994, с.377])
«Гладким мальчик у нас пусть будет от лет, не от пемзы,
Чтоб рядом с ним ни одна дева не нравилась мне»
(№ 2492). (Марциал XIV 205 [Марциал 1994, с.381])
«В этой всей труппе себе Ненавистного ты не отыщешь,
Но кто угодно Двойным может обманщиком стать»
(№ 2493). (Марциал XIV 214 (Мальчики-комедианты) [Марциал 1994, с.382])
4. От первого лица
«Только ты скажешь, Гедил, «Спеши, я кончаю!» - слабеет
И затухает во мне тотчас любовная страсть.
Лучше помедлить вели: обуздаешь, резвее пойду я.
Если, Гедил, ты спешишь – требуй, чтоб я не спешил»
(№ 2494). (Марциал I 46 [Марциал 1994, с.37])
«Мясника мне, трактирщика и баню,
Брадобрея и камешки с доскою,
Да немного моих любимых книжек,
Друга, лишь бы он не был полный неуч,
Безбородого мальчика-подростка
И любезную мальчику девчонку, -
Дай мне все это, Руф, хотя б в Бутунтах,
И бери себе термы ты Нерона»
(№ 2495). (Марциал II 48 [Марциал 1994, с.67-68])
«Нежных дыхание уст кусающей яблоко девы
Благоуханный шафран из корикийских садов,
Чем виноградник седой, едва распустившийся, пахнет,
Запах от свежей травы, что ощипала овца,
Иль что от мирта идет, от арабских пряностей, амбры,
Дым от огня, если в нем ладан восточный горит,
Дух, что идет от земли, орошенной дождиком летним,
И от венка на кудрях смоченных нардом волос –
Все в поцелуях твоих, Диадумен, мальчик жестокий.
Что ж было б, если бы ты поцеловал от души?»
(№ 2496). (Марциал III 65 [Марциал 1994, с.93])
«Коль поцелуев лишь тех я желаю, что с боя добыты,
И раздраженье твое больше всего я люблю, -
Вот потому-то и бью тебя, Диадумен, я часто
И добиваюсь: тебе я уж ни страшен, ни мил»
(№ 2497). (Марциал V 46 [Марциал 1994, с.139])
«Жажду твоих поцелуев взасос, Диадумен! «А скольких?»
Ты заставляешь меня счесть Океана валы,
Раковин россыпи счесть по всему Эгейскому морю
И над Кекропа холмом реющих пчел сосчитать,
Рукоплескания все и крики в полном театре,
Если внезапно народ Цезаря лик увидал.
Сколько Катулл умолил дать Лесбию, я не желаю:
Жаждет немногого тот, кто в состоянье считать»
(№ 2498). (Марциал VI 34 [Марциал 1994, с.158])
«В том, что вчера мне дарил, почему отказал ты сегодня,
Мальчик мой Гилл, и суров, кротость отбросив, ты стал?
Бороду, волосы ты в оправданье приводишь и годы:
О, что за долгая ночь сделала старым тебя?
Что издеваться? Вчера ты был мальчиком, Гилл, а сегодня,
Мне объясни, отчего сделался мужем ты вдруг?»
(№ 2499). (Марциал IV 7 [Марциал 1994, с.104])
«Если бы мальчика кто когда-нибудь мог мне доставить,
Слушай, какого бы я, Флакк, попросил бы тогда:
Должен, во-первых, он быть с побережья нильского родом, -
Больших проказ ни одна не порождает страна;
Снега белее он будет пускай: в Мареотиде смуглой
Редок оттенок такой, а потому и красив;
Ярче, чем звезды, глаза должны быть, а волосы мягко
Падать к плечам: завитых, Флакк, не люблю я волос;
Низким должен быть лоб, а нос – с небольшою горбинкой,
Пестумской розы алей быть его губы должны.
Пусть принуждает, когда не хочу, а хочу – не захочет,
Пусть постоянно вольней будет, чем сам господин.
Мальчиков пусть он бежит и девочек прочь отгоняет:
Взрослым пусть будет для всех, мальчиком – мне одному.
«Я понимаю, меня не надуть; и, по-моему, прав ты:
В точности, - скажешь ты мне, - наш Амазоник таков»
(№ 2500). (Марциал IV 42 [Марциал 1994, с.113])
«Гонишься ты, я бегу; ты бежишь, я гонюсь за тобою,
Диндим; не хочешь, хочу; хочешь ты, я не хочу»
(№ 2501). (Марциал V 83 [Марциал 1994, с.148])
«Так еще нежен пушок на щеках твоих, так еще мягок,
Что его может стереть ветер, и солнце, и вздох.
Точно такой же пушок и плод айвы покрывает,
Что начинает блестеть, девичьей тронут рукой.
Каждый раз, как тебя я раз пять поцелую покрепче,
Я бородатым от губ, Диндим, твоих становлюсь»
(№ 2502). (Марциал X 42 [Марциал 1994, с.267])
«Так как теперь уже Рим замирил одрисских Медведиц
И не разносятся там звуки свирепой трубы,
Книжечку эту, Фавстин, ты сможешь послать Марцеллину:
Есть у него для моих книжек и шуток досуг.
Если ж не знаешь, какой отправить подарочек другу,
Мальчику ты поручи эти стихи отнести;
Но не такому, что пил молоко от гетской коровы
И по замерзшей земле обруч сарматский катал.
Из Митилены он быть румяным юношей должен
Или лаконцем, какой розги еще не знавал.
Ты же получишь взамен раба с покоренного Истра,
Что тибуртинских овец может пасти у тебя»
(№ 2503). (Марциал VII 80 [Марциал 1994, с.194])
«Ежели дедовский век современности так уступает
И при владыке своем так разрастается Рим,
Ты удивлен, что ни в ком нет искры священной Марона
И не способен никто мощно о войнах трубить.
Будь Меценаты у нас, появились бы, Флакк, и Мароны:
Ты б и на поле своем встретить Вергилия мог.
Землю свою потеряв по соседству с несчастной Кремоной,
Плакал и тяжко скорбел Титир по овцам своим;
Но рассмеялся тогда этрусский всадник и, бедность
Злую прогнав, обратил в быстрое бегство ее.
«Обогащу я тебя, и да будешь главою поэтов,
И полюбить, - он сказал, - можешь Алексия ты».
Этот красавец служил за столом своему господину,
Темный вливая фалерн мраморно-белой рукой.
Кубки отведывал он губами, что розы, какими
Даже Юпитера мог он привести бы в восторг.
Ошеломленный, забыл о толстой поэт Галатее
И загорелой в полях о Фестилиде своей.
Тотчас «Италию» стал воспевать он и «Брани и мужа»,
Он, кто оплакать едва мог до тех пор «Комара».
Что же о Вариях мне говорить, и о Марсах, и прочих
Обогащенных певцах, трудно которых и счесть?
Значит, Вергилием я, если дашь мне дары Мецената,
Стану? Вергилием – нет: Марсом я стану тогда»
(№ 2504). (Марциал VIII 55 [Марциал 1994, с.215])
«…Но не одной похвалой и древние были довольны,
Коль и Алексий певцу даром ничтожнейшим был…»
(№ 2505). (Марциал V 16, ст.11-12 [Марциал 1994, с.131])
«…И ни Пелигнами я, ни Мантуей не был бы презрен,
Если б Коринну имел или Алексия я»
(№ 2506). (Марциал VIII 73, ст.9-10 [Марциал 1994, с.220])
«Целую ночь я провел с такой шаловливой девчонкой,
Что неспособен никто в играх ее превзойти.
Тысячью ласк утомлен, предложил я стать ей мальчишкой [puerile],
И согласилась она сразу без всякой мольбы.
Более дерзких забав попросил я с улыбкой смущенной, -
Тотчас резвушка моя пообещала их мне.
Чистой была она все ж, но не будет с тобою: коль хочешь
Этой утехи, Эсхил, - сам поплатись за нее»
(№ 2507). (Марциал IX 67 [Марциал 1994, с.243])
«Что кельтиберский Салон влечет меня в край златоносный,
Что повидать я хочу город родной на холме,
Все это ради тебя, мой Маний, кого с беззаботных
Лет я любил, с кем дружил в юности ранней моей.
Ради тебя: никого не найти в стране Иберийской
Лучше тебя и любви верной достойней, чем ты.
Я в гетулийских шатрах, у пунийцев, жаждой томимых,
В хижинах скифских с тобой, Маний, охотно бы жил.
Если ты сердцем со мной, коль мы любим взаимно друг друга,
В месте любом на земле будет обоим нам Рим»
(№ 2508). (Марциал X 13 [Марциал 1994, с.258])
«В пышный праздник Сатурна-серпоносца,
В дни правленья у нас рожка с костями
Позволяешь ты, - в этом я уверен, -
Вольный Рим, нам шутить стихом игривым.
Улыбнулся ты, - значит, нет запрета.
Убирайтесь, унылые заботы:
Говорить будем мы о чем придется
Безо всяких угрюмых размышлений.
Влей вина мне покрепче, мальчик, в кубок,
Вроде как Пифагор, Нерону милый,
Наливай ты мне, Диндим, да почаще:
Никуда не гожусь я трезвый! Выпью –
И пятнадцать сидит во мне поэтов.
Поцелуев Катулловых ты дай мне,
И, коль дашь мне их столько, сколько счел он,
Воробья ты Катуллова получишь»
(№ 2509). (Марциал XI 6 [Марциал 1994, с.286-287])
«Что выдыхает бальзам, сочась с иноземных деревьев,
То, чем кривою струей вылитый дышит шафран,
Дух, что от яблок идет, дозревающий в ящике зимнем,
И от роскошных полей, вешней покрытых листвой;
И от шелков, что лежат в тисках госпожи Палатина,
От янтаря, что согрет теплою девы рукой;
И от амфоры, вдали разбитой, с темным фалерном,
И от садов, где цветы пчел сицилийских полны;
Запах от Косма духов в алебастре, алтарных курений,
И от венка, что упал свежим с волос богача.
Перечисленье к чему? Будет мало. Но все сочетай ты:
Утренний так поцелуй мальчика пахнет у нас.
Как его имя? Скажу, если ради одних поцелуев…
Клятву даешь? Хочешь знать слишком ты много, Сабин!»
(№ 2510). (Марциал XI 8 [Марциал 1994, с.287])
«Ты – утешенье мое, дорогая забота, Телесфор,
Не был в объятьях моих раньше подобный тебе!
Мне поцелуи даря, увлажненные старым фалерном,
Кубки ты мне подноси, прежде пригубив их сам.
Если ж меня одаришь ты и подлинным благом Венеры,
То и Юпитера так не одарял Ганимед»
(№ 2511). (Марциал XI 26 [Марциал 1994, с.292])
«Если ты видишь, что я, Телесфор, сгораю желаньем,
Много ты просишь, - а вдруг я откажу, что тогда?
И, коль тебе не сказал я, поклявшись, «я дам», не помедля
Властные прелести ты тотчас же прячешь свои.
Что, если мой брадобрей, занеся обнаженную бритву,
Вольной и денег себе вдруг бы потребовал с нас?
Я обещал бы, но тут ведь не как брадобрей он просил бы,
Но как разбойник, а страх – это всесильная вещь.
Если же бритва в кривом у него бы лежала футляре,
Ноги и руки тогда б я брадобрею сломал.
Ты-то не бойся, но страсть совсем по-иному унявши, [sed lota mentula lana]
На ветер всю я твою жадную алчность пошлю»
(№ 2512). (Марциал XI 58 [Марциал 1994, с.300])
«Лигд, обещаешь когда ты ко мне прийти на свиданье,
И назначаешь когда, и назначаешь куда.
Тщетно лежу я и жду, истомленный мучительной страстью,
И по-иному порой я облегчаю ее.
Что пожелать, вероломный, тебе по заслугам и нравам?
Чтоб тебе зонтик носить, Лигд, за кривой госпожой!»
(№ 2513). (Марциал XI 73 [Марциал 1994, с.303])
«Мне на все отвечаешь, Лигд, отказом,
А бывало, на все ты был согласен»
(№ 2514). (Марциал XII 71 [Марциал 1994, с.331])
«Политима всегда к девчонкам тянет;
Вспоминать, что он мальчик, Гипн не любит;
Желудями откормлен зад Секунда;
Нежен Дидим, но быть не хочет нежным;
Амфион мог бы девочкой родиться.
Их игривость, спесивую надменность
И капризы, Авит, предпочитаю
Я невесте с приданым миллионным»
(№ 2515). (Марциал XII 75 [Марциал 1994, с.332])
«Я ни за что, Политим, не хотел твои волосы портить,
Но я доволен теперь, что уступил я тебе.
Был таким ты, Пелопс, лишь остригся и все засияло
Кости слоновой плечо перед невестой твоей»
(№ 2516). (Марциал XII 84 [Марциал 1994, с.334])
См. также:
I 6 ([Марциал 1994, с.29] Ганимед); I 88 [с.46-47]; I 92 [с.47-48]; I 93 [с.48]
II 57 [с.69]; II 61 [с.70]
III 58, ст.31 [с.91]; III 82, ст.8-9, 15-17, 21 [с.97]
IV 10, ст.3 [с.105]; IV 40 [с.112]; IV 55, ст.7 [с.116]
V 51, ст.2 [с.140]; V 78, ст.30 [с.147]
VI 11 [с.153]; VI 26 [с.156]; VI 28 [с.156]; VI 29 [с.157]; VI 81 [с.169]
VII 15 [с.178]; VII 24 [с.180-181]; VII 74, ст.3-4 [с.193]; VII 76 [с.193]; VII 95 [с.197-198]
VIII 39 [с.211]; VIII 46 [с.212]; VIII 52 [с.214]
IX 2 [с.225-226]; IX 5 [с.226-227]; IX 7 [с.227]; IX 41 [с.236]; IX 47 [с.237]
X 58 [с.270-271]; X 65 [с.272]
XI 13 [с.288]; XI 20 [с.290]; XI 21, ст.7 [с.291]; XI 23, ст.9-10 [с.291]; XI 30 [с.293]
XII 15, ст.7 [с.317]; XII 18, ст.24-25 [с.318]; XII 66, ст.8 [с.330]
XIII 18 [с.341]
Из «Книги Приапа»
«Так говорил Приап, условие ставя воришке,
Как написано в двух нижестоящих стихах:
«Мой для тебя огород открыт - бери без боязни,
Если откроет врата твой для меня огород».
(№ 2517). (Приапеи № 5 [Катулл 1997, с.281])
«Женщина ли меня обворует, мужик ли, дитя ли, -
Перед – она; он – рот, зад подставляет оно».
(№ 2518). (Приапеи № 22 [Катулл 1997, с.261])
«Раскорячу по первости, а если
Снова, вор, попадешься – отмужичу;
В третий раз воровать сюда вернешься,
Чтобы кару стерпеть и ту и эту,
Раскорячен и отмужичен будешь».
(№ 2519). (Приапеи № 35 [Катулл 1997, с.259])
«Кто бы ты ни был, тебе сказать я вынужден прямо,
Ибо сущность твоя мне до предела ясна:
Хочешь нарвать плодов – хочу я тебя раскорячить;
Дашь то, что я прошу, - то, что ты просишь, возьмешь».
(№ 2520). (Приапеи № 38 [Катулл 1997, с.269])
«Некто печени понежней гусиной
Ради кары любимой ходит часто
Воровать: пусть ворует – не замечу».
(№ 2521). (Приапеи № 64 [Катулл 1997, с.267])
Не вошедшее в «Книгу Приапа»
(№ 2522). «Гению божества Приапа сильного, мощного, непобедимого Юлий Агафемер, отпущенник Августа, старанием друзей по внушению сна.
Славься, вышний Приап, родитель мира!
Подари ты мне в юности веселье,
Наколдуй, чтоб мальчишкам и девчонкам
Я нахальным бы взглядом полюбился,
Чтобы шутка и радостная песня
Облегчала гнетущие заботы,
Не пугала бы тягостная старость,
Не сжималось бы горло страхом смерти,
Уводящей в обители Аверна,
Где томятся таинственные Маны,
И откуда никто не возвращался.
Славься, вышний Приап, родитель, славься!»
(Посвятительная надпись. Пер. М.Л.Гаспарова [Памятники 1964, т.1, с.189-190])
См. также [Латинская поэзия 1982, с.525]
Ювенал
Из Сатиры I
«Ясно, каким раздраженьем пылает иссохшая печень,
Ежели давят народ провожатых толпой то грабитель
Мальчика, им развращенного, то осужденный бесплодным
Постановленьем суда: что такое бесчестье – при деньгах?»
(№ 2523). (Ювенал I 45-48, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.242-243])
«Не огорчится никто несчастной долей Ахилла
Или пропавшего Гила, ушедшего под воду с урной»
(№ 2524). (Ювенал I 163-164, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.245])
Из Сатиры II
«Лицам доверия нет, - ведь наши полны переулки
Хмурых распутников; ты обличаешь позорное дело,
Сам же похабнее всех безобразников школы Сократа.
Правда, щетина твоя на руках и косматые члены
Дух непреклонный сулят, однако же с гладкого зада
Врач у тебя отрезает, смеясь, бородавки большие.
Редко они говорят, велика у них похоть к молчанью;
Волосы бреют короче бровей. Архигалл Перибомий
Более их и правдив и честен: лицом и походкой
Он обличает порочность свою, - судьба в том повинна;
Этих жалка простота, им в безумстве самом – извиненье.
Хуже их те, что порочность громят словесами Геракла,
О добродетели речи ведут – и задницей крутят»
(№ 2525). (Ювенал II 8-20, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.246])
«Раз одного из таких не стерпела Ларония – мрачных,
Вечно взывающих: «Где ты, закон о развратниках? Дремлешь?»
Молвит с усмешкой ему: «Счастливое время, когда ты
Нравы блюдешь, - вся столица теперь стыдливость познает:
Третий свалился Катон с небеси. Только где покупаешь
Этот бальзам ты, которым несет от твоей волосатой
Шеи? Не постыдись – укажи мне хозяина лавки.
Но уж когда ворошить и законы и правила, - прежде
Всех надо вызвать закон Скантиниев; раньше взгляни ты
Да испытай-ка мужчин: проступки их хуже, чем наши;
Их защищает количество их и сомкнутый строй их –
Кроет разврат круговая порука. Средь нашего пола
Ни одного не найдешь безобразного столь же примера:
Мевия – Клувию, Флора – Катуллу вовсе не лижут.
А вот Гиспон отдаётся юнцам, от двояких излишеств
Чахнет. Мы тяжб не ведем, не знаем гражданского права»
(№ 2526). (Ювенал II 36-51, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.247])
«Зеркало держит иной, - эту ношу миньона Отона, -
Будто добычу с аврунка Актора: смотрелся в него он
Вооруженный, когда приказал уже двигать знамена.
Дело достойно анналов, достойно истории новой:
Зеркало заняло место в обозе гражданских сражений!»
(№ 2527). (Ювенал II 99-103, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.248])
«Гракх в приданое дал четыреста тысяч сестерций
За трубачом (если только последний не был горнистом);
Вот договор заключен. «В добрый час!» - им сказали, и гости
Сели за стол пировать, молодая – на лоне у мужа… (120)
Вы – благородные, цензор вам нужен иль, может, гаруспик?
Что ж, содрогнулись бы вы и сочли бы за большее чудо,
Если б теленка жена родила, а ягненка – корова?
Вот в позументах и в платье до пят, в покрывале огнистом –
Тот, кто носил на священном ремне всю тяжесть святыни
И под щитами скакал и потел. Откуда же, Ромул,
Рима отец, нечестье такое в пастушеском роде?
Что за крапива, о Марс-Градив, зажгла твоих внуков?
Вот за мужчину выходит богатый и знатный мужчина, -
Шлемом ты не трясешь, по земле не ударишь копьем ты, (130)
Даже не скажешь отцу? Так уйди и покинь этот округ
Марсова поля, раз ты пренебрёг им. – «Мне завтра с восходом
Солнца нужно исполнить дела в долине Квирина».
«Что ж за причина для дел?» - «Не спрашивай: замуж выходит
Друг, и не всех приглашал». – Дожить бы нам только: уж будет,
Будет всё это твориться при всех, занесётся и в книги;
Женам-невестам меж тем угрожает ужасная пытка –
Больше не смогут рожать и, рожая, удерживать мужа.
К счастью, природа душе не дает еще права над телом:
Эти «супруги» детей не оставят, и им не поможет (140)
Толстая бабка-лидийка с ее пузырьками и мазью
Или удар по рукам от проворно бегущих луперков»
(№ 2528). (Ювенал II 117-142, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.249])
«Те, кого мы победили, не делают вовсе того, что
Ныне творит народ-победитель в столице; однако
Ходит молва, что один армянин Залак – развращенней
Всех вместе взятых эфебов: живет, мол, с влюбленным трибуном.
Только взгляни, что делают связи: заложником прибыл –
Здесь человеком стал; удалось бы остаться подольше
В городе мальчику, - а уж ему покровитель найдется…»
(№ 2529). (Ювенал II 162-168, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.250])
Из Сатиры III
«Кто лучше грека в комедии роль сыграет Фаиды,
Или же честной жены, иль Дориды совсем неприкрытой,
Хоть бы рубашкой? Поверить легко, что не маска актера –
Женщина там говорит: настолько пусто и гладко
Под животом у нее, где тонкая щелка двоится»
(№ 2530). (Ювенал III 93-97, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.252])
«Похоти их нет преграды, для них ничего нет святого:
Будь то семейства мать, будь дочь-девица, будь даже
Сам безбородый жених или сын, дотоле стыдливый:
Если нет никого, грек валит и бабушку друга…»
(№ 2531). (Ювенал III 109-112, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.253])
Из Сатиры V
Тема сатиры V – бедняк, приглашенный на пир богача.
«Перед «самим» - всей Азии цвет, что куплен дороже,
Нежели стоил весь ценз боевого Тулла иль Анка,
Или, короче сказать, всех римских царей состоянье.
После всего посмотри на гетульского ты Ганимеда,
Если захочется пить: этот мальчик, что куплен за столько
Тысяч, - вино наливать беднякам не умеет, но облик,
Возраст, - задуматься стоит. Неужто к тебе подойдет он?»
(№ 2532). (Ювенал V 56-62, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.264])
Из Сатиры VI
Сатира VI – о женщинах.
«Если из многих смертей ни одна тебе не по вкусу,
Разве не лучше тебе ночевать хотя бы с мальчишкой?
Ночью не ссорится он, от тебя не потребует, лежа,
Разных подарочков там и тебя упрекать он не станет,
Что бережешь ты себя и ему не во всем потакаешь»
(№ 2533). (Ювенал VI 33-37, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.268])
«Вот и любуйся теперь, как с презрительной фыркнет ужимкой
Туллия, Мавры известной сестра молочная, тоже
Мавра, коль древний алтарь Стыдливости встретят дорогой.
Ночью носилки здесь остановят они – помочиться,
Изображенье богини полить струей подлиннее,
Ерзают в свете луны, верхом друг на друга садятся,
После уходят домой; а ты, проходя на рассвете
К важным друзьям на поклон, на урину жены наступаешь»
(№ 2534). (Ювенал VI 306-313, пер. Д.Недовича [Сатира 1989, с.274-275])
Из Сатиры IX
«Ты ведь, развратник почище Авфидия, помню, недавно
Храмы сквернил Ганимеда и Мира, Исиды, Цереры,
Храм Палатина с его таинственным Матери культом
(Проституируют женщины всюду, где только есть храмы!),
И втихомолку склонял к своей похоти даже супругов.»
(№ 2535). (Ювенал IX 22-26, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.298])
«Рок управляет людьми; есть свой рок и у тех наших членов,
Что прикрывает одежда. Коль звезды тебе не позволят,
То даже уд непомерной длины твой ничем не поможет,
Хоть бы и зрел тебя голым Виррон и текли его слюнки,
Хоть бы и звали тебя постоянно записочкой сладкой,
«Ибо миньон сам собой прилипает к деснице мужчины».
Но ничего нет чудовищней, нежели жадность миньона:
«Я подарил тебе то, дал это, немало унес ты». –
Все сосчитает, виляя. – «Пусть выложат счеты, таблицы
Пусть принесут нам рабы. Считай: пять тысяч сестерций
В общем итоге, да сверх того труд мой чего-нибудь стоит.
Разве легко и удобно вгонять в тебя член мой изрядный –
И натыкаться в нутре у тебя на остатки обеда?
Менее жалок тот раб, что копает садовую землю,
Чем бороздящий господ. Наверно, считал себя нежным
Мальчиком ты и красавцем, достойным небес и киафа.
Разве патроны дадут что-нибудь своим прихвостням жалким,
Разве они снизойдут к нам, клиентам? Дадут лишь болезни.
Вот подарил бы ты зонтик зеленый, янтарь покрупнее, (50)
Лишь наступает сырая весна иль рождения праздник:
И твой любовник лежит на подушках длинного кресла,
Перебирая подарки секретные к первому марта.
Ну, для кого бережешь ты, голубчик, холмистые земли,
Столько в Апулии вилл и пастбищ, что коршун устанет
Их облетать? Трифолин в преизбытке несет тебе лозы,
Так же как Кумский хребет и склоны пустынного Гавра:
Больше, чем нужно, ты бочек смолишь с молодым еще суслом.
Что тебе стоит клиента усталого бедра утешить
Малым участком земли? Разве лучше детей деревенских
С матерью, с хижиной вместе, с игривым щенком предоставить
По завещанию другу-скопцу, что кимвалом бряцает?»
(№ 2536). (Ювенал IX 32-62, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.299])
«О Коридон, Коридон! разве есть у богатого тайны?
Пусть даже слуги молчат, - говорят его кони, собаки,
Двери и мраморы стен. Хотя бы и окна замкнул ты,
Щели завесой прикрыл, запер входы и свет потушил бы,
Выгнал бы из дому всех, чтоб никто и вблизи не ложился, -
Все-таки то, что к вторым петухам будет делать хозяин,
До наступления дня уж узнает соседний харчевник…»
(№ 2537). (Ювенал IX 102-108, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.300])
«Не беспокойся: пока эти холмы стоят невредимо,
Будет всегда у тебя и развратный дружок; отовсюду
Станут сюда приезжать на судах и в тележках такие
Гости, что чешут по-бабьи башку…»
(№ 2538). (Ювенал IX 130-133, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.301])
Из четвертой книги «Сатир»
О старости.
«…грозят ему сомкнутым строем
Всякого рода болезни: попробовать их перечислить
Было б труднее, чем всех, кто в любовниках Оппии были,
Иль Темизона больных, за одну только осень умерших,
Иль малолетних, что Гирр обобрал, или жертвы Басила,
Или мужчин, изнуренных за день долговязою Маврой,
Иль, наконец, совращенных Гамиллом его же питомцев»
(№ 2539). (Ювенал X 218-224, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.307])
Из пятой книги «Сатир»
«Пиршеств еще никаких не справляли живущие выше
Облак и кубка еще не давал илионский им мальчик
Иль Геркулеса жена…»
(№ 2540). (Ювенал XIII 42-44, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.321])
«Мальчику нужно вниманье великое: если задумал
Что-либо стыдное ты, - не забудь про возраст мальчишки;
Пусть твой младенец сын помешает тебе в преступленье»
(№ 2541). (Ювенал XIV 47-49, пер. Ф.А.Петровского [Сатира 1989, с.327])
Светоний
Его известия разбиты по рубрикам.
См. «О грамматиках». 3, 23.
Апулей
Флориды
(№ 2542). «[Описание храма Геры на Самосе] …много и бронзовых изделий стариннейшей и замечательнейшей работы. Среди них, напротив алтаря, - статуя Бафилла, пожертвованная тираном Поликратом, выразительнее которой я, кажется, не видывал. И ее-то некоторые ошибочно считают изображением Пифагора.
Это юноша восхитительной красоты, с кудрями, спереди расчесанными надвое и спускающимися вдоль щек, а позади волна волос, сквозь которую просвечивает шея, отпущена даже до самых лопаток. Шея наливная, щеки тугие, видом округлы, и лишь в середине подбородка ямочка. Стоит он впрямь как кифаред: взоры обращены к богине, сам словно поет, туника с переливчатым узором ниспадает до самых пят, препоясан по-гречески, плащ покрывает обе руки до самых запястий, остальная же ткань ниспадает живописными бороздами-складками. Кифара на тисненом ремешке закреплена в уверенной готовности. Руки у него нежные, продолговатые, расставленными пальцами левой он ласкает струны, а правой, словно лирник, заносит над кифарою плектр, будто собираясь им ударить, как только голос в пении сделает передышку; пение же его, мнится, изливается меж тем из полуотверстых с напряжением губ округленного рта. Видимо, это статуя некоего мальчика, который, будучи в милости у тирана Поликрата, дружбы ради распевает для него Анакреонтову песню». (Апулей. Флориды 15, пер. Р.Урбан [Апулей 1988, с.317-318])
(№ 2543). «Но мой духовный наставник Сократ, напротив того, когда заметил юношу прекрасного, но долгое время безгласного: «Скажи что-нибудь, - предложил ему, - чтобы я тебя увидел!» Выходит, Сократ человека молчащего не воспринимал, поскольку считал, что людей следует постигать не остротою глаз, но остротою ума и духовным взором». (Апулей. Флориды 2, пер. Р.Урбан [Апулей 1988, с.305])
Апология
(№ 2544). «Итак, ты только что слышал, какими словами начинается обвинение, а слова такие: «Мы обвиняем пред тобою философа миловидного, а также» - вот ведь кощунство! – «равно и весьма искушенного в греческом и латинском красноречии». … О, если бы он и вправду уличил меня в столь тяжких преступлениях – в миловидности и в речистости!
… Можно припомнить к слову еще множество весьма почтенных философов, у коих лепота телесная украшалась добротою честного нрава; но подобные оправдания имеют ко мне весьма отдаленное касательство…». (Апулей. Апология 4, пер. Е.Г.Рабинович [Апулей 1988, с.30])
(№ 2545). «(9) Но довольно о сем предмете – перехожу к другим моим стишкам, которые они тут называют любовными, хотя прочитали их так грубо и безграмотно, что слушать их было скорее ненавистно. Да и какое отношение к злонамеренному чародейству имеют эти строки, в коих воспел я малолетних сыновей друга моего Скрибония Лета? Или я чародей уже потому, что поэт? Слыхано ли когда-нибудь столь правдоподобное подозрение, столь многоумный домысел, столь надежное доказательство? «Стихи сии сочинил Апулей». Что ж, если стихи плохие, то это вина не философа, а поэта, если же стихи хороши, то в чем вообще здесь вина? «А в том, что стихи он сочинил игривые и любовные». Стало быть, в этом-то и заключается мое преступление, а вы просто перепутали обвинения, волоча меня к ответу за чародейство?
Да ведь подобные стихи сочиняли и другие поэты, о которых вы и понятия не имеет: был у греков один такой сочинитель с Теоса, и другой – с Лакедемона [Алкман], и еще один, с Кеоса, и еще множество было таких; даже одна женщина с Лесбоса сочиняла, хоть и шаловливо, но столь сладостно, что прелестью песен возмещается нам чуждость ее наречия. И у нас так сочиняли Эдитуй и Порций и Катул и несчетное множество других стихотворцев. «Но они не были философы». Но не станешь же ты отрицать, что весьма почтенным гражданином и сущим философом был Солон, - а ему тем не менее принадлежит вот такой весьма игривый стих:
Лакомых уст и чресл сласть вожделея вкусить.
Найдется ли во всех моих виршах хоть что-нибудь, сравнимое озорною своею игривостью с этою единой строкой? Я уж помолчу о стихах киника Диогена и того Зенона, который основал стоическую школу, - а писано их много и в подобном же роде. Лучше я прочитаю собственные свои стихи: пусть все знают, что я отнюдь их не стыжусь:
Критий мне мил, и тебе, любезный Харин, половину
Я от любови моей в вечную власть уделил.
Истинно огнь и огнь меня жгут, однако не бойся:
Пламени жар двойной я терпеливо снесу.
Лишь бы быть мне для вас, как вы для меня, драгоценну –
Вы же, как пара очей, дороги будете мне!
А вот еще и другие стихи, которые оглашались под конец обвинения в качестве примера полнейшего моего бесстыдства:
Вот тебе, сладкий ты мой, цветы в подарок и песня:
Песня – тебе, а венок – дивному стражу души!
Песнею, Критий, да славится свет благодатного утра
В день, как твоя занялась дважды седьмая весна;
Да увенчают чело на радость долгую розы,
Дабы в цветущих летах прелесть цветами цвела!
Ты же за вешний цветок воздай твоею весною,
Щедрой наградой твоей щедрость мою превзойди:
Крепкосплетенный венок отдари объятием крепким,
Пурпур роз отдари ласкою розовых уст;
Тоже и песни мои медовой уступят цевнице,
Ежели в гулкий тростник ты соизволишь подуть.
(10) Вот в чем, оказывается, состоит мое преступление, Клавдий Максим [судья]: в венках да песенках – точно как у распоследнего гуляки! Ты наверняка заметил, как меня корили тут даже тем, что я называю этих мальчиков Харином и Критием, хотя на самом деле их-де звать иначе. … Вот я скорее попрекнул бы за нескромность Гая Луцилия, хотя он и ругатель, - за то, что в стихах своих он вывел на позорище юных Гентия и Македона под их подлинными именами. Насколько же скромнее мантуанский стихотворец, который в игривой эклоге хвалит юного раба приятеля своего Поллиона и при этом – точно как я! – избегает подлинных имен, а зовет себя самого Коридоном, а мальчика – Алексидом.
Мало того: Эмилиан, превзошедший невежеством всех Вергилиевых пастухов и подпасков, этот сущий грубиян и дикарь почитает себя куда как добронравнее любых Серранов, Куриев и Фабрициев, а потому со всею строгостью утверждает, что философу Платоновой школы сочинять подобные стихи никак нельзя. Даже тогда нельзя, Эмилиан, если я объясню, что в стихах мне примером сам Платон? А ведь от него никаких стихов не осталось, кроме любовных: все прочие стихотворения он сжег, ибо они были не столь изящны, - я уверен, что поэтому. Так послушай же научения ради стихи философа Платона к отроку Астеру – если только в твои годы не поздно учиться словесности. Слушай:
Прежде всходил для живых ты, Звезда моя!
ясной Денницей, -
Ясной Вечерницей днесь, мертвый, для мертвых взошел.
Вот и другое стихотворение того же Платона сразу к двум мальчикам – Алексиду и Федру:
Только я молвить успел, сколь милый Алексид
прекрасен,
Всюду
и все на него с жадностью стали глазеть:
Псам
костей не кажи, любезный! после придется
Каяться
– разве не так Федр улизнул от меня?
Больше перечислять не стану, только прочитаю для завершения последнюю строку из его же стихотворения к Диону Сиракузскому:
О
вожделенный Дион, разум отхитивший мой!
(11) Да и сам-то я в своем ли уме, ежели распространяюсь тут перед судом о подобных предметах? Или еще безумнее клеветники, твердящие в обвинении, будто по таким вот игривым стишкам можно распознать и собственные нравы сочинителя? Неужто вы не читали, как ответил Катулл зложелателям по сходному поводу:
Благочестьем и скромностью повязан
Сам поэт, а стишки живут без правил?..
А божественный Адриан на могильном памятнике друга своего, поэта Вокона, написал так:
Был ты стихом шаловлив и помышлением чист, -
хотя никогда не сказал бы такого, если бы некоторое поэтическое легкомыслие было верным доказательством житейского бесстыдства. А я помню, что читал многое в подобном роде, сочиненное даже и самим божественным Адрианом, - так не трусь, Эмилиан, скажи людям, сколь вредоносны достопамятные творения законоблюстителя и державного полководца – божественного Адриана! И притом неужто ты полагаешь, будто Максим, зная, что сочиняю я в подражание Платону, осудит меня за эти сочинения? Приведенные мною сейчас в пример Платоновы стихи столь же чисты, сколь нелицемерны, и столь же скромны слогом, сколь просты смыслом, ибо развратная игривость во всех подобных обстоятельствах лукавит и таится, а игривость шутливая признается сразу и откровенно. Воистину, невинности природа даровала голос, а порок наградила немотой!
(12) Не стану долго изъяснять возвышенную и божественную Платонову науку – людям благочестным она редко незнакома, а невеждам и вовсе неведома. Но есть Венера, богиня двойная, и каждая из сих близниц державствует над особыми и различными любовями и любовниками. Одна Венера – всепригодная, распаляется она любовью, свойственной черни, не только в людские души, но также и в звериные и в скотские вселяет она похоть и с неодолимою силою властно гонит к соитию содрогающиеся тела покорных тварей. А другая Венера – небесная – володеет наизнатнейшею любовью и печется лишь о людях, да и то о немногих: почитателей своих не понуждает она к разврату стрекалом и не склоняет прельщением, ибо отнюдь не распутная и беспечная прилежит ей любовь, но чистая и строгая, красою честности внушающая любовникам доблесть и добродетель. Ежели порой сия Венера и наделит плоть лепотою, то никогда не внушит желания осквернить прекрасное тело, ибо телесная миловидность и мила лишь оттого, что напоминает богодухновенным умам об иной красоте, которую зрели они прежде среди богов в истинной и беспримесной святости ее. Итак, хоть и с отменным изяществом сказано у Афрания:
«Будет мудрый любить, будет толпа вожделеть»,
однако же если тебе, Эмилиан, желательно знать правду и если ты в состоянии правду эту понять, знай: мудрый не столь любит, сколь воспоминает. (13) Посему прости уж философу Платону его любовные вирши, дабы не пришлось мне тут, наперекор Энниеву Неоптолему,
пространно слишком философствовать.
Ну, а если и не простишь, мне все-таки полегче будет за сочинение подобных стихов делить вину с самим Платоном». (Апулей. Апология 9-13, пер. Е.Г.Рабинович [Апулей 1988, с.33-36])
(№ 2546). «И рукоплещет он [Геренний Руфин] сам себе за подобные подвиги не зря, ибо воистину он – главный заводила всякой распри, главный сочинитель всякой лжи, главный построитель всякого обмана, главный сеятель всех пороков; воистину он – сущее вместилище распутства и похоти, сущее блудилище разврата, и чуть ли не с малолетства прославился он повсюду всеми непотребствами, сколько их не есть! Еще мальчишкою – в те давние времена, когда не безобразила его эта вот плешь, - он дозволял сквернить себя всем, кому угодно было его обабить; а потом, уже в юности, плясал на подмостках – говорят, плясун он был вялый и неуклюжий, однако же грубого любострастия неумелой его пляске хватало. (75) … Да, раньше ловко торговал он собою, а теперь женою…» (Апулей. Апология 74, пер. Е.Г.Рабинович [Апулей 1988, с.85])
О божестве Сократа
(№ 2547). «Это – более высокий и священный род демонов, которые всегда свободны от пут и оков тела и начальствуют над определенными силами. В их числе – Сон и Любовь, которым даны силы противоположные: бодрость – Любви, а Сну – дрема. Как утверждает Платон, из этого высшего сонма демонов уделяется каждому человеку особый свидетель и страж жизни, который, никому не видимый, всегда присутствуя, судит не только дела, но даже мысли». (Апулей. О божестве Сократа 15, пер. А.Кузнецова [Апулей 1988, с.344])
Платон и его учение
(№ 2548). «Платон перечисляет три вида такой любви: одна – божественная, совпадающая с непорочным умом и добродетелью, - в ней не раскаиваются; другая, возникая в низменной душе, ищет порочнейших наслаждений; третья, смешанная из обеих, есть удел посредственного духа и умеренной страсти. Души потемнее поражает плотская страсть и у них одна цель: добиться телесного общения и в такого рода наслаждениях и удовольствиях унять свой пыл; а души милые и утонченные преисполнены любовью к добру, устремлены к нему и хотят как можно лучше овладеть достойными искусства и стать лучше и превосходнее. Средние причастны тому и другому: не совсем лишены телесных удовольствий, но могут пленяться и прелестью душевных достоинств. И как тот отвратительнейший, дикий и постыдный вид любви проистекает не из природы вещей, но от телесного недуга и болезни, так можно быть уверенным, что эта божественная любовь, уделенная нам богами в качестве дара и в знак милости, проникает в человеческие души, вдохновляемая неким небесным влечением. И есть третий вид любви, называемый средним, проистекающий из [с.58] сочетания божественной и земной любви, и представляющий собой соединение и связь равных частей той и другой; как не чуждый разумности он есть божественная любовь, но это и земная любовь, поскольку она сочетается с вожделением и наслаждением». (Апулей. Платон и его учение II 14, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.57])
(№ 2549). «…В любви такого рода людей [тиранов] с самого ее начала и до конца есть нечто извращенное: при своих разнузданных страстях и неутомимой жажде она не только желает черпать все виды удовольствия, но, бессмысленно заблуждаясь, терзается из-за своего представления о красоте, поскольку подлинной красоты не знает, а влюбляется в томную, изнеженную красоту тела вялого, не опаленного солнцем, не укрепленного в упражнениях, но ценит матовых от тени, мягких от праздности и с немощными от чрезмерного ухода членами». (Апулей. Платон и его учение II 16, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.58-59])
(№ 2550). «Мудрость заставляет любить юношу, правда, если он, благодаря хорошим задаткам, оказывается расположен к добрым поступкам. Такой склонности не может помешать телесное несовершенство: когда мила сама душа, мил и весь человек; так, когда домогаются тела, мила и его менее совершенная часть». (Апулей. Платон и его учение II 22, пер. Ю.А.Шичалина [Учебники 1995, с.61-62])
Метаморфозы
(№ 2551). «(26) Тот, получив нового слугу, повел меня к своему дому и, едва ступил на порог, закричал: - Девушки, вот я вам с рынка хорошенького раба привел! - А девушки эти оказались толпой развратников, которые сейчас возликовали нестройным хором ломающихся, хриплых, писклявых голосов, думая, что для их услуг припасен действительно какой-нибудь невольник; но, увидя, что не дева подменена ланью, а мужчина – ослом, они сморщили носы и стали по-всякому издеваться над своим наставником, говоря, что не раба он купил, а мужа себе.
… Находился там некий юноша, достаточно плотного телосложения, искуснейший в игре на флейте, купленный ими в складчину на малые сбережения из общей кассы, который, когда они носили по окрестностям статую богини, ходил вместе с ними, играя на трубе, а дома без разбора служил общим любовником. Когда он увидел меня в доме, охотно насыпал мне обильного корма и весело проговорил: - Наконец-то явился заместитель в несчастных моих трудах! Только живи подольше и угоди хозяевам, чтобы отдохнули уже уставшие мои бедра». (Апулей. Метаморфозы VIII 26, пер. М.Кузмина [Апулей 1988, с.239])
(№ 2552). «(IX 14) Мельнику этому, который приобрел меня [осла] в свою собственность, человеку хорошему и прежде всего скромному, досталась на долю жена прескверная, хуже всех остальных женщин, которая до такой степени нарушала супружеские и семейственные законы, что, клянусь Геркулесом, даже я молча за него не раз вздыхал» [с.250]
(22) … Солнце, уже погрузившись в океан, освещало подземные области мира, как является несчастная старуха бок о бок с отважным любовником, еще не вышедшим почти из отроческого возраста и столь миловидным по блеску безбородого лица, что сам бы еще мог составить усладу любовникам. Женщина, встретив его поцелуями, сейчас же пригласила сесть за накрытый стол. (23) Но не поспел юноша пригубить первой заздравной чаши и узнать, какой вкус у вина, как приходит муж, вернувшийся гораздо раньше, чем его ожидали. Тут достойнейшая супруга, послав мужу всякие проклятия и пожелав ему в сердцах ноги себе переломать, прячет дрожащего, бледного от ужаса любовника под случайно находившийся здесь деревянный чан…» [с.254]
«(27) … Издав от невыносимой боли слабый стон, он отбрасывает и валит чан и, обнаружив себя непосвященным взглядам, выдает все козни бесстыдной женщины. Но мельник, не особенно тронутый нарушением супружеской верности, ласково обращается к дрожащему и смертельно бледному отроку с ясным и подбодряющим выражением на лице:
- Не бойся, сынок, для себя никакого зла с моей стороны. Я не варвар и не такая уж заскорузлая деревенщина, чтобы изводить [с.257] тебя по примеру сукновала зловредным дымом ядовитой серы или обрушивать на голову такого хорошенького и миленького мальчика кару закона о прелюбодеянии, нет, я мирным и справедливым образом произведу дележ с женою. Прибегну я не к разделу имущества, а к форме общего владения, чтобы без дрязг и препирательств все втроем поместились мы в одной постели. Да я и всегда жил с женою в таком согласии, что у нас, как у людей благоразумных, вкусы всегда сходились. Но сама справедливость не допускает, чтобы жена имела преимущество перед мужем.
(28) С подобными милыми шуточками вел он отрока к ложу; тот не очень охотно, но следовал за ним; затем, заперев отдельно целомудренную свою супругу, лег он вдвоем с молодым человеком и воспользовался наиболее приятным способом отмщения за попранные супружеские права.
Но как только блистающая колесница солнца привела с собою рассвет, мельник поднял двух работников посильнее и, приказав им держать отрока в соответствующем положении, плеткой по ягодицам его отстегал, приговаривая: - Ах ты! сам еще мальчишка, молоко на губах не обсохло, на тебя на самого еще любители найдутся, а ты бегаешь за бабами, да еще за замужними, нарушая законы супружества и стараясь присвоить себе преждевременное звание прелюбодея». (Апулей. Метаморфозы IX, пер. М.Кузмина [Апулей 1988, с.256-257]
Адриан
(№ 2553). «Распространенная молва утверждала, что он [Адриан] подкупил вольноотпущенников Траяна, что он ухаживал за его любимцами и часто вступал с ними в связь в то время, как он стал своим человеком при дворе». (Элий Спартиан (?). Адриан 4, 5 [Властелины Рима 1992, с.8])
(№ 2554). «Эта черта характера Адриана [слежка за друзьями] подвергается особенному порицанию, равно как и его любовь к взрослым юношам и любовные связи с замужними женщинами, к чему был склонен Адриан» (Элий Спартиан (?) Адриан 11, 7 [Властелины Рима 1992, с.12])
(№ 2555). «[118 г.] Адриан был
весьма образован в греческой и римской литературе, но был мало воздержан в
любви к мальчикам». (Иероним. Изложение Хроники Евсевия Памфила. Под
(№ 2556). «(5, 1) Вер вел очень веселый образ жизни, получил хорошее образование; злые языки говорят, что он был более приятен Адриану своей наружностью, чем своими нравами. …
(5, 9) Он [Элий Вер], говорят, всегда имел у себя на ложе книги Апиция, а также и книги «Любовных стихотворений» Овидия; поэта Марциала, писавшего эпиграммы, он называл своим Вергилием и знал его наизусть». (Элий Спартиан (?). Элий 5, 1.9 [Властелины Рима 1992, с.24])
(№ 2557). «Тогда он [Адриан] решил усыновить Цейония Коммода, зятя того Нигрина, который некогда готовил покушение; рекомендацией его в глазах Адриана послужила только его красота. (11) Таким образом, ко всеобщему неудовольствию он усыновил Цейония Коммода Вера и назвал его Цезарем Элием Вером». (Элий Спартиан (?) Адриан 23, 10-11) [Властелины Рима 1992, с.19])
Про Антиноя см. раздел о Греции.
Марк Аврелий
(№ 2558). «От отца [получил я] нестроптивость, неколебимое пребывание в том, что было обдумано и решено; нетщеславие в отношении так называемых почестей; трудолюбие и выносливость; … как он положил предел тому, что связано с любовью к мальчикам…» (Марк Аврелий I 16 [Марк Аврелий 1993, с.7])
(№ 2559). «От богов получил я … И то, что я не воспитывался дольше у наложницы деда, и что сберег юность свою, и не стал мужчиной до поры, но еще и прихватил этого времени. …
Что не тронул ни Бенедикты, ни Феодота, да и потом выздоравливал от любовной страсти» (Марк Аврелий I 17 [Марк Аврелий 1993, с.8])
(№ 2560). «Сколько испорченного и показного в том, кто говорит: «Знаешь, я лучше буду с тобою попросту». Что ты, человек, делаешь? Незачем наперед говорить – объявится тут же; должно, чтобы прямо на лице это было написано, чтобы это было прямо в голосе, чтобы прямо исходило из глаз – так любимый сразу все узнает во взгляде любящего. Вообще простой и добротный должен быть вроде смердящего, так, чтобы стоящий рядом, приблизившись к нему, хочет или не хочет, тут же это почувствовал. А старательность – простоте нож» (Марк Аврелий XI 15 [Марк Аврелий 1993, с.63])
Коммод
(№ 2561). «(3, 2) Сына начальствовавшего над войсками Сальвия Юлиана он [Коммод] тщетно соблазнял бесстыдными предложениями, а после этого стал строить козни против Юлиана. …
(3, 5) Войну, которую отец его почти закончил, он прекратил, приняв требования врагов, и возвратился в Рим. (6) Вернувшись в Рим, он отпраздновал триумф, причем посадил в колесницу позади себя своего любовника Саотера и, поворачивая голову, часто целовал его на виду у всех. То же самое делал он и в орхестре». (Элий Лампридий (?). Коммод Антонин 3, 2.5-6 [Властелины Рима 1992, с.63])
(№ 2562). «(4, 5) Префекты претория, видя, что Коммод вызывает к себе такую ненависть из-за Саотера, самовластие которого стало для римского народа невыносимым, ловко выманили Саотера из дворца под предлогом участия его в священнодействиях; затем, когда он возвращался в свои сады, они, подослав тайных агентов, убили его. (6) Это убийство было для Коммода более тяжелым ударом, чем заговор против него самого». (Элий Лампридий (?). Коммод Антонин 4, 5-6 [Властелины Рима 1992, с.64])
(№ 2563). «(5, 4) … Коммод безумствовал во дворце на пирах и в банях вместе с тремястами наложниц, которых он набрал из матрон и блудниц по признаку красоты, а также с тремястами взрослых развратников, которых он собрал из простого народа и из знати, насильно и за деньги, причем дело решала их красота». (Элий Лампридий (?). Коммод Антонин 5, 4 [Властелины Рима 1992, с.64])
(№ 2564). «(5, 11) Он дошел до такого позора, что сам отдавался молодым людям, и все без исключения части тела, даже уста, были осквернены сношениями с людьми обоего пола» (Элий Лампридий (?). Коммод Антонин 5, 11 [Властелины Рима 1992, с.65])
(№ 2565). «(10, 8) У него были любимцы, именами которых служили названия срамных частей мужского и женского тела; им он особенно охотно раздавал свои поцелуи. (9) Он держал у себя одного человека, у которого был необыкновенных размеров мужской орган; этого человека он называл своим ослом и очень дорожил им. Коммод сделал его богатым и поставил во главе жрецов сельского Геркулеса». (Элий Лампридий (?). Коммод Антонин 10, 8-9 [Властелины Рима 1992, с.67])
(№ 2566). «Был ребеночек, совсем маленький, - из тех, какие ходят без одежды, украшенные золотом и драгоценными камнями (ими забавляются живущие в роскоши римляне). Коммод чрезвычайно любил его, так что даже часто спал с ним; назывался он Филокоммодом – и это прозвание указывало на любовь к нему государя». (Геродиан I 17, 3, пер. А.И.Доватура [Геродиан 1996, с.24])
(№ 2567). «(7, 8) Он [Пертинакс] произвел аукцион вещей Коммода, причем приказал продать его мальчиков и наложниц, исключая тех, которые были, по-видимому, насильно привлечены в Палатинский дворец. (9) Из тех, кого он тогда велел продать, многие были впоследствии возвращены на службу и тешили Севера; некоторые благодаря другим государям достигли сенаторского звания. (10) Шутов, носивших позорным образом постыднейшие имена, он продал, конфисковав их имущество. (11) Деньги, полученные от этой продажи, а это составило огромную сумму, он роздал воинам в качестве подарка». (Юлий Капитолин (?). Гельвий Пертинакс 7, 8-11 [Властелины Рима 1992, с.76])
Минуций Феликс
(№ 2568). «Что же сказать об изобличенном прелюбодеянии Марса и Венеры, или об освященном на небе постыдном сладострастии Юпитера с Ганимедом? Все это передано для того, чтобы некоторым образом оправдать пороки человеческие». (Минуций Феликс. Октавий 22, пер. П.Преображенского [Апологеты 1999, с.250])
(№ 2569). «Далее изобретатель другой нелепой басни [qui de adoratis sacerdotis virilibus fabulatur] старается только взнести на нас то, что бывает у них. Это более идет к бесстыдству тех людей, у которых всякий пол совершает любодеяния всеми членами своего тела; где полное распутство носит название светскости; где завидуют вольности распутных женщин, где сладострастие доходит до отвратительной гадости [que medios viros lambunt, libidinoso ore inguinibus inhaerescunt], где у людей язык скверен даже тогда, когда они молчат, где появляется уже скука от разврата, прежде чем стыд». (Минуций Феликс. Октавий 28, пер. П.Преображенского [Апологеты 1999, с.259])
См. также Октавий 9.
Прочее
(№ 2570). «Никто еще ни ядом, ни любовным напитком не разжигал у влюбленного такого любовного пламени, какое ты вызвал у меня, оцепеневшего от восторга, этим своим деянием, озаренным любовью. Сколько у меня твоих писем – столько, я считаю, у меня … и консулатов» (Фронтон. Письма Марку Цезарю I 7, пер. И.П.Стрельниковой [Памятники 1964, т.2, с.183])
Эрос как соединение полов. (Псевдо-Апулей. Асклепий 21 [Гермес 2001, с.224]).
(№ 2571). «Он [Клодий Альбин] был одним из первых любителей женщин, но всегда чуждался извращенных любовных утех и преследовал за такие вещи». (Юлий Капитолин (?). Клодий Альбин 11, 7 [Властелины Рима 1992, с.110])
2.3. Период Северов и
преемников (192-284)
Сочинения римских юристов
(№ 2572). «Не позволяется усыновлять и тому, кто осуществляет над кем-либо опеку или попечительство, если тот, кто усыновляется, моложе 25 лет, чтобы случайно он не усыновил его для того, чтобы не давать отчета [об опеке или попечительстве]. Также должно быть выяснено, не скрывается ли под видом усыновления постыдное [turpis] [желание]» (Ульпиан в 26-й книге «Комментариев к Сабину», Д.1.7.17, пер. Л.Л.Кофанова [Дигесты 2002-06, т.1, с.133-135])
(№ 2573). «Если решается вопрос, где надлежит проживать или получать образование подопечному, то наместник провинции должен вынести об этом решение, разобрав дело. При разборе дела следует избегать тех, кто может покушаться на стыдливость несовершеннолетнего» (Ульпиан в III книге «Об обязанностях проконсула», Д.27.2.5, пер. Н.Ю.Чехонадской [Дигесты 2002-06, т.4, с.719])
(№ 2574). «Портит раба тот, кто уговаривает его бежать и мошенничать, а также тот, кто развращает его нравственно и телесно». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну I 13А, 5 [Юлий Павел 1998, с.19])
Об испорченном рабе (Павел в отдельной книге «Об обязанностях асессоров», Д.1.18.21 [Дигесты 2002-06, т.1, с.181], Ульпиан в 42-й книге «Комментариев к Сабину», Д.2.14.50 [Дигесты 2002-06, т.1, с.291])
(№ 2575). Имя «Эрот» как нарицательное для раба. Привожу лишь одну из многих цитат такого рода: «Если имеются многочисленные рабы с одним и тем же именем, например [если имеется] много Эротов, так что не ясно, о каком именно [рабе] ведется иск, то Помпоний говорит, что не выносится никакого решения» (Ульпиан в 16-й книге «Комментариев к эдикту», Д.6.1.5.5, пер. Л.Л.Кофанова [Дигесты 2002-06, т.2, с.151])
(№ 2576). «От выступления в суде по делам других лиц эдикт отстраняет также и того, кто подверг свое тело женской участи. Однако если кто-то был обесчещен насилием разбойников или врагов, его не следует отмечать клеймом позора, как и Помпоний говорит» (Ульпиан в VI книге «Комментариев к эдикту», Д.3.1.1.6, пер. Е.В.Ляпустиной [Дигесты 2002-06, т.1, с.313])
(№ 2577). «(4) Муж захваченных при прелюбодеянии [любовников жены] может убить, только если это лица, лишенные чести, те, кто торгует своим телом, рабы или отпущенники как его и его жены, так и родителей и детей». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну II 26, 4 [Юлий Павел 1998, с.49])
(№ 2578). «Тот, кто по своей воле терпит разврат и гнусный позор, карается конфискацией половины своего имущества, и ему не дозволено распоряжаться по завещанию большей частью своего имущества». (Сравнение законов Моисеевых и римских 5, 2, 2 = Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну II 26, 13 [Юлий Павел 1998, с.49])
(№ 2579). Титул «О тех, которые объявлены пользующимися дурной славой». «(2) Претор говорит: «кто занимается сводничеством [lenocinium]». Сводничеством занимается тот, кто держит рабов/рабынь для получения доходов [от проституции]; но в таком же положении и тот, кто занимается этим доходным промыслом с помощью свободных. Занимается ли он этим делом как главным, или получает дополнительную прибыль еще и от другого ремесла, [например] если он был кабатчиком или хозяином постоялого двора и держал в качестве обслуживающего персонала подобных рабов/рабынь, промышляющих [проституцией] под предлогом исполнения служебных обязанностей; либо если бы он был банщиком, который – как поступают в некоторых провинциях – нанимал для охраны одежды [посетителей] в банях рабов/рабынь, занимающихся на своем рабочем месте такого рода [промыслом], он подлежит наказанию за сводничество. (3) Помпоний говорит, что и тот, кто, находясь в рабстве, имел в пекулии рабов/рабынь, промышлявших проституцией, ставши свободным, объявляется пользующимся дурной славой» (Ульпиан в VI книге «Комментариев к эдикту», Д.3.2.4.2-3, пер. Е.В.Ляпустиной [Дигесты 2002-06, т.1, с.323])
(№ 2580). Титул «О том, что совершено вследствие страха». «(2) Если [мужчина или женщина] даст деньги, чтобы не подвергнуться изнасилованию, то применяется этот эдикт, так как для честных людей этот страх должен быть сильнее страха смерти. (3) В указанных нами случаях применения эдикта не имеет значения, опасался ли кто-либо за самого себя или за своих детей, так как в силу своей привязанности родители более страшатся за своих детей [чем за самих себя]» (Павел в XI книге «Комментариев к эдикту», Д.4.2.8.2-3, пер. Л.Л.Кофанова [Дигесты 2002-06, т.1, с.413])
(№ 2581). «Того, кто убьет разбойника, покушавшегося на его жизнь, или кого-либо, кто хотел его изнасиловать, не следует наказывать: ибо один защищал свою жизнь, другой свое целомудрие от караемого государством преступления». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну V 23, 8 [Юлий Павел 1998, с.139])
(№ 2582). «…законы считают беспечными и не имеющими права на завещание тех, которые являются публично в женской одежде, которых я не знаю, как лучше назвать, ложными ли женщинами, или ложными мужчинами». (Августин. Монологи II 16 [Августин 1998, т.1, с.365])
(№ 2583). «…ведь обозначение словом женского рода также и мужчин служит наихудшим примером» (Помпоний в VIII книге «Комментариев к Квинту Муцию», Д.31.1.45, пер. Е.В.Ляпустиной [Дигесты 2002-06, т.5, ч.1, с.457])
(№ 2584). «Между мужской одеждой и мужским одеянием нет никакой разницы, однако намерение завещателя может создать здесь трудность, если он сам имел привычку пользоваться какой-нибудь одеждой, которая подходит и женщинам. Поэтому прежде всего следует сказать, что завещано по легату то, что имел в виду завещатель, а не то, что на самом деле является женским или мужским. Ибо и Квинт Таций говорит, что он знавал одного сенатора, который пользовался женским застольным платьем, так что если бы он завещал «женскую одежду», то, вероятно, он не имел бы в виду ту, которой пользовался сам как мужской» (Помпоний в IV книге «Комментариев к Квинту Муцию», Д.34.2.33, пер. Н.Ю.Чехонадской [Дигесты 2002-06, т.5, ч.2, с.189])
(№ 2585). «Если я стипулирую у тебя так: «Обещаешь ли дать всю женскую одежду, которая у тебя есть?», то скорее следует обращать внимание на намерения стипулировавшего, чем обещавшего, так что должна быть проведена оценка того, что входит в предмет [договора], а не того, что имел в виду обещавший. Таким образом, если обещавший обычно [сам] пользуется какой-либо женской одеждой, то она все равно причитается [кредитору]» (Помпоний в III книге «Комментариев к Квинту Муцию», Д.45.1.110.1, пер. Д.А.Литвинова [Дигесты 2002-06, т.7, ч.1, с.95]
(№ 2586). «Если кто-либо попытался склонить женщину либо мужчину, свободных либо вольноотпущенников, к совершению развратных действий, ему будет предъявлен [иск] об оскорблении. Но и в том случае, если покусятся на невинность раба, также имеет место [иск] об оскорблении». (Ульпиан в 57-й книге «Комментариев к эдикту», Д.47.10.9.4, пер. А.В.Марея [Дигесты 2002-06, т.7, ч.1, с.495])
(№ 2587). «Правонарушение совершается … и тогда, когда кого-либо бесчестят, например … тем, что ухаживают постоянно за матерью семейства или отроком…» (Институции Гая III 220, пер. Ф.Дыдынского [Гай 1997, с.118])
(№ 2588). «Беззаконие [iniuria] совершается … тогда, когда кого-либо бесчестят, например … преследуют мать семейства, несовершеннолетних обоего пола до 17 лет». (Институции Юстиниана IV 4, 1 [Институции 1998, с.313])
(№ 2589). «(19) Этот эдикт относится не только к тому, кто увел спутника, но и к тому, кто совратил или преследовал кого-либо из них. (20) Совращать означает вкрадчивыми речами покушаться на невинность другого: ведь это является не поношением, но покушением на добрые нравы. (21). Тот, кто пользуется постыдными словами, не покушается на невинность, но отвечает [по иску] об оскорблении». (Ульпиан в 77-й книге «Комментариев к эдикту», Д.47.10.15.19-21, пер. А.В.Марея [Дигесты 2002-06, т.7, ч.1, с.503])
(№ 2590). «Кто будет склонять к разврату мальчика, уведя от него или подкупив сопровождающего, или попытается совратить женщину либо девицу, или совершит что-либо ради распутства, сделает подарок или назначит цену, чтобы соблазнить [кого-либо], то в случае осуществления [этой] гнусности в наказание он приговаривается к смертной казни, а если не осуществил – к ссылке на остров. Подкупленным сопровождающим назначается высшая мера наказания». (Павел в V книге «Сентенций», Д.47.11.1.2, пер. А.Л.Смышляева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.1, с.523])
(№ 2591). «Если кто-нибудь склонит к растлению или иному постыдному делу одетого в претексту мальчика, похитив его у сопровождающего или подкупив сопровождающего … предоставит дом, даст, чтобы склонить к этому, деньги, то, если позорное дело совершилось, он карается смертной казнью, если [с.115] не совершилось, высылается на острова; совращенные провожатые караются смертной казнью». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну V 4, 14 [Юлий Павел 1998, с.113-115])
(№ 2592). «Тот, кто сознательно предоставит свой дом для совершения разврата или прелюбодеяния с чужой матерью семейства или с мужчиной либо получит прибыль от прелюбодеяния своей жены, к какому бы сословию он ни принадлежал, наказывается как прелюбодей». (Папиниан во II книге «О прелюбодеях», Д.48.5.9, пер. А.В.Щеголева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.2, с.45])
(№ 2593). «Несомненно, что тот, кто насильно совершил разврат с мужчиной или женщиной, может обвиняться без определения этого срока, так как он, без всякого сомнения, совершает публичное насилие». (Ульпиан в IV книге «О прелюбодеяниях», Д.48.5.30.9, пер. А.В.Щеголева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.2, с.69])
(№ 2594). «Прелюбодеяние [adulterium] совершается по отношению к замужней. Разврат [sturpum] осуществляется по отношению к оставшейся без мужа, девственнице или мальчику». (Модестин в I книге «Правил», Д.48.5.35.1, пер. А.В.Щеголева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.2, с.71])
(№ 2595). «Тот, кто развратит свободного мальчика против его воли, карается смертью». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну II 26, 12 [Юлий Павел 1998, с.49])
(№ 2596). Титул «К закону Юлия о публичном насилии». «Кроме того, по этому закону получает наказание тот, кто изнасилует ребенка, женщину или кого-нибудь еще». (Марциан в 14-й книге «Институций», Д.48.6.3.4, пер. А.В.Щеголева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.2, с.77])
(№ 2597). «Телесное оскорбление наносит тот, кто кого-нибудь толкнет; иначе обстоит дело, если кто-нибудь кого-нибудь растлит или [с.113] привлечет к суду за растление; такое дело карается экстраординарно, ибо изнасилование карается смертной казнью». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну V 4, 4 [Юлий Павел 1998, с.111-113])
(№ 2598). «Таков же закон Юлия, направленный против прелюбодея; он казнит смертью не только осквернителей чужого брака; но и тех, которые удовлетворяют свои половые страсти посредством мальчиков». (Институции Юстиниана IV 18, 4 [Институции 1998, с.375])
(№ 2599). Титул «К закону Корнелия об убийцах и отравителях [81 г. до н.э.]». «…и тот, кто оскопит человека ради сладострастия либо продажи, - в силу сенатусконсульта они подвергаются наказанию по закону Корнелия» (Марциан в 14-й книге «Институций», Д.48.8.3.4, пер. А.В.Щеголева [Дигесты 2002-06, т.7, ч.2, с.87])
(№ 2600). «Если кто-либо ради наслаждения или продажи кастрирует человека против его воли, или поручит кастрировать, будь ли то [с.141] свободный или раб, он карается смертной казнью; благородные же ссылаются на острова с конфискацией имущества». (Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну V 23, 13 [Юлий Павел 1998, с.139-141])
(№ 2601). Титул «К Аквилиеву закону» касается возмещения причиненного ущерба. «И если кто-то кастрировал [твоего раба] мальчика и тем сделал его дороже, то, как говорит Вивиан, Аквилиев закон не применяется, но взамен нужно предъявить иск об оскорблении или возбудить дело о возмещении в учетверенном размере противоправного ущерба на основании эдикта эдилов» (Ульпиан в 18-й книге «Комментариев к эдикту», Д.9.2.27.28, пер. Т.А.Бобровниковой [Дигесты 2002-06, т.2, с.415])
Тертуллиан
Датировка сочинений см. [Тертуллиан 1994, с.19].
(№ 2602). «И сколько существует на свете прелюбодеяний, разврата, продажной любви (будь то в публичном доме или на улице), столько и смешения кровей, сочетания родов, а отсюда – поводов к кровосмешению. Отсюда во множестве берут свое начало сюжеты мимов и комедий, отсюда происходит и следующая трагедия, разбиравшаяся в суде при префекте Рима Фусциане [193 г.]. Маленький мальчик из приличной семьи по недосмотру домочадцев вышел из дома на улицу и, следуя за прохожими, пропал из дома. А возможно, что его по греческому обыкновению похитил от самого порога воспитывавший его гречонка. Оказавшись в Азии и с возрастом переменив внешность, он уже в расцвете сил попадает в Рим на невольничий рынок. Его покупает ничего не подозревающий отец и пользуется им, как греком. Впоследствии случается так, что господин отсылает юношу в деревню в кандалах. А там уже находились наказанные из-за него его учитель и кормилица. И вот когда они рассказывают друг другу историю своих бедствий, им открывается все дело. Те говорят, что у них пропал воспитанник, а он – что сам пропал в детстве из дома. Сходится и то, что он родился в Риме в приличном доме, возможно, что у юноши отыскались и некоторые приметы. Так, по воле Бога, людскому взору открывается это давнее преступление, а сила памяти крепнет день ото дня, и протекшее время соответствует возрасту юноши. Вспоминаются и некоторые зрительные подробности, а на теле отыскиваются характерные приметы. Необходимость удостовериться в этом побуждает господ, а вернее будет сказать, родителей, к продолжению расследования. Разыскивают и, к несчастью, находят торговца невольниками. Грех открыт, родители налагают на себя руки, и префект передает имущество сыну, не в добрый час оказавшемуся в живых, - не как наследство, а как возмещение за разврат и кровосмешение. Одного этого примера ваших преступлений вполне достаточно, - ведь в делах людских все повторяется. А вот таинства нашей религии, я думаю, можно осудить только раз. Но вы не прекращаете нападок и наши таинства уподобляете вашим повседневным делам». (Тертуллиан. К язычникам I 16, пер. И.Маханькова [Тертуллиан 1994, с.57])
(№ 2603). «[Ирония Тертуллиана] Мы равным с вами образом покушаемся на богов, одинаково навлекаем на себя их гнев. У вас имеется также и третий род, который происходит не от третьего обряда, а от третьего пола. Этому полу, составленному из мужчины и женщины, удобнее сочетаться с мужчинами же и женщинами. Уж не задели ли мы вас самим нашим обществом? Ведь сходство дает повод для соперничества». (Тертуллиан. К язычникам I 20, пер. И.Маханькова [Тертуллиан 1994, с.60])
(№ 2604). «После того как похоть Юпитера закалилась в кровосмешении, мог ли он сколько-нибудь колебаться, когда ему доводилось совершать менее значительные проступки, то есть заниматься прелюбодеянием и развратом? Поэзия вволю над ним порезвилась … то изображают в образе орла, уносящего прочь [мальчика], то в образе поющего лебедя. Не повествуют ли эти басни о постыднейших мерзостях и величайших преступлениях? … Кто еще не окончательно опозорен в баснях, тот не достоин сделаться богом». (Тертуллиан. К язычникам II 13, пер. И.Маханькова [Тертуллиан 1994, с.77-78])
(№ 2605). «Присовокупите к подвигам Геркулеса совершенные им надругательства над девами и женами, подвязки Омфалы и позорно покинутый из-за исчезновения красавчика-юноши поход аргонавтов». (Тертуллиан. К язычникам II 14, пер. И.Маханькова [Тертуллиан 1994, с.78-79])
(№ 2606). «Поэтому я хочу рассмотреть заслуги их [богов] – таковы ли они, что вознесли их на небо или, напротив, низвергли в бездну ада. … Ибо туда обычно упрятывают … нарушителей супружеской верности, и похитителей девиц, и осквернителей отроков … - словом, всех, кто хоть чем-то подобен какому-либо вашему богу». (Тертуллиан. Апология 11, пер. Н.Щеглова [Отцы III века 1996, т.1, с.334])
(№ 2607). «Но когда вы наравне с Юнонами, Церерами и Дианами поклоняетесь Ларентине, публичной женщине, как богине … когда вы царского любимца включаете в число небожителей, то ваши древние боги, хотя они и сами не лучше, имеют право считать вас своими оскорбителями, так как вы другим приписываете то, что древность усвоила им одним». (Тертуллиан. Апология 13, пер. Н.Щеглова [Отцы III века 1996, т.1, с.336-337])
(№ 2608). «Его [Христа] Отец не был любовником ни чешуйчатым, ни рогатым, ни оперенным». (Тертуллиан. Апология 21, пер. Н.Щеглова [Отцы III века 1996, т.1, с.344])
(№ 2609). «А что окажется, если мы сравним философов с христианами в отношении целомудрия? Передо мною часть приговора о Сократе: он признается растлением юношей. А христианин не изменяет и женскому полу». (Тертуллиан. Апология 46, пер. Н.Щеглова [Отцы III века 1996, т.1, с.371])
(№ 2610). «Главная притягательность театра заключается в гадости, которую жестами изображает ателланец, разыгрывает с женскими ужимками мим, оскорбляя стыдливость и нравственность зрителей, которой пантомим с малолетства позорит свое тело, чтобы впоследствии стать актером». (Тертуллиан. О зрелищах 17, пер. Э.Г.Юнца [Тертуллиан 1994, с.287])
(№ 2611). «Осуждая любое притворство, помилует ли Он актера, подделывающего голос, возраст, пол, представляющего из себя влюбленного или гневливого человека, проливающего лживые слезы или испускающего ложные вздохи? Когда в Законе Он объявляет мерзостью мужчину, который носит женскую одежду [Втор. 22, 5], неужели Он не осудит того, кто перенимает женскую одежду, походку и голос? … (24) Нужны ли еще доказательства того, что все виды зрелищ богопротивны? Если они – творения дьявола (а все, что не от Бога, происходит от дьявола), то именно от этого при крещении мы отреклись…» (Тертуллиан. О зрелищах 23, пер. Э.Г.Юнца [Тертуллиан 1994, с.290])
(№ 2612). «Давайте жениться ежедневно, - и Судный день застигнет нас, как Содом и Гоморру. Вероятно, жители тех городов занимались не только женитьбой и торговлей, но когда Господь говорит: Они женились и покупали [Лук. 17, 27 сл.], - Он называет важнейшие плотские и мирские пороки, которые, как ничто другое, отвлекают от служения Богу: первый – жаждой наслаждений, второй – жаждой наживы. Но жители Содома и Гоморры грешили задолго до конца света. Какая же участь ожидает нас …?» (Тертуллиан. К жене I 5, пер. Э.Г.Юнца [Тертуллиан 1994, с.337])
(№ 2613). «…Посмотри на проституток – торжище публичной похоти! Посмотри на лесбиянок [frictrices]! А если для тебя предпочтительнее отвести глаза от такого позора убитой прилюдно чистоты, взгляни тогда на дам высокого света: ужо увидишь «матрон»!» (Тертуллиан. О плаще IV 9 [Тертуллиан 2000, с.78])
(№ 2614). «Начиная с этого возраста [14 лет], каждый пол становится стыдливее и старается тщательнее прикрыть свою наготу; и вожделение пользуется глазами как наблюдателями, делает совместным удовольствие, понимает существующее положение вещей, свои чресла словно фиговым покровом подпоясывает похотью, выводит человека из рая непорочности, горя желанием совершить затем и прочие грехи, в том числе, и противоестественные, так как действует уже не в соответствии с устройством природы, а в согласии с пороком». (Тертуллиан. О душе 38, 2 [Тертуллиан 2004, с.108])
(№ 2615). «Платон же его дает [бессмертие] не всем подряд душам философов, но душам тех, кто философию облекает любовью к мальчикам. Столь великое преимущество у философов имеет порочность!» (Тертуллиан. О душе 54, 2 [Тертуллиан 2004, с.130])
(№ 2616). «В эфире успение наше с платоновскими мальчиками, или в воздухе с Арием, или около Луны с Эндимионами стоиков?» (Тертуллиан. О душе 55, 4 [Тертуллиан 2004, с.131-132])
(№ 2617). «И вообще я не вижу, чтобы Богом осуждалась какая-либо одежда, разве только женская – на мужчине, ведь сказано: «Ибо проклят всякий надевающий женское» (Втор. 22, 5). Тога же даже по своему названию принадлежит мужчине». (Тертуллиан. Об идолопоклонстве 16, пер. И.Маханькова [Тертуллиан 1994, с.263])
Антонин Каракалла
(№ 2618). «Его [Антонина Каракаллы] жена была дочерью префекта претория по имени Плавтиан. (6) Про него, человека в ранней молодости незначительного, некоторые говорили, что он подвергся изгнанию, уличенный в заговорах и многих преступлениях. Он был соотечественником Севера (ведь он тоже – ливиец): одни утверждали, что он – родственник Севера, а другие злословили, утверждая, что он в цветущем возрасте был его любовником. Как бы то ни было, Север, выведя его из низкого и незначительного состояния, обеспечил ему высокое положение, наградил его необыкновенным богатством, даря ему имения казненных, и чуть ли не делил с ним власть». (Геродиан III 10, 5-7, пер. М.Н.Ботвинника [Геродиан 1996, с.61])
(№ 2619). «…Антонин отправился в Илион. (4) Обойдя развалины города, он пришел к могиле Ахилла, роскошно украсил ее венками и цветами и отныне стал подражать Ахиллу. В поисках какого-нибудь Патрокла он затеял вот что. Был у него любимец-вольноотпущенник по имени Фест, состоявший при нем в секретарях. Так вот этот Фест умирает как раз тогда, когда Антонин был в Илионе; поговаривали, что он был отравлен для того, чтобы можно было устроить погребение наподобие Патроклова; другие, правда, говорили, что он умер своей смертью. (5) Антонин велит принести труп и разложить большой костер; затем, положив его посередине и заклав разных животных, он сам зажег костер, взял чашу и, совершая возлияние, обратился с молитвой к ветрам. Волосами он был весьма беден; поэтому когда он хотел бросить в огонь локон, то вызвал общий смех: он отрезал все волосы, какие у него только были». (Геродиан IV 8, 3-5, пер. А.К.Гаврилова [Геродиан 1996, с.77])
(№ 2620). «Были у него [Каракаллы] два префекта претория … другой, его звали Макрин, чрезвычайно опытный в судебных делах и особенно сведущий в законах. Над ним Антонин то и дело насмехался публично, говоря, что он не воин и ни на что не годен. Дошло до совершенного глумления: (2) прослышав, что Макрин ведет свободный образ жизни, брезгует дурной и негодной пищей и питьем, которыми Антонин как истинный воин, конечно же, наслаждается, видя его одетым в короткий плащ или в другую сколько-нибудь изящную одежду, Антонин стал злословить, что тот не мужествен и страдает женской слабостью; при этом он всегда грозился убить его. Макрин тяжело переносил это и очень негодовал». (Геродиан IV 12, 1-2, пер. А.К.Гаврилова [Геродиан 1996, с.81])
(№ 2621). «Так вот, прошло всего несколько дней после того, как Антонин казнил брата этого Марциалия по клеветническому и оставшемуся недоказанным обвинению; и над самим Марциалием Антонин издевался, говоря, что он не мужчина, что он трус и Макринов дружок. (2) Зная, что он скорбит об убитом брате и задет издевками Антонина, Макрин посылает за ним; совершенно в нем уверенный … он убеждает его выждать удобный случай и нанести удар Антонину». (Геродиан IV 13, 1-2, пер. А.К.Гаврилова [Геродиан 1996, с.82])
Макрин
(№ 2622). «Вот слова Аврелия Виктора, который имел прозвище «Пиний»: (3) Макрин – вольноотпущенник, человек из дома терпимости, исполнявший рабские обязанности в императорском доме, человек с продажной совестью, ведший при Коммоде грязную жизнь, отстраненный Севером даже от самых жалких должностей, занялся чтением, вел мелкие судебные дела, выступал с речами, наконец – обучал в школе, (4) затем, получив золотое кольцо, он благодаря покровительству своего совольноотпущенника Феста стал при Антонине Вере адвокатом императорского казначейства. (5) Но и эти данные ставятся под сомнение». (Юлий Капитолин (?). Опилий Макрин 4, 2-3 [Властелины Рима 1992, с.123])
(№ 2623). «…они [воины] убили его [Макрина] вместе с сыном Диадуменом, получившим прозвание Антонина, о котором говорили, что Антонином он был только во сне. (2) По этому поводу имеются следующие стихи:
Видели, граждане, мы в сновиденьях как будто и это:
Мальчик тот самый носил Антониново имя, который
Был порожден продажным отцом, но матерью скромной:
Блудников сотне она отдавалась и сотни искала.
Блудником был он и сам плешивым, потом же и мужем.
Вот вам и Пий, вот и Марк, а вот Вером он вовсе и не был.
(3) Эти стихи переведены с греческого языка на латинский: по-гречески они очень звучные, а переведены они, мне кажется, каким-то площадным поэтом». (Юлий Капитолин (?). Опилий Макрин 14, 1-3 [Властелины Рима 1992, с.128])
Антонин Гелиогабал
(№ 2624). «Он [Гелиогабал] впал в такое сумасшествие, что всех актеров со сцены и из общественных театров перевел на высшие государственные дела; префектом претория он назначил какого-то человека, бывшего в молодости плясуном и публично плясавшего в римском театре; (7) возвысив таким же образом и другого со сцены, он назначил его руководить воспитанием юношества, следить за благонравием и проверять всех вступающих в сенат или в сословие всадников. Возницам, комическим и мимическим актерам он доверил важнейшие из императорских поручений. Рабам же своим или вольноотпущенникам в меру их известности в постыдных делах он доверил проконсульскую власть над провинциями». (Геродиан V 7, 6-7, пер. В.С.Дурова [Геродиан 1996, с.96])
(№ 2625). «Более нечистой, чем он, не была даже ни одна распутная и похотливая женщина, ибо он выискивал во всем свете самых отъявленных распутников, чтобы смотреть на их искусство разврата и самому испытывать его на себе» (Аврелий Виктор. О цезарях XXIII. Гелиогабал 1, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.99])
(№ 2626). «(3) Прибыв в Рим, где его с большим нетерпением ожидали солдаты и сенат, он опозорил себя всеми видами разврата. Не будучи в состоянии по физическим недостаткам своей натуры сам удовлетворять свои страстные вожделения, он решил направлять страсти других на самого себя и объявил себя женщиной Бассианой вместо Бассиана. Он как бы вступил в брак с весталкой, но потом, оскопив себя, посвятил себя Великой Матери богов» (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров XXIII. Гелиогабал, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.144])
(№ 2627). «[с.134] (1, 1) Я никогда не стал бы описывать жизнь Гелиогабала Антонина, который назывался также Варием (пусть бы никто не знал, что он был римским государем), если бы раньше это же государство не имело Калигул, Неронов и Вителлиев. …
[с.136] (5, 1) Когда он проводил зиму в Никомедии, занимаясь всяким грязным развратом, отдаваясь мужчинам и ведя себя по-свински, воины сразу раскаялись в том, что они сделали, - именно в том, что они составили заговор против Макрина с целью поставить государем этого Гелиогабала. … (2) В самом деле, кто способен терпеть государя, у которого все полости тела служат для похоти, если даже зверя такого никто не потерпит? (3) Наконец, и в Риме у него было только одно занятие: он имел при себе рассыльных, которые разыскивали для него людей с большими половыми органами и приводили их к нему во дворец для того, чтобы он мог насладиться связью с ними. (4) Кроме того, у себя во дворце он разыгрывал пьесу о Парисе, сам исполняя роль Венеры, причем одежды его внезапно падали к его ногам, а сам он, обнаженный, держа одну руку у сосков груди, другой прикрывая срамные части тела, опускался на колени, выставляя свой зад, выдвигая его и подставляя своему любовнику. (5) Кроме того, он раскрашивал себе лицо так, как рисуют Венеру; все тело у него было вылощено. Он видел главный смысл жизни в том, чтобы быть достойным и способным удовлетворять похоть возможно большего числа людей. …
(6, 4) Многих, чьи тела ему понравились, он переводил со сцены, из цирка и с арены во дворец. (5) Гиерокла он так любил, что целовал его в пах (даже говорить об этом стыдно), уверяя, что этим он совершает священнодействия в честь Флоры. … (7) … Он хотел уничтожить не только римскую религию, но и другие религии на всем земном круге; он стремился к единой цели – чтобы повсюду поклонялись [с.137] богу Гелиогабалу. …
(7, 3) Жалобными криками и воем сирийского культа он изображал из себя Саламбо, тем самым давая себе знамение грозившей ему гибели. …
[с.138] (8, 6) Он устроил общественные бани в здании дворца и открыл для народа бани Плавциана, чтобы благодаря этому иметь возможность набирать для своих утех людей с большими половыми органами. (7) С той же целью он тщательно заботился о том, чтобы по всему городу и среди всех матросов разыскивали онобелов: так называли тех, кто казался более мужественным. …
(10, 5) Гелиогабал справил свой брак с Зотиком и совокупился с ним, причём была у него и посаженная мать, и он кричал: «Разрезай, [с.139] Магир» - и все это в то время, когда Зотик был болен. (6) Затем он самым бесстыдным образом спрашивал философов и очень почтенных людей, испытывали ли они в юности то, что испытывает сейчас он; (7) он не только никогда не избегал непристойных выражений, но и изображал пальцами бесстыдное действие и не проявлял никакого стыда в обществе, даже когда его слышал народ. …
(12, 2) На прочие почетные должности он выдвигал тех, кто заслужил его благосклонность благодаря огромным размерам своих срамных органов… (4) На пирах он помещал рядом с собой чаще всего продажных мужчин, находя особенное удовольствие в том, чтобы прикасаться и прижиматься к ним; из их рук он главным образом и принимал кубок, когда пил. …
[с.144] (24, 1) … В одно мгновение он заполнял водоёмы вином, приправленным розами и цветами роз, и мылся со своими приближенными, устраивая в то же время горячие ванны из нарда. …
[с.145] (25, 4) В мимах он приказывал по-настоящему исполнять развратные действия, на которые обычно делаются только намёки. …
[с.146] (26, 3) …он собрал в общественное здание всех блудниц и, словно на солдатской сходке, произнес перед ними речь, называя их соратниками; он рассуждал о разного рода положениях тела и наслаждениях. (4) Потом он созвал на такую же сходку собранных отовсюду сводников, продажных мужчин и самых развращенных мальчиков и молодых людей. (5) К блудницам он вышел в женском уборе, обнажив одну грудь, а к продажным мужчинам – в одежде мальчиков, занимающихся проституцией; после речи он объявил им, словно это были воины, о денежном подарке по три золотых и просил их молить богов о том, чтобы у него были и другие воины, достойные их похвалы. …
(27, 7) … Гелиогабал приказал раздать годичный запас хлеба, принадлежащий римскому народу, блудницам, сводникам и продажным мужчинам, жившим в стенах города, пообещав другую такую же выдачу тем, которые жили за городом. …
[с.148] (31, 5) Став императором, он, говорят, возил за собой даже шестьсот повозок… (6) Причиной такого множества повозок было огромное количество сводников, сводниц, блудниц, продажных мужчин, а также его любовников с большими половыми органами. (7) … Он собственноручно брил лобки своим любовникам и той же бритвой пользовался потом для своей бороды. …
[с.149] (32, 5) Часто он запирал своих друзей в спальных покоях вместе с эфиопскими старухами и держал их там до рассвета, говоря, что им предоставлены писаные красавицы. (6) То же он проделывал и с мальчиками: тогда, именно – до Филиппа, это считалось позволительным. …
(33, 1) Он придумал некоторые новые виды разврата, так что превзошел любимцев прежних императоров и хорошо знал ухищрения Тиберия, Калигулы и Нерона. …
[с.141] (16, 5) Но воины, и главным образом преторианцы … сговорились между собой и составили заговор с целью освободить государство. Прежде всего были умерщвлены различными способами соучастники его разврата, одних убили, отрубив им необходимые для жизни органы, другим пронзили нижнюю часть тела, чтобы их смерть соответствовала образу их жизни.
(17, 1) После этого бросились на Гелиогабала и убили его в отхожем месте, куда он бежал. … [с.142] (6) Он – единственный из государей, чей труп тащили по улицам, кинули в клоаку и сбросили в Тибр» (Элий Лампридий (?). Антонин Гелиогабал [Властелины Рима 1992, с.134-150])
Александр Север
(№ 2628). «(15, 1) Начав действовать как Август, он прежде всего отстранил от государственных дел, от службы и должностей всех судей, которых тот грязный человек выдвинул из числа самых мерзких людей; затем он произвел чистку сената и сословия всадников. (2) … Произвел он чистку и в своем Палатинском дворце и во всей своей свите, отстранив от придворной службы всех непотребных и опозоренных людей, а в дворцовой обслуге он позволил остаться только тем, кто был необходим». (Элий Лампридий (?). Александр Север 15, 1-2 [Властелины Рима 1992, с.157])
(№ 2629). «(34, 2) Карликов, карлиц, дураков, продажных мужчин – певчих, всяких виртуозов и пантомимов он подарил народу. Тех, кого нельзя было использовать, он роздал поодиночке на прокормление отдельным городам … (4) Распутных женщин, огромное число которых он нашел во дворце, он приказал предоставить народу, а продажных мужчин, с которыми тот негодяй обычно предавался мерзейшему разврату, он отправил в ссылку, причем некоторые из них утонули во время кораблекрушения». (Элий Лампридий (?). Александр Север 34, 2-4 [Властелины Рима 1992, с.165])
(№ 2630). «(24, 3) Налог со сводников, блудниц и продажных мужчин он запретил вносить в священное казначейство и назначил его на государственные расходы по ремонту театра, цирка, амфитеатра, стадиона. (4) Он имел намерение запретить мужчинам торговать собою – то, что впоследствии осуществил Филипп, - но побоялся, что открытый позор превратится после запрещения в скрытый разврат, так как люди, одержимые бешеными страстями, стремятся к недозволенному, особенно тогда, когда оно запрещено» (Элий Лампридий (?). Александр Север 24, 3-4 [Властелины Рима 1992, с.161])
Максимины
(№ 2631). «[238 г.] (2, 3) Из-за его [Максимина младшего] исключительной красоты друзья Максима, Бальбина и Гордиана, особенно сенаторы, распускали про него позорящие слухи – они не хотели, чтобы этот словно спустившийся с небес прекрасный образ оставался незапятнанным. (4) В то время как он вместе с отцом ходил вокруг стен Аквилеи, предлагая городу сдаться, ему только и бросали обвинения в грязном разврате, от которого он был далек в своей жизни». (Юлий Капитолин (?). Максимин Младший 28 (2), 3 [Властелины Рима 1992, с.195])
Филипп
(№ 2632). «(6) Но император Филипп … проходя случайно мимо дома терпимости и увидев перед ним юношу, похожего по виду на его сына, принял почтеннейшее решение запретить привлечение мужской молодежи к разврату. (7) Все же это продолжает существовать, ибо в новых прибежищах разврата люди стали стремиться к наихудшим его видам и с особой страстью ищут опасностей в действиях, запретных для человека. (8) К этому надо добавить еще и то, что этрусское искусство уже давно распевало по этому поводу иное, убеждая [людей] в том, что каждый изнеженный человек может быть счастлив, в то время как добрые люди большей частью остаются без успеха. (9) Я же определенно думаю, что они в этом заблуждаются: в самом деле, какая бы ни была удача в делах человека, разве он может быть счастлив, лишившись целомудрия? [Наоборот], сохранив его, он легко перенесет все трудности» (Аврелий Виктор. О цезарях XXVIII. Филипп 6-9, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.102-103])
Киприан
(№ 2633). «[О театре] Мужчины превращаются в женщин, так что вся честь и крепость пола бесчестится видом изнеженности тела, и, чем кто лучше успеет преобразиться из мужчины в женщину, тем больше нравится – за большее преступление получает большую похвалу и, чем становится гнуснее, тем считается искуснее. И вот на него смотрят, и – какое нечестие! – смотрят с удовольствием.
…
О, если бы ты мог с этой высоты проникнуть своим взором в их уединение, открыть потаенные двери в их покои и со светильником совести войти во внутренние их храмины! Ты увидел бы, что эти безумные делают то, на что не может смотреть целомудренное око, ты увидел бы то, что видеть преступно, ты увидел бы, что обезумевшие от пороков отрицают сделанное и спешат делать то, что отрицали. Мужчины похотствуют с мужчинами. … Не дивись, что эти люди говорят таким языком – их уста никогда не превзойдут в разврате их сердца». (Киприан Карфагенский. К Донату о благодати божией (Письмо 1) [Отцы III века 1996, т.2, с.351])
Карин
(№ 2634). «(16, 1) [Карин] Это был человек, обесславленный в большей степени, чем кто-либо другой, прелюбодей, часто развращавший молодежь (стыдно говорить о том, что пишет в своем сочинении Онезим), да и сам дурно пользовавшийся свойствами своего пола. …
(8) Ему настолько скучно было составлять заключения, что он посадил писать их какого-то грязного бездельника, с которым он всегда забавлялся в полдень и часто бранил, что тот очень хорошо подделывает его руку». (Флавий Вописк (?). Кар, Карин и Нумериан [Властелины Рима 1992, с.323-324])
(№ 2635). «[Карин] Он делами далеко превзошел самое имя тирана. Посрамление благородных детей сделалось так обыкновенно, что не считалось уже посрамлением. Преступления этого рода были делом обыденным». (Евнапий, фр.4 [Византийские историки 2003, с.79-80])
(№ 2636). «Поругание женщин и беззаконные поступки с отроками благородного происхождения не считались и посрамлением». (Евнапий, фр.89 (неуст.место) [Византийские историки 2003, с.139])
3. Период домината (284-476)
Историки
(№ 2637). «[О Максимиане Геркулии] В этом пагубном человеке была, кроме всего прочего, страсть не только к совращению мужчин, что уже противно и мерзко, так еще – к осквернению дочерей лучших граждан». (Лактанций. О смертях преследователей 8, 5 [Лактанций 1998, с.140])
(№ 2638). «(46) Несмотря на такое управление, правители все же не остались незапятнанными пороками. Геркулия обуревало такое сластолюбие, что он не мог сдерживаться от посягательства даже на тела заложников» (Аврелий Виктор. О цезарях XXXIX. Диоклетиан 46, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.116])
(№ 2639). «(23) Констант возгордился этой своей победой, но так как он по молодости лет был очень неосторожен и необузданного нрава, к тому же поддавался влиянию дурных своих слуг, был, кроме того, крайне жаден и пренебрегал военными силами, он на десятом году после своего триумфа сделался жертвой преступления Магненция, но успел подавить восстание соседних племен. (24) Он за деньги брал себе в заложники красивых мальчиков и ухаживал за ними, так как установлено, что он был предан пороку такого рода. (25) О, если бы он все же остался жить со своими пороками! Ибо при грубом и суровом характере Магненция как выходца из варварского племени, все, что случилось потом, настолько затмило собой все остальное, что по справедливости стали сожалеть о его правлении» (Аврелий Виктор. О цезарях XLI 23-25, пер. В.С.Соколова [Римские историки 1997, с.121])
(№ 2640). «В какую сторону [в Риме] не пойдешь, наткнешься на толпы этих изуродованных людей [евнухов], и проклянешь память Семирамиды, знаменитой древней царицы, которая впервые кастрировала юных отроков, совершая насилие над природой и отклоняя ее от предначертанного пути; между тем как природе, уже при самом рождении живого существа влагая зародыши семени, дает им как бы указание на пути продолжения рода». (Аммиан Марцеллин XIV 6, 17 [Аммиан 2000, с.38])
(№ 2641). «В течение продолжительных промежутков времени он [Констанций] так строго хранил целомудрие, что о том, чтобы он находился в любовной связи с кем-либо из мужской прислуги, не могло даже возникнуть никакого подозрения, хотя проступки этого рода злоречие сочиняет, даже когда в действительности их не находит, относительно высоких особ, которым все дозволено». (Аммиан Марцеллин XXI 16, 6 [Аммиан 2000, с.238])
Авсоний
«В тех воздушных полях, помянутых Музой Марона,
Миртовый где оттеняет лес влюбленных безумных…
…Никнут там на брегах цветы в туманном сиянье,
Юношей и царей с именами, оплаканных древле:
Эбала сын Гиацинт, Нарцисс, в себя же влюбленный,
Златоголовый Крок, разубранный в пурпур Адонис…
…И с туманной Левкаты готова низринуться Сапфо,
Дева-мужчина, кого погубили лесбийские стрелы…
(№ 2642). (Авсоний. Распятый Купидон 1-2, 8-11, 24-25,
пер. В.Я.Брюсова [Авсоний 1993, с.109])
(№ 2643). «…Ибо прав Марциал:
Пусть шаловливы стихи – жизнь непорочна моя.
Пусть они припомнят, эти ученые люди, как достойнейший Плиний был шаловлив в своих стихах и строг в жизни; как щекотливы были вещицы Сульпиции и как хмур ее вид; Апулей был в жизни философом, а в эпиграммах любовником; Цицерон учил нравственности, а в письмах заигрывал с Цереллией; а в «Пире» Платона целые панегирики посвящены красивым мальчикам». (Авсоний. Свадебный центон. Заключение, пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.150])
«Я – девятый лирик, и я – десятая Муза:
В Лесбосе я рождена, но Пиеридам – сестра».
(№ 2644). (Авсоний. Эпиграмма 51 (32).
На изображение Сапфо, наполовину по-гречески,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.211])
«В дважды восемь лет, когда уже свежие щеки
Нежного Главции стал первый пушок покрывать
И перестали гадать, то ли девочка он, то ли мальчик, -
День роковой погубил всю молодую красу.
Но и в толпе мертвецов тебе не дано затеряться,
Не поплывет по волнам Стикса унылая тень –
Или ко трону сойдешь Персефоны, как новый Адонис,
Или Юпитеру ты будешь второй Ганимед».
(№ 2645). (Авсоний. Эпиграмма 62,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.213])
«Случай был недавно такой (поэты не верят,
Но говорю я не ложь: сам я свидетелем был).
Есть городок Валлебана, где в самку самец превратился:
Павою стал Павлин прямо у всех на глазах.
Все дивилися чуду; но тут же в соседней отаре
<Агнец из ярки предстал: сделалась самка самцом>.
Что вы дивитесь, глупцы? Знакомая эта новинка –
Или Назоновых книг вы не держали в руках?
Отпрыск Сатурна, Конс, мужчиною сделал Кениду,
Вещий Тиресий успел мужем побыть и женой.
Гермафродит-полумуж явился в волнах Салмакиды,
Плиний видел, как встарь свадьбу справлял андрогин;
Даже в недавние дни в городке Беневенте Кампанском,
Быв в совершенных летах, юноша девушкой стал.
Да и к чему мне искать молву старинных свидетельств?
Сам я мужчина, и вот – чувствую женскую страсть».
(№ 2646). (Авсоний. Эпиграмма 76,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.215])
«Этот муж-правовед живет с неверной женою,
Папиев любит закон, Юлиев – наоборот.
Спросишь, зачем? Он сам – полумуж. Скантиниев страшен
Был бы закон для него, Титиев – наоборот».
(№ 2647). (Авсоний. Эпиграмма 92,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.217-218])
«Наяды, вы в неистовстве
С любовью злой и тщетною:
Эфеб сей станет цветиком!»
(№ 2648). (Авсоний. Эпиграмма 98. Нимфам, утопившим Гиласа,
пер. Ю.Ф.Шульца [Авсоний 1993, с.217])
«Если б другого желал, ты достиг бы, Нарцисс, обладанья.
Ныне ты полон любви, но наслаждения нет».
(№ 2649). (Авсоний. Эпиграмма 99, пер. Ю.Ф.Шульца [Авсоний 1993, с.218])
«Кто, любя красоту, не страдал об этом подростке,
Коему встретить пришлось смерть над своей красотой?»
(№ 2650). (Авсоний. Эпиграмма 100,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.218])
«Был мой родитель Гермес, а мать была Афродита,
Тело и имя мое смешано: Гермафродит.
Пол мой двойной, но в этой двоякости нет совершенства:
Мне не дана ни та и ни другая любовь».
(№ 2651). (Авсоний. Эпиграмма 102,
пер. М.Л.Гаспарова [Авсоний 1993, с.218])
Переработка АП IX 783.
«Стелла, ты прежде живым блистал восходящей звездою;
Теням, скончавшись, теперь светишь закатной звездой».
(№ 2652). (Авсоний. Эпиграмма 144,
пер. Ю.Ф.Шульца [Авсоний 1993, с.222])
Перевод из Платона.
Клавдиан
«Здесь и ты, Гиацинт, в печальном образе скорбный,
Здесь и Нарцисс, красой преславный средь отроков древле,
Ныне – средь вешних цветов. Тебя Амиклы вскормили,
Он Геликоном рожден, ты диском неверным загублен,
Он – обманом ручья, тебя с челом помраченным
Делий оплакал, его – камыш поникший Кефиса».
(№ 2653). (Клавдиан. Похищение Прозерпины II 131-136,
пер. Е.Рабинович [Латинская поэзия 1982, с.253-254])
Сравните:
«Дева играла на мягком лугу и цветы собирала,
Ирисы, розы срывая, фиалки, шафран, гиацинты,
Также нарциссы – цветок, из себя порожденный Землею…»
(№ 2654). (Гомеров гимн V к Деметре, ст.6-8 [Поэты 1999, с.155],
также см. ст.426-428 [Там же, с.164])
Христианские авторы
(№ 2655). «[О Симоне-маге и императоре Нероне] А когда внутри они оказались, вошли в спаленку поукромнее; и уж не знаю, что за странные и волшебные наставления Симон Нерону делал, но показал ему всё, на что горазд и в чем ловок был». (Страсти апостолов Петра и Павла (краткие) 3 [Апокрифические деяния апостолов 2000, с.259])
(№ 2656). «[Нерон] скорбел и в грудь себя бил, сокрушаясь о падении друга этакого [Симона] – мужа, и государству нужного, и для него самого пригожего». (Страсти апостолов Петра и Павла (краткие) 12 [Апокрифические деяния апостолов 2000, с.267])
(№ 2657). «(14-15) Разнузданное распутство, враждебное целомудрию, было там [в Содоме] наподобие закона…» (Аноним. «Стихотворение о Содоме». 166 гексаметров с именем Киприана. Пер. А.И.Малеина [Латышев 1947-52, с.957 (1949, № 3, с.237)])
Арнобий
Против язычников
(№ 2658). «Также и всеми теми … которые внушают общность браков, которые ложатся вместе с красивыми, распущенными, нагими мальчиками – вы восхищаетесь, рукоплещете им, превозносите их до звезд небесных, помещаете в книгохранилищах…» (Арнобий. Против язычников I 64 [Арнобий 1917, с.57])
(№ 2659). «[Неужели] Для того Он послал души, чтобы они, будучи в мужчинах, развратничали, а будучи в женщинах, делались блудницами, арфистками, играли на цитре, предавались проституции, отдавали свою девственность всем на поругание, были доступными в публичных домах, предлагали себя в притонах, ни от чего не отказываясь и готовых за деньги на самые отвратительные мерзости [ad oris aere conparatae constuprationem]?» (Арнобий. Против язычников II 42 [Арнобий 1917, с.101])
(№ 2660). «Не покровительствует ли Венера воинская лагерным мерзостям [flagitiis] и обесчещению мальчиков?» (Арнобий. Против язычников IV 7 [Арнобий 1917, с.180]) Странная цитата, но, видимо, взята из Варрона.
(№ 2661). «Мало того, - не довольствуясь приписыванием [с.203] богам любви к женскому полу, вы присоединяете еще любовь богов к мужескому полу. Один любит Гила, другой увлекается Гиацинтом, тот пылает страстью к Пелопу, этот страдает от страсти к Хрисиппу, Катамит похищается, чтобы доставлять удовольствия [богам] и быть виночерпием, и у Фабия на мягких задних частях выжигается [молнией] знак, чтобы его называли любимцем [pullus] Юпитера». (Арнобий. Против язычников IV 26 [Арнобий 1917, с.202-203])
(№ 2662). «Некоторые из них [богов] выставляются влюбленными и прелюбодеями, вступающими в постыдные и преступные связи не только с женщинами, но и с лицами мужеского пола». (Арнобий. Против язычников IV 33 [Арнобий 1917, с.208])
(№ 2663). «Алкмена, Электра, Латона, Лаодамия, тысячи других дев и тысячи матерей и вместе с ними мальчик Катамит лишаются добродетели целомудрия: везде те же речи об Юпитере, и нет ни одного вида мерзости, соединенного с распутством, который не ставился бы в связь с его именем…» (Арнобий. Против язычников V 22 [Арнобий 1917, с.238])
(№ 2664). «Можете ли вы сообщать своим несовершеннолетним детям о том, какие условия заключал Либер с своими любовниками?» (Арнобий. Против язычников V 29 [Арнобий 1917, с.246])
(№ 2665). «Кто [сообщает], что они имели непозволительную страсть к красивым мальчикам и миловидным юношам?» (Арнобий. Против язычников V 31 [Арнобий 1917, с.248])
(№ 2666). «[Условный оппонент:] Все те сказания, которые кажутся тебе гнусными и ведущими к опозорению богов, заключают в себе священные тайны и достойные удивления и глубокие идеи, в которые нелегко всякому проникнуть силою ума». (Арнобий. Против язычников V 32 [Арнобий 1917, с.248])
(№ 2667). «Та сосна, которая торжественно вносится в святилище Матери богов, не служит ли образом того дерева, под которым Аттис кастрировал себя, и которое богиня, как говорят, посвятила себе в утешение от своей скорби? То выставление phallorum fascinorumque, которые чрез ежегодные обряды чтут и прославляют в Греции, не представляет ли образ того позорного поступка, посредством которого Либер исполнил свое обещание?» (Арнобий. Против язычников V 39 [Арнобий 1917, с.255])
(№ 2668). «Но если эти сказания вы признаете написанными аллегорически [о Зевсе и Деметре, Аиде и Персефоне, Дионисе и титанах, Аресе и Афродите], то что будет с прочими, которые, как мы видим, не допускают подобного рода превращений? Что мы должны понимать под теми постыдными движениями [fluctibus], которые сын Семелы в пылу страсти производил на могильном холме? Что [должны мы понимать] под похищенными и поставленными для услуг в наслаждениях Ганимедами?» (Арнобий. Против язычников V 44 [Арнобий 1917, с.259])
(№ 2669). «Неужели Юпитер оставит раздражение, если будет исполнен и продекламирован Амфитрион Плавта, или обуздает он движение гнева, если будут танцевать, изображая Европу, Леду, Ганимеда или Данаю?» (Арнобий. Против язычников VII 33 [Арнобий 1917, с.323])
Лактанций
(№ 2670). «Что же могло быть божественного в нем [Геркулесе], который, охваченный своими пороками, и мужчин, и женщин покрыл, вопреки всем законам, позором, срамом и бесчестьем?» (Лактанций. Божественные установления I 9, 1 [Лактанций 2007, с.56])
(№ 2671). «Что же Аполлон…? Не из-за любви ли, которой был охвачен, он позорнейшим образом пас чужое стадо и воздвиг стены Лаомедонту…? Он же, полюбив прекрасного мальчика, обесчестил его, а во время игры с ним – убил». (Лактанций. Божественные установления I 10, 3 [Лактанций 2007, с.58-59])
(№ 2672). «(10, 12) То же было верхом нечестивости и преступления, что он [Юпитер] увлек к бесчестью царского ребенка. Мало ведь, казалось, что он был опорочен нарушением женской целомудренности, но совершил также насилие и в отношении своего пола: истинно то является непристойностью, что совершил он против природы. …
(11, 1) … Не без изыска некий поэт описал триумф Купидона, сделав Купидона в той книге не только могущественнейшим из богов, но и их победителем. (2) Ибо, перечислив любовное увлечение каждого в отдельности, благодаря которым они оказались под властью и господством Купидона, он описал торжественную процессию, в которой скованный вместе с другими богами Юпитер оказался впереди колесницы триумфатора. Остроумно кто-то из поэтов это придумал, однако это недалеко и от истины. (3) Ибо кто лишен добродетели, кто побежден страстями и похотью, тот подчинен, но не Купидону, как сказал тот поэт, а вечной смерти». (Лактанций. Божественные установления I 10, 12-11, 3 [Лактанций 2007, с.60-61])
(№ 2673). «Говорят, что он похитил, обратившись в орла, Ганимеда: и это поэтический вымысел. Он либо захватил его с помощью легиона, чьим символом является орел, либо имел выполненный в виде орла оплот корабля, на который он посадил того Ганимеда… (22) Те, кто считают себя рассудительными людьми, понимая, что живого и земного тела не может быть на небе, отвергают всю басню про Ганимеда из-за ее лживости и понимают, что все это произошло на земле, поскольку и деяние, и сама страсть земные». (Лактанций. Божественные установления I 11, 19-22 [Лактанций 2007, с.63-64])
(№ 2674). «Ведь для чего другого служат статуя Ганимеда и изваяние орла, когда их ставят в храмах у ног Юпитера и славят наравне с ним, если не для того, чтобы навсегда сохранилась память о нечестивом преступлении и позорном деянии?» (Лактанций. Божественные установления I 11, 29 [Лактанций 2007, с.65])
(№ 2675). «Цицерон говорит, что Греция последовала великому и смелому совету установить в гимнасиях статуи Похоти [Cupidinum] и Любви [Amorum]. Он, очевидно, льстил Аттику или же посмеивался над близким ему человеком. (15) Конечно, это следовало называть не великим советом, но несчастной и горькой извращенностью распутных людей, которые у детей своих, которых должны были обучать высокой нравственности, пробуждали сладострастие юношества. Они хотели, чтобы почитались боги бесчестий, причем в тех местах, где нагие тела открыты растлевающим взорам, и в том возрасте, когда чистый и наивный юноша скорее может быть пленен и попасть в сети [сладострастного обмана], чем проявить осторожность. (16) Что удивительного, если все бесчестия пошли от этого народа, у которого сами пороки освящены религией, и от них не только уклоняются, но и почитают их?». (Лактанций. Божественные установления I 20, 14-16 [Лактанций 2007, с.91])
(№ 2676). «Однако некоторые писатели передают, что Дардан и Иасий были сыновьями Корита, а не Юпитера. Ведь не мог же он, [Юпитер], если бы это было так, иметь с Ганимедом, праправнуком своим, бесстыдную связь». (Лактанций. Божественные установления I 23, 3 [Лактанций 2007, с.107])
(№ 2677). «Всякий же раз, когда нависает опасность, демоны по какой-нибудь нелепой и ничтожной причине заявляют, что они разгневаны. Как, например, Юнона на [Теренция] Варрона за то, что он поместил на колесницу Юпитера прелестного мальчика для присмотра за одеяниями, и по этой причине якобы при Каннах чуть не было уничтожено римское имя. (17) Ведь если Юнона испугалась нового Ганимеда, то почему наказание понесла римская молодежь?» (Лактанций. Божественные установления II 16, 16-17 [Лактанций 2007, с.162])
(№ 2678). «Это они [язычники] торгуют телами своими. Это они, забыв, кем рождены, состязаются в разврате с женщинами; это они, попирая все природные законы, оскверняют и срамят священнейшие части своего тела». (Лактанций. Божественные установления V 9, 17 [Лактанций 2007, с.322])
(№ 2679). «Он же [враг, т.е. дьявол] влечет мужчин к мужчинам, и учредил он нечестивые связи, противные и природе, и установлению Бога. … (10) … Я не могу называть иначе, как нечестивцами и убийцами, тех, кому не хватает [для связей] пола, данного Богом, и они нагло и нечестиво издеваются над своим полом. Это поведение считается у них естественным и как бы даже почетным. …
(18) Как Бог дал нам глаза не для того, чтобы мы искали и добивались наслаждения, но для того, чтобы мы видели то, что необходимо для жизни, так и детородные органы Он дал единственно для того, чтобы, как учит само их наименование, мы производили потомство. (19) В следовании этому божественному закону состоит высшая жертва». (Лактанций. Божественные установления VI 23, 8.10.18-19 [Лактанций 2007, с.420-421])
Иероним
(№ 2680). «Что сладкозвучнее Псалтири? Она, подобно нашему Флакку и греку Пиндару, то течет ямбом, то вещает алкейским стихом, то величественно льется стихом сапфическим, то выступает полустопным стихом». (Иероним. Изложение Хроники Евсевия Памфила. Предисловие [Иероним 1910, с.316])
Августин
О своей молодости
(№ 2681). «(II 1) Я хочу вспомнить прошлые мерзости свои и плотскую испорченность души моей не потому, что я люблю их, но чтобы возлюбить Тебя, Боже мой. Из любви к любви Твоей делаю я это, в горькой печали воспоминания перебираю преступные пути свои. Обрадуй меня, Господи, Радость неложная, Радость счастья и безмятежности, собери меня, в рассеянии и раздробленности своей отвратившегося от Тебя, Единого, и потерявшегося во многом. Когда-то в юности горело сердце мое насытиться адом, не убоялась душа моя густо зарасти бурьяном темной любви, истаяла красота моя, и стал я гнилью пред очами Твоими, - нравясь себе и желая нравиться очам людским.
(2) Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, остановясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности. Обе кипели, сливаясь вместе, увлекали неокрепшего юношу по крутизнам страстей и погружали его в бездну пороков». (Августин. Исповедь II 1-2 [Августин 1991, с.74])
(№ 2682). «Я прибыл в Карфаген: кругом меня котлом кипела позорная любовь. Я еще не любил и любил любить и в тайной нужде своей ненавидел себя за то, что еще не так нуждаюсь. Я искал, что бы мне полюбить, любя любовь: я ненавидел спокойствие и дорогу без ловушек. …
Любить и быть любимым было мне сладостнее, если я мог овладеть возлюбленной. Я мутил источник дружбы грязью похоти; я туманил ее блеск адским дыханием желания. Гадкий и бесчестный, в безмерной суетности своей я жадно хотел быть изысканным и светским. Я ринулся в любовь, я жаждал ей отдаться. Боже мой милостивый, какой желчью поливал Ты мне, в благости Твоей, эту сладость. Я был любим, я тайком пробирался в тюрьму наслаждения, весело надевал на себя путы горестей, чтобы секли меня своими раскаленными железными розгами ревность, подозрения, страхи, гнев и ссоры». (Августин. Исповедь III 1 [Августин 1991, с.86])
О друге Августина. (Августин. Исповедь IV 4 [Августин 1991, с.107-108]), (Августин. Исповедь IV 6 [Августин 1991, с.109-110])
Ранние сочинения
(№ 2683). «Многие называют это филокалией. Не пренебрегай этим словом
только оттого, что оно затерто. Ибо филокалия и философия почти синонимы. Они в
действительности родственны. Ибо что такое философия? Любовь к мудрости. А
филокалия? Любовь к красоте. Справься у греков. А что такое мудрость? Разве она
не есть истинная красота? Итак, они совершенно родные сестры и родились от
одного и того же отца (30): но, хотя филокалия совлечена силками похоти с неба
и заперта простонародьем в клетку, однако, сходство имени удержала для
напоминания ловцу о том, чтобы он не презирал ее. Ее-то, опозоренную,
бескрылую, нищую, свободно парящая сестра узнает часто, но освобождает редко;
ибо филокалия и не знала бы, откуда ведет свой род, если бы не философия».
(Августин. Против академиков II 3, 7 (29-30),
(№ 2684). «Какая нелепая и смешная выдумка о филокалии и философии, о
которых я написал, что они – сестры, рожденные от одного отца! В самом деле,
разве филокалия не выдумка? В данном случае она не имеет ничего общего с
философией. Надо ли принимать это всерьез? В латинском переводе филокалия
означает любовь к прекрасному, но высшая красота заключена в мудрости. Тогда
филокалия и философия в высшей и бестелесной действительности суть одно и то же
и никак не могут быть сестрами». (Августин. Пересмотры I 1, 3,
(№ 2685). «И вот перед самыми дверьми мы увидели петухов, вступивших в чрезвычайно жаркий бой. Захотелось нам посмотреть. Ведь на чем только не останавливаются, где только не бродят взоры любителей в ожидании, когда подает им знак красота разума, распоряжающегося и управляющего всем ведомо и неведомо, та красота, которая влечет к себе жаждущих ее почитателей, где бы и каким бы путем не повелевала она им искать себя! Так и в этих самых петухах стоило посмотреть на вытянутые вперед головы, на растопыренные на головах [с.132] и шеях перья, на ожесточенные удары, на предусмотрительные увертки; да и вообще, как в каждом движении этих лишенных разума тварей не было ничего некрасивого, поскольку всем управлял иной разум, свыше». (Августин. О порядке I 8 [Августин 1998, т.1, с.131-132])
Зрелые сочинения: отрицательные примеры
(№ 2686). «Разве когда-нибудь или где-нибудь было несправедливо «любить Бога всем сердцем и всей душой и всем разумением, и любить ближнего, как самого себя»? И противоестественные грехи, например, содомский, всегда и везде вызывали отвращение и считались заслуживающими наказания. Если бы все народы предавались ему, то подпали бы осуждению по божественному закону за это преступление, потому что Бог создал людей не для такого общения друг с другом. Тут нарушается общение, которое должно быть у нас с Богом, потому что природа, которой Он создатель, оскверняется извращенной похотью». (Августин. Исповедь III 8 [Августин 1991, с.96])
(№ 2687). «Не гораздо ли лучше и честнее в храме Платона читать его книги, чем в храмах демонов оскоплять галлов, дабы затем их, сделавшихся женоподобными, торжественно посвящать, сумасбродствующих заставлять истязать себя и совершать многое другое или жестокое, или постыдное, или постыдно-жестокое, или жестоко-постыдное, что совершается обыкновенно в храмах таких богов? … Ведь все почитатели таких богов, едва ими овладеет похоть, подправленная, как говорит Персий, жгучим ядом, скорее смотрят на то, что делал Юпитер, чем на то, чему учил Платон или что думал Катон». (Августин. О граде Божием II 7 [Августин 1998, т.3, с.60-61])
(№ 2688). «Варрон не упомянул и не дал объяснения известному Атису, ради воспоминания о любви к которому оскопляются галлы. … Так как внешний вид земли весною прекраснее, чем в остальные времена года, то известный философ Порфирий доказывает, что Атис означает цветы, а потому и представляется оскопленным, что цветы-де опадают перед плодом. Таким образом, сравнивается с цветами не сам человек или псевдо-человек, называемый Атисом, а его половые органы». (Августин. О граде Божием VII 25 [Августин 1998, т.3, с.309])
(№ 2689). «По сравнению с этим позором кажутся малыми и незначительными постыдные дела самого Юпитера: среди любовных связей с женщинами он опозорил небо связью с одним лишь Ганимедом; а эта [Великая Матерь богов] столькими женоподобными людьми, публично признанными, и землю осквернила, и оскорбила небо». (Августин. О граде Божием VII 26 [Августин 1998, т.3, с.310])
(№ 2690). «Иногда спрашивают о представлениях спящих, когда им снится, будто они совокупляются или против своего желания, или даже вопреки дозволенным нравам». (Августин. О книге Бытия XII 15 [Августин 1998, т.2, с.644])
(№ 2691). «…некоторые сочинили о Юпитере, будто он похитил красивейшего мальчика Ганимеда для удовлетворения своей гнусной страсти: мерзость эту учинил царь Тантал, а басня приписала Юпитеру … нельзя и выразить словами, сколько зла накопилось в человеческом сердце, если оно не только могло терпеливо переносить подобную ложь, но даже охотно ей верило…» (Августин. О граде Божием XVIII 13 [Августин 1998, т.4, с.244])
Цитата 1 Кор. 6, 9-10 (Августин. Энхиридион Лаврентию 67 [Августин 1998, т.2, с.44])
(№ 2692). …когда юноши на специальном поле упражнялись в разного рода играх нагими, они покрывали повязками срамные члены, почему и повязанных таким образом простой народ называет campestrati». (Августин. О граде Божием XIV 17 [Августин 1998, т.4, с.36-37])
(№ 2693). «Они «сшили смоковные листья, и сделали себе опоясание [campestria]» [Быт. 3, 7] …
«Этого сопротивления, этой борьбы, этого спора между волей и похотью, хотя бы и оканчивающегося в пользу воли, брак в раю, несомненно, не знал, и «родовое поле», не соверши первые люди греха, так бы осеменял предназначенный для этого снаряд, как ныне осеменяет землю рука селянина. … Прочтет это безо всякой грешной мысли тот, кто не боится читать апостола, когда он порицает бесстыдство тех женщин, которые «заменили естественное употребление противоестественным» [Рим. 1, 26]…» (Августин. О граде Божием XIV 23 [Августин 1998, т.4, с.42-43])
(№ 2694). «Когда после этого обетования Лот был выведен из Содома и сошел с неба огненный дождь, то была обращена в пепел вся та область нечестивого города, в котором бесстыдство среди мужчин настолько вошло в обычай, насколько законы предоставляют обыкновенно свободу иным действиям. И это наказание содомлян было прообразом будущего суда божественного». (Августин. О граде Божием XVI 30 [Августин 1998, т.4, с.155])
О разрушении Содома. (Августин. О граде Божием XXI 8 [Августин 1998, т.4, с.465])
Зрелые сочинения: положительные примеры
(№ 2695). «Кому расскажу, как расскажу о грузе страстей, низвергающем нас в страшную пропасть, о любви, поднимающей Духом Твоим, Который «носился над водами»? Кому расскажу? как расскажу? Тонем и выплываем? Нет в пространстве такого места, где мы тонем и выплываем. Как точно такое сравнение и как оно неточно! Наши настроения, наша любовь, нечистота духа нашего увлекают нас вниз; мы ведь любим свои заботы; но Ты, Святой, поднимаешь нас вверх – мы ведь любим неозабоченность: «Да горе имеем сердца» [sursum corda – литургический возглас], где «Дух Твой носится над водами»; да придем к покою, превосходящему всё, когда переправится «душа наша через воды, лишенные субстанции» [Пс. 123, 5]». (Августин. Исповедь XIII 7 [Августин 1991, с.344])
(№ 2696). «Ныне же тленное тело отягощает душу, и эта земная храмина подавляет многозаботливый ум [Прем. IX 15], так как последняя красота тел разрешается в ряд преемственных явлений. Она потому и есть красота последняя, что не может объять собой всего, а в то время, как одни явления проходят и сменяются другими, они объединяют все временные формы в одну красоту». (Августин. Об истинной религии 21 [Августин 1998, т.1, с.419])
(№ 2697). «…кто любит кого-нибудь, как самого себя, тот должен любить в нем то, что есть он сам для себя. Но тела наши – не то, что мы сами: следовательно, не тело в человеке должно быть предметом искомым и желанным». (Августин. Об истинной религии 46 [Августин 1998, т.1, с.452-453])
(№ 2698). «…демоны имеют знание без любви; и потому-то они так надменны, т.е. горды, что старались присвоить себе божеские почести и религиозное служение, приличные, как им самим известно, только истинному Богу, и делают это доселе, насколько могут и где могут. …
(22) Для добрых ангелов всякое знание телесных и временных вещей, которым кичатся демоны, не имеет значения; это не потому, что они этих вещей не знают, а потому, что им дорога любовь Божия, которой они освящаются. Перед бестелесной, непреложной и невыразимой красотою Бога, святою любовью к Которому они пламенеют, они считают маловажным все, что ниже ее и что не она, в том числе даже и самих себя; так что они, поскольку добры, наслаждаются лишь тем благом, которое делает их добрыми». (Августин. О граде Божием IX 20, 22 [Августин 1998, т.3, с.398-399])
(№ 2699). «Не тот человек по справедливости называется добрым, который знает, что такое добро, а тот, который любит. Да почему мы в себе самих чувствуем, что любим и саму любовь, которою любим то, что доброго мы любим. Есть и любовь, которою мы любим то, чего не следует любить; и эту любовь ненавидит в себе тот, кто ту любит, которая любит, что должно любить. Обе эти любви могут быть в одном человеке, и благо для человека заключается в том, чтобы он развивал в себе то, чем мы хорошо живем, и уничтожал то, чем живем худо, пока не излечится совершенно и не изменится в доброе все, чем мы живем. …
Ибо нечто подобное любви представляет собою удельный вес тел, по которому они или опускаются от тяжести вниз, или по легкости стремятся вверх. Удельный вес так же уносит тело, как любовь уносит душу, куда бы она ни уносилась». (Августин. О граде Божием XI 28 [Августин 1998, т.3, с.502])
См. также важные тексты: о созерцании Бога (Августин. О Троице II 17 (28) [Августин 2004, с.70]); Святой Дух есть Любовь (Августин. О Троице VI 5 (7) [Августин 2004, с.157]), XV 18 (32) [Августин 2004, с.379], 19 (37) [Августин 2004, с.383]).
См. также: «любить – это быть вне себя» (Августин. О Троице XI 5, 9 [Августин 2004, с.249]) и (Августин. Пересмотры II 15, 2 [Августин 2004, с.400]).
Подробное рассуждение о любви содержится в трактате «О Троице» (VIII 6-10 (9-14) и далее вся кн.IX [Августин 2004, с.197-220])
См. также: Фома Аквинский. Сумма теологии, вопросы 20, 37, 60.
Историки V века
(№ 2700). «Лот, вследствие многочисленности дома своего, отделился от дяди, дабы воспользоваться обширными пространствами незанятой еще земли, и осел в Содоме. Этот гнусный город, в котором совокуплялись мужчина с мужчиной, потому и стал, как передают, ненавистен Богу» (Сульпиций Север. Хроника I 5, 3 [Сульпиций 1999, с.11])
(№ 2701). «(6) На границе Аравии и Палестины, где оставшиеся по ту сторону горы переходят в просторные равнины, находились пять городов: Содом, Гоморра, Адама, Себин и Сегор. … (8) Для всей той области, скверно пользовавшейся благами, изобилие богатств стало причиной всех зол. От изобилия проистекла нега, из неги родились сладострастия, настолько гнусные, что мужчины творили постыдство в отношении мужчин, не разбирая при этом ни места, ни времени. (9) И вот, Бог, полный гнева, обрушил на ту землю огонь и серу, и всю область, сожженную вместе с жителями и городами, свидетельницу Своего будущего суда, Он осудил на вечную гибель, (10) так что, хотя и теперь та область существует, однако она представляет собой пепелище». (Орозий I 5, 6.8-10 [Орозий 2004, с.118])
3.2. Авторы конца V-VI веков
Дарет Фригийский
(№ 2702). «(12) Дарет Фригийский, который написал эту историю, утверждает, что он воевал до самого взятия Трои и видел тех, кто описан ниже, во время перемирий, а иногда и участвуя в сражениях…
(13) Ахилл с широкой грудью, изящным ртом, с крупными сильными членами, в шлеме с гребнем, курчавый, милостивый, яростнейший в бою, с веселым лицом, богатый, щедрый, с каштановыми волосами.
Патрокл с красивым телом, голубоглазый, очень сильный, почтительный, надежный, разумный, щедрый» (пер. А.В.Захаровой [Дарет 1997, с.135, 140])
Описание начала военных действий (первый год войны). См. прим.64-67
(№ 2703). «(19) Протесилай спускается на землю, обращает в бегство и убивает врагов. Ему навстречу выходит Гектор, убивает его и расстраивает ряды остальных. Откуда Гектор уходил, там троянцы обращались в бегство. После того, как с обеих сторон произошло большое кровопролитие, подходит Ахилл. Он обращает все войско в бегство и гонит его к Трое. Ночь прерывает сражение. Агамемнон выводит все войско на землю и разбивает лагерь. На следующий день Гектор выводит войско из города и выстраивает его. Агамемнон с громким криком устремляется навстречу. Происходит жестокий и свирепый бой; мужественнейшие воины погибают в первых рядах. Гектор убивает Патрокла и готовится снять с него доспехи. Мерион уносит его тело из схватки, чтобы помешать этому. Гектор преследует Мериона и убивает его. Он хочет снять доспехи также и с Мериона; на помощь приходит Менесфей и ранит Гектора в бедро; но и раненый, тот убивал многие тысячи и продолжал бы обращать ахейцев в бегство, если бы против него не вышел Аякс Теламонов. Когда они сошлись, Гектор узнал в нем своего родственника — ведь тот был сыном Гесионы, сестры Приама. Тогда Гектор приказал унести огонь от кораблей, и оба обменялись между собой дарами и разошлись друзьями.
(20) На следующий день греки просят перемирия. Ахилл оплакивает Патрокла, греки — своих погибших. Агамемнон пышно хоронит Протесилая и заботится о погребении остальных. Ахилл устраивает погребальные игры в честь Патрокла». (пер. А.В.Захаровой [Дарет 1997, с.153-154]).
Примеч.65 А.В.Захаровой [Дарет 1997, с.154]. «дальнейший ход первой битвы — плод воображения Дарета. При переносе смерти Патрокла от руки Гектора в самое начало войны Даретом опускается вся цепь причин, приводящая к этому у Гомера. Убийство Гектором Мериона, также как и рана, нанесенная ему Менесфеем, другим авторам неизвестны.»
Последний год войны. См. прим.106-107.
(№ 2704). «(34) Гекуба, опечаленная тем, что два ее мужественнейших сына, Гектор и Троил, убиты Ахиллом, решилась на по-женски дерзкий поступок, чтобы отомстить за свое горе. Она настойчиво уговаривает и умоляет Александра, чтобы он отомстил за своих братьев, устроил бы Ахиллу засаду и убил его, ни о чем не подозревающего; Ахилл ведь присылал к ней и просил отдать ему в жены Поликсену; она же пошлет передать ему решение Приама, что они заключат между собой мир и освятят его в святилище Аполлона Фимбрейского, которое находится перед воротами; когда Ахилл придет туда для беседы, Александр устроит там ему засаду; Гекубе достаточно, если Александр убьет его. Александр обещал, что он попытается это сделать. Ночью он собирает самых мужественных воинов, размещает их в святилище Аполлона и сообщает условный сигнал. Гекуба посылает вестника к Ахиллу, как было условлено. Обрадованный Ахилл, любя Поликсену, решает на следующий день прийти к храму. Когда назавтра Ахилл вместе с Антилохом, сыном Нестора, приходит в условленное место и входит в храм Аполлона, со всех сторон из засады выбегают люди и бросают дротики; Парис воодушевляет их. Ахилл и Антилох, обернув левую руку хламидой, а правой держа мечи, бросаются на врагов. Ахилл многих убивает. Александр поражает Антилоха и самого Ахилла пронзает многими ударами. Так Ахилл погибает в засаде, тщетно проявляя свое мужество. Александр приказывает выбросить его тело диким зверям и птицам. Гелен просит этого не делать. Тогда Александр приказывает унести тела из святилища и передать аргивянам; приняв тела, они несут их в лагерь. Агамемнон торжественно хоронит их, просит у Приама перемирия для того, чтобы соорудить надгробный памятник Ахиллу, и устраивает погребальные игры». (пер. А.В.Захаровой [Дарет 1997, с.176-177]).
Из «Латинской антологии»
«Тот, чьим отцом был поток, любовался розами мальчик,
И потоки любил тот, чьим отцом был поток.
Видит себя самого, отца увидеть мечтая,
В ясном, зеркальном ручье видит себя самого.
Тот, кто дриадой любим, над этой любовью смеялся,
Честью ее не считал тот, кто дриадой любим.
Замер, дрожит, изумлен, любит, смотрит, горит, вопрошает,
Льнет, упрекает, зовет, замер, дрожит, изумлен.
Кажет он сам, что влюблен, ликом, просьбами, взором, слезами,
Тщетно целуя поток, кажет он сам, что влюблен».
(№ 2705). (Пентадий. Нарцисс, пер. В.Брюсова [Латинская поэзия 1982, с.454])
«Брошен рукою в игре, диск в висок угодил, и, жестокой
Смертью мгновенно сражен, юный погиб Гиацинт.
Но величайшая дружба утешена жребием вечным:
Вечно, в цветке возродясь, Феба пылает любовь».
(№ 2706). (Аноним. Гиацинт, пер. Ю.Ф.Шульца [Латинская поэзия 1982, с.508])
«Сам себя полюбил Нарцисс, а поток ему – сводник.
Если б не было вод, не зажглось тогда бы и пламя».
(№ 2707). (Аноним. Нарцисс, пер. М.Л.Гаспарова [Латинская поэзия 1982, с.508])
«Заколебалась природа, мужчину создать или деву,
И создала тебя, деве подобный юнец».
(№ 2708). (Из стихов, приписываемых Вергилию 5,
пер. М.Л.Гаспарова [Латинская поэзия 1982, с.521])
«Видя свой облик, Нарцисс устремляется к глади зеркальной;
Гибнет один от любви, видя свой облик, Нарцисс»
(№ 2709). (Аноним. Змеиные стихи 2,
пер. Ю.Ф.Шульца [Латинская поэзия 1982, с.525])
Драконций
«[Из речи Венеры Амуру:]
Есть у Алкида, в годах самых нежных, любимейший спутник,
Ярким румянцем украшен и белизною молочной,
В лике его белоснежном пурпурное плавает пламя.
Пусть же, ребенка узрев, все нимфы страстью зажгутся…
…
А, между тем, одолев Эриманфского вепря, тиринфский
С радостью шел Геркулес, с ним вместе прекраснейший мальчик,
Гил, молненосного вепря нагруженный шкурой с зубами;
Пусть он, бессильный, страдал под тяжестью груза такого,
Все же был рад, будто сам приобщился к триумфу героя,
Будто Алкид не один уложил жестокого зверя.
…
А между тем, разъяренный, тиринфский герой мчался мимо,
С криками Гила ища, и берег ему отзывался,
Волны, и горы, и лес повторяли любимого имя.
Только источник молчал, где похищен был Гил…»
(№ 2710). (Драконций. Гил 65-68, 94-99, 141-144 [Драконций 2001, с.163-167])
Прочие
(№ 2711). «Что касается внешней красоты, то она преходяща и более быстротечна, чем весеннее цветение. Если бы, как говорит Аристотель, люди обладали глазами Линкея, то они своим взглядом проникали бы через покровы. И если бы можно было увидеть то, что находится внутри человека, разве не показалось бы безобразным тело Алкивиада, славившегося своей красотой?. Следовательно, то, что человеку кажется прекрасным, вытекает не из его природы, но является следствием слабости взирающих на него глаз». (Боэций. Утешение философией III 7, пер. В.И.Уколовой и М.Н.Цейтлина [Боэций 1990, с.234])
(№ 2712). «[О Содоме; Быт. 19, 24] Горя запретной любовью к легко совратимой плоти, погибли они сразу от пожара и зловония, дабы в наказании своем постигли они, что предали себя вечной смерти ради наслаждения зловонием». (Григорий Великий. Диалоги III 37, пер. М.Е.Грабарь-Пассек и Б.И.Ярхо [Памятники 1998, с.391])
Историки VI века
(№ 2713). «А что же ты, о Маглокун, островной дракон, изгнатель многих из вышеупомянутых тиранов как из царства, так даже из жизни, о новейший суждением, первый во зле, превосходящий многих могуществом и столько же – коварством, великий щедростью, изобильнейший грехом, мощный оружием, но более сильный пагубами души, - глупо суетишься в такой старой черноте преступлений, словно опьяненный вином, выжатым из Содомской лозы?» (Гильда. О погибели Британии 33 [Гильда 2003, с.277-278])
Из текста Гильды ясно следует, что термин «Содомская лоза» ассоциируется у него со всем множеством грехов Маглокуна (Маэлгуна, короля Гвинедда в середине VI в.), а не с каким-то конкретным.
(№ 2714). Вымышленная речь Хродехильды к Хлодвигу: «… имена, которые вы им [богам] дали, принадлежали людям, а не богам … например, сам Юпитер, нечестивейший развратник, осквернитель мужчин, насмешник над родственниками…» (Григорий Турский. История франков II 29 [Григорий 1987, с.49])
(№ 2715).